На его месте я бы сбежала. Да и он небось сбежит. Засядет в баре на весь вечер, чтобы запить это путешествие. В пятницу вечером только в бар и идти.

— Поехали, Гриша. Будем надеяться, что дядя АД нас не бросит, — заявляю жизнерадостно.

Дядя АД!

Как я допустила такое сумасшествие в моей чётко продуманной жизни?

Если прошлая поездка в супермаркет показалась мне странной, то эта была полным беспределом. Возникло подозрение, что люди ходят в магазины, чтобы пообщаться. Как только видят молодых мам с детьми, кидаются на них с расспросами и советами. Чем младше ребёнок, чем труднее избавиться от советчиков. А уж если рядом идёт заботливый мужчина…

Насчёт заботливого не знаю, а вот ошарашенный — это да.

— Как замечательно, что вы ходите в магазин всей семьёй! — похвалила сердобольная старушка.

После минуты неловкого молчания АД буркнул: — Мы стараемся, — и толкнул тележку изо всех сил, чуть не опрокинув Гришу.

Ребёнка щекотали, дразнили и тыкали. С добрыми намерениями, конечно, но тем не менее.

Меня спрашивали про прикорм, советовали смеси, каши и рассказывали про скидки.

Скучающих покупателей привлекало беспомощное выражение наших лиц.

Когда пятая по счёту женщина похвалила мою фигуру, отлично сохранившуюся после родов, я поневоле возгордилась.

— Это не твой ребёнок, — напомнил АД с тихим смехом, и я натянула пальто, чтобы не привлекать внимание.

Гриша расплакался в самый неподходящий момент — когда мы платили за продукты. Я взяла его на руки, пока АД перекладывал еду в пакеты. Усталый и сонный, мальчик тёрся пуговкой носа о мою щёку, вызывая невольную улыбку.

Заплатив, АД толкнул тележку к выходу.

— Чему ты улыбаешься? — удивился он.

— Гриша забавный. Искренний, как и все дети. Рядом с ним я чувствую себя нужной.

— Это временно, — ответил АД, покосившись на ребёнка. — Дети вырастают и плюют на тех, кто их вырастил. Наша самая большая ошибка в том, что мы исходно думаем, что кому-то нужны.

Он сказал это посреди тёмной парковки, покрытой грязной коркой вчерашнего снега. Обрушил на меня горькие слова, невольно обнажая нечто личное, давно и надёжно спрятанное.

Он пожалеет об этом откровении, очень пожалеет.

АД действительно пожалел о сказанном, причём сразу. Попытался размазать значение этих слов и перевести разговор в пустую философию.

— Никто никому не нужен, — сказал он с напускным равнодушием, закрепляя кресло в машине.

— Я бы так не сказала.

— А я бы сказал.

Коварный замысел Жени не сработал. Не знаю, на что она надеялась, но ничего, кроме неудобства, мы с АДом не испытали. Уж точно никакого сближения. Она и сама об этом догадалась, когда мы вернулись обратно. С грустью проследила, как мы разгружаем пакеты и желаем ей спокойной ночи. Покачала головой, прижимая сонного Гришу к груди.

Вернувшись домой, мы молча разложили продукты и разошлись по своим комнатам. АД взял с собой ужин, я — список упражнений. На кухне оставаться не хотелось. В доме АДа больше не было нейтральной зоны, сплошное минное поле.

Я надеялась, что АД придёт ко мне ночью. Бывает же, что проблемы решаются в ночи, когда нет ни желания, ни сил разговаривать. Когда близость растворяет нерешаемое, стирает неуверенность и страх. Моя дверь не заперта, мы в доме вдвоём. Обязательно ли доказывать, что никто никому не нужен?

Давай же, АД, признай, что ты солгал, что я тебе нужна. Не на словах, а на деле. Зайди, не стучась, присядь на кровать и снова поцелуй мои пальцы. Этого достаточно. Я не потребую извинений и обещаний. Откину одеяло и успокою твоих демонов. Не потребую большего.

АД ходил по своей спальне. В пустом доме каждый шум, как признание. Вышел в коридор, постоял. Зашёл обратно. Сквозь тонкие стены до меня доносились ругательства. Грубые. Так и заснула под непонятные шорохи и звуки недовольного мужского голоса. Спала, обнимая надежду, что пробью броню АДа и помогу ему так, как он пытается помочь мне. О большем и не прошу.

* * *

Несмотря на мучительный вечер, к утру решимости не убавилось. Буду играть по правилам АДа, пока наружу не вылезут все его комплексы. Процесс уже пошёл, вчерашнее откровение приоткрыло завесу над его персональным адом, а значит, я на верном пути. Поэтому старательно выбрала одежду: пуговицы, молнии, колготки — всё, как АД прописал. Позавтракав, поднялась наверх и зашла в ванную, чтобы почистить зубы. АД, заспанный и хмурый, остановился в дверях, глядя на меня исподлобья. А ведь можно просто поздороваться, завести приятную беседу, и тогда скрутившая нас спираль расслабится. Отпустит хоть на минуту.

Ладно, пусть смотрит, мне не жалко.

Выдавливаю зубную пасту, закручиваю тюбик одной рукой. Наловчилась. Когда снимут гипс, так и буду пользоваться одной левой, забывая о том, что я — правша.

АД молчит. В пижамных брюках и футболке, помятый, домашний. Язык не поворачивается назвать такого АДом. Скорее, Андрюша.

Наблюдает, как я чищу зубы. Я неловко дёргаю рукой, и тюбик зубной пасты соскальзывает с раковины. АД реагирует с такой скоростью, что его движения кажутся смазанными. Подкидывает тюбик ногой, ловит и кладёт на полку. Под рукавом футболки перекатываются сильные мышцы.

— Не слабо. Только не говори, что у тебя супер-способности. Не похоже, что ты целый день сидишь у компьютерного экрана, — усмехаюсь я, и воображение услужливо подкидывает череду неприятных образов. Я знаю, что АД отвечает за видео наблюдение. Только ли? Что ещё он делает для Седова? Ловкий, сильный, опасный мужчина, не раскрывший ни одного своего секрета. Незнакомец.

АД не любитель разговаривать по утрам, да я и не жду, что он ответит, как нормальный собеседник. Выключив воду, достаю расчёску. Смотрю в зеркало, но моё отражение кажется размытым, потому что всё внимание переключено на АДа. Прислушиваюсь к его дыханию, тянусь к его теплу. Пытаюсь разгадать, о чём он думает.

Он подходит ближе, берёт из здоровой руки расчёску и перекладывает её в правую, больную.

Держу уже нормально, но сил мало. Расчёска выскальзывает и падает на пол.

АД встаёт за моей спиной, вплотную, обнимает больные пальцы своими. Именно обнимает. Поглаживает, потом осторожно смыкает наши пальцы вокруг расчёски.

Мы медленно расчёсываем мои волосы в две руки.

Прикрыв глаза, АД проводит губами по моему затылку. От его дыхания шевелятся волосы, кожа становится чувствительной, и я прикрываю глаза. Из-под ресниц вижу, как он водит кончиком пальца по кудряшкам, дёргает за них и улыбается. Наклонившись, проводит губами по тугой спирали.

Очевиднее некуда: я ему не нужна. Совсем. Доказательств уйма.

Никогда ещё не видела, чтобы человек так яростно боролся с собой. Проигрывает — и тут же снова бросается возводить защиту.

Когда АД отступает к двери, я чуть не падаю. В теле дивная, томная слабость, от которой хочется забраться обратно в постель, причём не одной. АД тихо смеётся себе под нос и включает душ, а я поспешно бегу вниз.

Плюхаюсь на диван, закрываю глаза и заново переживаю нашу близость. Это глубже секса, намного честнее и нежнее.

Что он сказал вчера вечером? Никто никому не нужен? Тьфу. Ничего, я подожду, среди всего прочего АД научил меня терпению.

Что у нас сегодня на повестке дня? Ах да, очередная поездка к врачу. Сегодня суббота, но приём частный, а лечебная гимнастика у меня через день. Всё по расписанию, потому что весь мир живёт в соответствии с приказами АДа. Включая меня.

Раз я приняла решение, так тому и быть: я во всём буду следовать правилам АДа. Пусть моя покорность бросает вызов его демонам.

Достаю лак для ногтей и сажусь к столу. Аккуратно крашу ногти и дую на кончики пальцев, прислушиваясь к шуму наверху.

АД спускается вниз и застаёт меня с ярко красным маникюром. Прогресс налицо — левая рука выглядит почти прилично, хотя бы без клякс. АД не подаёт вида, что заметил. Туго ему живётся, бедняге, без моих истерик. Подсобить, что ли? Покричать для разнообразия? Тогда он сможет со мной поругаться и наглядно доказать, насколько сильно мы друг другу не нужны.

Но я всё равно не поверю.

Дело в том, что АД мне нужен. Очень. Хотя бы на время, пока я прихожу в себя, а дальше… В том, что судьба нас разведёт, я не сомневаюсь, но думать об этом не стану. Мне и сегодняшних проблем хватает.

Пусть борется со своими демонами. АДу хочется, чтобы в нём нуждались, я вижу это в каждом его поступке. Но при этом сам он ни за что не признается, что я тоже ему нужна. Он томится без моих истерик. Если я бунтую и злюсь, тогда и ему легче разозлиться, доказывая, как сильно я ему не нужна. Как основательно мы не подходим друг другу.

Без проблем. Пусть всё будет по его раскладу. Я согласна притвориться, что верю его философии. Никто никому не нужен. Раз ему так легче, пусть тешится.

Но правду не затопчешь. АД мне нужен — и всё. Он жёсткий, опасный, он работает на Седова, но всё это ушло за кадр в тот момент, когда я начала черпать из него силу.

Я выполню его дурацкие приказы и нарушу мои собственные правила. Потому что так бывает — когда человек тебе нужен, сильно, до ноющей тяги в груди, ты меняешься. Вписываешься в него, принимаешь его заскоки и требования. Вырываешь его душу из плена у демонов.

Как говорит мама, ты зовёшь его тараканов к себе в гости.

А он делает то же самое в ответ.

На взаимность я не надеюсь. Но я буду не я, если до того момента, когда мы расстанемся, не помогу АДу найти то, что он ищет. Исчерпать его нужду.

* * *

В этот раз мы едем прямо к врачу. Тот доволен моим прогрессом — объём движений вполне приличный, да и силы прибавилось. Разобравшись со мной, врач хвалит АДа за поддержку. Тот недовольно возражает, спорит, не хочет благодарности. АДу легче, когда его выгоняют. Тогда он вторгается обратно и меняет мою жизнь. А когда хвалят, он мучается, не знает, что с собой делать. Поднявшись, задвигает стул и встаёт у двери. Вот-вот сбежит.