Как будто не было опоздания, унижения и обещанного увольнения. Когда речь идёт о помощи больному, игры прекращаются.

Под коллективный вдох собравшихся, Ярослав Игоревич вытолкнул меня на лестницу.

Он действительно выбрал меня??

Главный сбежал вниз на десятый этаж почти вприпрыжку. Возраст — пятьдесят с хвостиком, но он в потрясающей форме. Носится, как Усэйн Болт (1), и при этом разговаривает, не задыхаясь.

— Значит так, Леонова, слушай сюда! — Один на один Ярослав Игоревич становится совершенно другим человеком. Никаких дурацких сплетен и мучений. — С завтрашнего дня начинаешь новую жизнь. Каждый день встаёшь в пять утра, пробежка как минимум час, интервальные нагрузки. Потом холодный душ, плотный завтрак — и на работу. Поняла? Никаких поблажек и критических дней. Ещё раз опоздаешь — уволю на месте, не посмотрю на характеристики и оценки. Многообещающих специалистов знаешь сколько? Пруд пруди. Хочешь работать у меня — будь лучшей во всём. Вопросы есть?

— Вы меня накажете?

— Ну что за детский сад! — Поморщившись, главный протолкнул меня в свой кабинет, оставив дверь открытой. — Накину тебе пару дежурств для тонуса, но это не главное. Я тебя серьёзно предупредил. У тебя руки хирурга, Леонова. У меня глаз намётанный, и я сразу тебя заприметил. Увидел на собеседовании, как ты бублик ела. Движения такие, словно ты с детства оперировала. И работаешь ты отлично, ни одного лишнего движения. Но ты не особо радуйся и уж точно не расслабляйся. Да, у тебя талант, но другие возьмут старанием и напором. Обскачут тебя в два присеста. Ни одной ошибки, Леонова, поняла меня?

— Да.

— Повтори.

— Ни одной ошибки, Ярослав Игоревич.

Главный включил компьютер и присел в кресло, нетерпеливо постукивая пальцами по столу.

— Хочешь остаться на кафедре?

— Да, — пискнула я. Что за напасть… Великие хирурги не пищат, но радость душила меня, украв голос. Я так надеялась, что Ярослав Игоревич заметит меня и выделит из остальных. — Очень хочу, — пояснила я вдвое громче необходимого, чтобы главный врач уж наверняка расслышал.

Меня распирало от счастья. Что же сегодня за день такой странный? Сначала непонятный мужик в лифте, потом опоздание и скандал, а теперь — такие откровения. Я и не подозревала, что главный врач меня заприметил. Он мне такие разносы устраивает, что хоть на луну вой, а оказывается, видит во мне талант. Ну, дела. Вот так бывает — ешь себе бублик, а кто-то наблюдает и делает выводы. До сегодняшнего дня главный ни разу не выделял меня из толпы. Уж поверьте, я старалась. Ох, как старалась. На его операциях почти не дышала от напряжения. Но, как и остальные, получала от него только насмешки и каверзные вопросы. А во время операций Ярослав Игоревич, казалось, вообще не замечал ординаторов. Зря казалось, всё он знает и замечает.

— Леонова, не зависай! Уже небось примеряешь на себя мою должность? Знал же, что нельзя тебя хвалить, сразу звёздная болезнь началась. О нашем разговоре никому ни слова, поняла? Проболтаешься — уволю без предупреждения. Если остальные узнают, что я собираюсь оставить тебя на кафедре, то перестанут стараться.

— Да я никогда…

— Все вы «никогда», а потом только и делаете, что болтаете. Лучше поговорим об операции. — Недовольно фыркнув, Ярослав Игоревич ткнул пальцем в экран. — Вот, смотри, сагиттальный снимок впечатляет. Молодой мужик попал в аварию. Переломов нет, но тряхнуло основательно. Что видишь?

Я с готовностью разразилась потоком технических деталей. Парню крупно не повезло. Сосудистая аномалия могла бы быть случайной находкой и не вызывать проблем, но из-за травмы началось кровотечение.

— Что будем делать? — Ярослав Игоревич испытующе посмотрел поверх очков.

Я уже видела аномалию перед глазами, чувствовала, как касаюсь её кончиками пальцев. Тыкая в экран, затараторила план операции.

Главный сказал, что у меня — руки хирурга. Нельзя об этом думать, а то запрыгаю от радости.

Заканчиваю тираду и отворачиваюсь, чтобы Ярослав Игоревич не заметил плещущуюся в глазах гордость.

И тут же застываю. Палец прилипает к экрану, замешательство приливает к щекам горячей волной.

Знакомый взгляд. Странно, что я не почувствовала его раньше.

Мужчина из лифта. Ах да, он же вышел на десятом этаже. Стоит, прислонившись к стене, и смотрит прямо на меня. Это отвлекает. Это неуместно и нежелательно.

Интересно, кого он навещает? Жену, не иначе. Между нами метров десять, но взгляд всё равно кажется пристальным. Слишком.

— Что ты думаешь по поводу эмболизации? — спрашивает Ярослав Игоревич. — Объясни поэтапно.

Мужчина делает шаг в направлении кабинета. Другой. Третий. Приближается, и я не могу понять, то ли он собирается со мной заговорить, то ли просто присматривается.

Остановился в трёх метрах от двери, обвёл взглядом кабинет, заметил Ярослава Игоревича, книжные полки, экран компьютера. Снова смотрит на меня. По ногам бегут мурашки, там, где касались его руки.

Нормальные люди так не пялятся. Это неприлично.

Одёргиваю себя. Сейчас не время отвлекаться, особенно на странного незнакомца.

— Что там такое? — ворчит Ярослав Игоревич, поворачиваясь к двери. — Вот же, принесла нелёгкая. Больного ещё не привезли, а больницу наводнили охраной. Я объяснил, что на этаж его привезут через пару дней после операции, не раньше. Так нет же, не слушают. Превратили лечебное заведение в проходной двор, чуть ли не в операционную лезут.

Раздражённо бурча, главный поднялся с места и захлопнул дверь.

Охранник. Наш больной — известный человек, и мужчина из лифта — его охранник. Строгий чёрный костюм, взгляд весом в две тонны, не меньше.

Значит, он осматривал кабинет главного, а не пялился на меня. Я должна обрадоваться, но вместо этого я думаю о том, что мы снова увидимся у постели больного.

Хочу ли я этого?

— Так что там с эмболизацией?

Стоп. Охранник забыт. Приникнув к экрану, я отбросила ненужные мысли.

— Ладно, хватит, не трещи, — усмехнулся главный, выслушав сбивчивый рассказ. — Понял, что ты готова. Надеюсь, что парня скоро привезут, а то и так задержались. — Отвернувшись, Ярослав Игоревич достал из холодильника йогурт. Отлепил плёнку и с аппетитом слизнул с ложки сладкую вишенку.

На половинке круассана долго не продержишься, но мне не до еды. Сам главный врач берёт меня на операцию, да ещё на какую!

Доев йогурт, главный снова посмотрел на меня и достал второй. Сдавив живот ладонями, я заглушила голодное урчание.

— Ты так и не признаешься, что умираешь от голода? — усмехнулся он. — Думаешь, я не видел, как ты пряталась за спинами и доедала булочку своего приятеля?

Протянув мне йогурт и чистую ложку, главный устало помассировал шею.

— Думаешь, я совсем не человек, что ли? Иногда я суров, но с вами по-другому нельзя. Если я не научу, жизнь замучает.

— Вы шшправедливый, — заверила я, заглатывая вишенки целиком.

— Не подлизывайся, Леонова. Всё, хватит болтать, пошли. Парня привезут сразу в операционный блок, там и подождём. Надеюсь, он восстановится, а то районные, пока разобрались, потеряли уйму времени. После аварии он потерял сознание, и они не сразу заметили, что он не двигает ногами. Мы давно его ждём, от охраны проходу нет. Пошли!

Мы не пошли, а побежали, потому что у Ярослава Игоревича есть только одна скорость — сверхчеловеческая.

* * *

Перед входом в операционный блок околачивались четверо мужчин весьма грозного вида. Чёрные костюмы, тяжёлые взгляды. Бахилы на ногах и небрежно наброшенные на плечи халаты. Ну и вид, обхохочешься. Обычно в предоперационную зону родственников не пускают, а тут — малое войско. Они и в операционную тоже все вместе пойдут?

— Привезли? — спросил главный у одного из амбалов, и тот отрицательно покачал головой. Ярослав Игоревич навис над ним, глядя поверх очков. — Вам здесь не место, — проговорил тихо. Главный врач худой, жилистый, зато на голову выше охранника. Тот невысокий, но размером со шкаф.

Борьба взглядов длилась всего пару секунд.

Охранник неторопливо покачал головой, намекая, что уходить не собирается. Ишь ты, неговорливый.

— Это — моя больница, и в ней вы выполняете мои приказы, — сказал Ярослав Игоревич. Вроде голос тихий, но тон такой, что разрежет сталь. — У вас было достаточно времени, чтобы всё проверить. Один охранник может остаться у дверей, остальные — до свидания. Вам здесь не место. Больного повезут сразу в операционную, а потом в реанимацию.

В упор глядя на главного врача, коротышка неохотно отдал приказ.

За этими ребятами забавно наблюдать, как будто в больнице идут съёмки боевика. Амбалы неторопливо меняются местами, осматривают коридор, сестринский пост, переговариваются по рации. Потом трое уходят, а коротышка деловито прогуливается по коридору.

Бормоча ругательства, Ярослав Игоревич отправился проверить операционную, а мне велел заняться историей болезни.

— Кто наш пациент? — спросила я вслед начальственной спине. Явно ведь большая шишка.

— Седов.

Седов? Мне это имя ни о чём не говорит.

«Станислав Седов» — прочитала я на распечатках, взятых у операционной сестры. 37 лет. Автомобильная авария. Аллергия на пенициллин…

— Игоревич позвал тебя ассистировать? — Проходя мимо, младший ординатор хлопнул меня по плечу. — Повезло! Говорят, интересный случай. Удачи, Лера!

— Спасибо!

Поднимаю глаза — и по плечам тут же спускается волна мурашек. Нехороших. Ко мне направляется незнакомец из лифта. Решительно так направляется и смотрит исподлобья. Суровое лицо, чёрный пиджак в руке, уверенная походка. Что-то пробормотав, проходит мимо коротышки-охранника, и тот внимательно оглядывает коридор. Вокруг — никого, и мне это очень не нравится.