Времени оставалось слишком мало, а вопросов слишком много. И рядом не было никого, кто бы помог на них ответить. Лиза осталась наедине с зеркалом и своими страхами.

«Если он не придет, — подумала Лиза, — я больше не буду ходить в школу. Точно не буду».

Она надела короткую черную юбку, которая досталась ей от старшей сестры Сони, красный облегающий свитер и плотные, телесного цвета колготы. Но для того чтобы выглядеть взрослее, этого ей показалось недостаточно, и Лиза подвела глаза и накрасила губы яркой помадой.

«Может, Я слегка перестаралась? — думала она, выливая на себя полфлакона французской туалетной воды. — Да нет, сейчас все так ходят», — отвечала сама себе.

Лиза шла по улице, стараясь проходить мимо зеркальных витрин, чтобы получше себя рассмотреть. Она не стала надевать шапку, чтобы не испортить укладку, и теперь мороз щипал ее беззащитные уши. Короткая юбка была совершенно не видна из-под дубленки, но Лизу это нисколько не смущало. Она чувствовала себя взрослой и современной, а это именно то, что нужно, когда идешь на свидание к своему учителю.

— Эй, здорово! — услышала она резкий голос.

И тут же кто-то уверенно и нагло дернул ее за рукав.

— А, Шустов, это ты, — как можно безразличнее сказала Лиза. — Привет.

Боря Шустов, а это был именно он, стоял напротив Лизы, засунув руки в карманы полупальто. Он тоже был без шапки, и его длинные заснеженные волосы закрывали глаза.

— Куда это мы направляемся? Да еще такие красивые?

Боря был мастером бестактных вопросов, ставящих в тупик нормального человека. Он имел привычку отпускать замечания о внешнем виде других людей, хотя сам был неряшлив и неопрятен. Он был тем человеком, которого Лиза меньше всего хотела встретить, отправляясь на свидание. Особенно на такое свидание.

— Куда ты так вырядилась? — настаивал он. — А?

— Да так, — неопределенно ответила Лиза. — Гуляю…

Ей хотелось, чтобы Боря провалился сквозь землю и оказался где-нибудь в далекой и жаркой Африке.

— Гуляешь? — недоверчиво переспросил он. — А я тоже без дела слоняюсь. Может, будем слоняться вместе?

И, не дожидаясь приглашения, пошел рядом с Лизой.

В эту минуту Лиза ненавидела его, как самого злейшего врага, но себя ненавидела еще больше. «Что же делать? — отчаянно думала она. — Как от него отделаться? Не могу же я сказать, что встречаюсь с Михаилом Юрьевичем. Сказать так — это все равно что повесить объявление в школе: „Я, Елизавета Кукушкина, имела глупость влюбиться в своего учителя“. Какое невезение! Не могу же я прийти на свидание с Борей!»

А Шустов совсем не замечал ее смятения. Он как ни в чем не бывало болтал о том, что он ел на обед и что собирается есть на ужин, о том, как несправедлив к нему Кахобер Иванович, и о том, что его, Борю, никто не понимает.

— А ты? — вдруг спросила Лиза.

— Что я? — не понял он.

— Сам-то ты кого понимаешь?

Боря не на шутку задумался, а потом скорчил недовольную гримасу и пожал плечами.

— Вот в том-то и дело, — сказала Лиза. — Все считают себя непонятыми, а сами…

Они шли молча, и Лиза мечтала о том, чтобы стать невидимой и улизнуть от Бори.

«Но чудес не бывает, — вздохнула она. — По крайней мере, таких. Поэтому придется выкручиваться самой».

— Боря, — строго сказала она, останавливаясь. — Мне нужно сделать одно дело. Ты понимаешь? Личное дело.

— Хорошо, — кивнул Боря, и Лиза облегченно вздохнула.

Но оказалось, что ее радость была преждевременной.

— Я не спешу. Могу прошвырнуться с тобой.

— Это было бы очень хорошо, — Лиза изо всех сил старалась улыбаться, — но только в другой раз. Ты не обидишься, если дальше я пойду одна?

— Ой-ой-ой, какие мы таинственные. — Боря надулся, отчего его лицо стало еще более неприятным. Да иди куда хочешь!

Боря развернулся и пошел прочь, а Лизе стало очень неприятно оттого; что она обидела человека. «Это дурной знак, — подумала она. — Ничего хорошею не выйдет из моего свидания».

6

На часах было без пятнадцати шесть, когда Лиза оказалась около памятника Есенину.

«Как глупо получилось, — думала она, переступая с ноги на ногу, — боялась опоздать, а пришла даже раньше».

Она тревожно оглядывалась по сторонам, но никого из прохожих не был даже отдаленно похож на Михаила. Было уже начало седьмого, и Лиза вдруг испугалась, что он не придет Она представила, как горько ей будет ехать домой в одиночестве, и чуть не заплакала.

«Только бы он пришел, — думала она, до боли сжимая руки. — Только бы он пришел…»

— Лиза, — Михаил Юрьевич появился из-за памятника, — ты давно ждешь?

— Нет, — пролепетала она, не сводя с него восхищенных глаз. — Я только что пришла…

Лиза соврала и тут же пожалела об этом, потому что невооруженным глазом было видно, что она уже давно стоит на месте: у нее покраснел кончик носа и почти не гнулись колени.

— Извини, задержали срочные дела, — сказал Михаил, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Это ничего, я понимаю, — сказала Лиза. Ей было приятно, что он оправдывается перед ней так, как будто их связывают какие-то отношения.

Михаил молчал, разглядывая памятник, как будто пришел на свидание к Есенину, а Лиза не знала, с чего начать. Теперь она жалела, что заранее не придумала несколько фраз, чтобы начать разговор. А сейчас у нее в голове не было даже отдельных слов.

— Я получил твою записку, — сказал Михаил. — Ты бы лучше сама ко мне подошла, а то я ее случайно выронил из кармана, когда доставал перчатки… Получилось бы не очень-то хорошо, если бы ее увидел кто-нибудь посторонний.

— Это точно, — сказала Лиза и улыбнулась.

Она представила, как Тусину записку прочитала бы Людмила Сергеевна и закричала бы: «Это безнравственное отношение к процессу обучения!» Лиза представила, как от возмущения у Кошки очки бы скакали на переносице, и засмеялась.

— Чему ты смеешься? — удивился Михаил и сам невольно заулыбался. — Я сказал что-то смешное?

— Нет! — замотала головой Лиза. — Просто я смешное подумала.

Они опять немного помолчали.

— Ты о чем-то хотела со мной поговорить? — спросил Михаил, когда молчание уже становилось — тягостным.

— Да, наверное, — неуверенно сказала Лиза и после паузы спросила:…— А я что, написала об этом в записке?

Михаил непонимающе посмотрел на Лизу и протянул ей сложенный вчетверо тетрадный листок.

— Ты не помнишь, о чем писала сегодня днем? — осторожно спросил он. — Держи, прочитай.

Лиза развернула листок и увидела несколько фраз, написанных ровными, печатными буквами:

Дорогой Михаил Юрьевич!

Очень прошу вас прийти в шесть часов вечера к памятнику Есенину, потому что мне необходимо с вами поговорить. Буду ждать.

Лиза

Она сложила записку, не смея поднять на него глаз.

«Ай да Туся, — думала она, — и о чем же мне с ним говорить?»

Ей казалось, что ее загнали в угол и у нее нет другого выхода, кроме как рассказать Михаилу о своих чувствах.

— Лиза, — окликнул он ее. — Что с тобой?

— Ничего, — сказала Лиза, поднимая на него глаза, полные слез. — То есть — все. Только то, что я влюбилась… Влюбилась в своего учителя…

Большие соленые слезы покатились из ее глаз. Ей было стыдно, что она призналась ему в любви, было стыдно своих ярко накрашенных губ и короткой юбки.

Михаил почему-то не спешил ее утешать. Он стоял неподвижно и молча смотрел в сторону, как будто ему и дела не было до того, что кто-то так по нему убивается.

— Лиза, — наконец сказал он. — Не надо этого говорить. Не надо даже так думать.

— Только, пожалуйста, не говорите, что у меня вся жизнь впереди и что скоро я полюблю Какого-нибудь мальчика, — всхлипнула Лиза. — И не говорите, что это все мне только кажется…

— Ты просто читаешь мои мысли, — улыбнулся Михаил и осторожно коснулся ее плеча. — Тебе это действительно только кажется. Ты придумала и меня, и свое чувство ко мне. Вот увидишь…

Она не дала ему договорить.

— У меня не такая богатая фантазия, чтобы я могла такое придумать! — Эти слова она сказала так громко, что люди, проходящие мимо, начали оборачиваться на них. — Ничего я не придумала!

— Ну, хорошо, хорошо, — он говорил так, как говорят с неизлечимо больным, — только успокойся…

Внезапно Лизу озарила страшная догадка. Она вытерла слезы тыльной стороной ладони и посмотрела Михаилу прямо в глаза.

— Ага, — с непонятным торжеством сказала она, — значит, это правда!

— Что — правда? — заинтересовался Михаил.

— Значит, ты… то есть вы… Короче, у вас роман с Маргаритой?

Он рассмеялся так громко, добродушно и искренне, что прохожие опять стали оборачиваться на них.

— Ну, во-первых, кому Маргарита, а кому и Маргарита Николаевна, — с притворной строгостью сказал он. — А во-вторых, ты это сама придумала или подсказал кто?

— Сама, — смутилась Лиза. Ей вдруг показалось, что она сказала несусветную глупость. — А разве это не так?

— Конечно, не так, — улыбка все еще не сходила с его лица. — Но то, что ты так думаешь, только подтверждает, что ты еще очень маленькая и очень глупая.

— Я не маленькая, — упрямо сказала Лиза. И глупая только с вами.

Почему-то ей было приятно, что он назвал ее маленькой и глупой. В этом было что-то настоящее и близкое, как будто он погладил ее по голове или крепко обнял.

— А я… Я вам совсем-совсем не нравлюсь? — спросила она, внутренне удивляясь, что задает этот вопрос.

— Ну почему же, очень даже нравишься, — сказал Михаил Юрьевич без улыбки. — Но правила игры таковы, что ты — моя ученица, а я — твой учитель. Понимаешь?