— Между мной и Ваней… — вдруг начала я, собираясь сказать, что между нами ничего нет, но прикусила язык. Какого хрена я оправдываюсь???

— Ваней? — злобно ухмыльнулся Алексей. — Ещё Ванечкой его назови.

Какой смысл оправдываться, если для него я виновата по определению? Виновата во всём.

— Прекрати, Алексей, не придирайся.

— На семейном ужине у вас с Ваней сложились очень дружеские отношения. Зашибись, какие дружеские, — процедил он.

— Знал бы ты…

Спокойно, Ника. Не истерить, не злиться и уж точно не жаловаться Алексею на Ивана. Если захочет, Данила сам ему скажет. Нет ни малейшего шанса, что Алексей Резник станет на мою сторону, а я не собираюсь оправдываться. Да и не смогу, я должна была сразу догадаться, что меня обнимает чужой мужчина.

Откашлялась, проглатывая обиду.

— Знал бы я что? — прищурился Алексей. — Что посторонние мужчины постоянно флиртуют с тобой и расцеловывают тебе руки?

Да пошёл он…

— Отвали, Алексей. Знал бы ты, как вы мне надоели! — На меня навалилась тяжесть, серая, как туман, и совершенно неподъёмная. Подойдя к входной двери, я надела сапоги. — Поехали!

— Куда?

— В больницу. У меня та же группа крови, что у Данилы и твоей матери. Я хочу помочь.

— Уверена? — спросил Алексей после заминки.

Натянув пальто, я прошла мимо него, толкнув плечом.

— Давай посидим, выпьем чайку и покалякаем на эту занятную тему. А то давно мы с тобой не болтали, всё-таки одноклассники. — Дождавшись, когда Алексей выйдет из квартиры, с силой захлопнула дверь. От распиравшего меня гнева дрожали руки, и я не могла попасть ключом в замок. — Что нового в твоей спортивной жизни, Лёш? — спросила язвительно. — Медали? Кубки? Почётные грамоты?

Оттеснив меня в сторону, Алексей забрал ключи и запер дверь.

Он спокойно дожидался лифта, а я побежала вниз по лестнице, прыгая через ступени. Я зла на них всех, на идиотскую немыслимую ситуацию, а особенно на себя саму. На бардак в моей голове — похуже, чем в машине Алексея.


— Пока не пристегнёшься, не поеду, — сказал он, глядя на моё скукоженное тело на пассажирском сидении. Меня скрутило в комок, гневный и обиженный. Почему я чувствую себя виноватой в исчезновении Данилы? Он должен был остаться с матерью в больнице, а не сбегать неизвестно куда. Кстати, где он ночевал?

Заболела голова, сильно, до тошноты.

— Ника, послушай, можно я задам нескромный вопрос?

— Э? Что?

Я так старательно себя накручивала, что забыла о присутствии Алексея.

— Только без обид, ладно? Я всегда говорю, как есть.

Мысленно покрутила пальцем у виска. У меня не осталось места для новых обид, всё занято.

— Спрашивай.

— Что за жуть висит у тебя над столом?

— Какая жуть… а… ты про картину?

— Если так можно выразиться.

Я заржала. Не засмеялась женственным мелодичным смехом, а заржала, как конь. Взбесившийся.

— Чтоо-оо… что-о… тебе в ней не нравится? — я задыхалась от смеха. Вот тебе и Алексей Резник. Ни разу не творческий человек, а сразу почувствовал подвох.

Он пожал плечами.

— Не знаю. Просто… — Алексей затих, следя за дорогой.

— Что просто? — настояла я.

— Жуть.

— Слово истинного ценителя!

Согнувшись на сидении, я хохотала до слёз. Ничего настолько смешного в его словах не было, но из меня словно выпустили гнев и раздражение. Я чувствовала себя очищенной и приятно опустошённой.

— Спасибо, Лёша. Ты очень меня порадовал.

— Понять бы, чем, — хмыкнул он.

— Это портрет Данилы. — Алексей глянул на меня с искренним недоумением и покачал головой, не веря, что я говорю правду. Похоже, он не любитель абстрактного искусства. — Кстати, позавчера твой брат назвал портрет выразительным.

— А это комплимент? — Алексей с сомнением покосился на меня.

— Знаешь, а ты прав. Не факт, что ему понравилось.

— Данила сказал бы, если не понравилось…

— Это были слова Ивана.

Ох.

Мне лучше молчать в присутствии Алексея. Каждым новым словом я ухудшаю мою и так отрицательную репутацию.

Алексей с силой сжал руль. Теперь он знает, что Иван был в моей квартире. Он представляет себе… а, плевать!

Невелика потеря.

Мы ехали молча. А ведь несколько секунд назад казалось, что застрявшая между нами туча приподнялась, и мы общались, как нормальные люди. Но нет, ничего не изменилось. Моё клеймо горит как никогда ярко.


— Иван был у тебя дома? — спросил Алексей, когда мы подъехали к больнице. Неужели он думал об этом всю дорогу?

— Да, Иван был у меня дома, — ответила раздражённо. — Как, впрочем, и ты.

Оправдываться не стану. Плевать, пусть думает, что хочет.

Я выскочила из машины на ходу. Алексей что-то крикнул вслед, но я не слушала. Либо он поехал парковать машину, либо домой, не имеет значения.


— Я здесь, чтобы сдать кровь для Анны Степановны Резник. Вот номер её палаты, а вот мои документы.

Переговорив по телефону, дородная дама в униформе помахала наманикюренной рукой, показывая направление.

Я ждала, устроившись в потёртом кресле. Сидела с закрытыми глазами и ни о чём не думала. Когда открыла их, увидела сидящего напротив Алексея.

— На отделении работает мой приятель, — сказал он, но я не ответила.

Через какое-то время к нам подошёл молодой врач. По рукопожатию очевидно, что они с Алексеем хорошо знакомы.

— Нашли? — спросил врач, и Алексей покачал головой и показал на меня.

Вместо Данилы нашли меня.

— Кем вы приходитесь больной? — поинтересовался врач.

— Будущей невесткой.

Я протянула паспорт, не подтверждающий совершенно ничего. Ни мою невиновность, ни статус невесты, ни то, что моя кровь поможет будущей свекрови.

— Значит, никем. В смысле родства.

— Никем, но у меня та же группа крови.

Покачав головой, врач присел рядом.

— Спасибо, что пришли, но кровь нам не нужна. Больная ищет сына и…

Врач посмотрел на Алексея.

— Мать довела себя до истерики, — бесстрастно продолжил тот.

— К сожалению, мы не знаем, где он, — ответила, глядя в пол.

Защитное групповое «мы».

Постучав пальцами по скамье, врач прищурился и повернулся к Алексею:

— К сожалению, мне нечем вас порадовать. Анна Степановна убеждена, что с Данилой случилось что-то плохое. И сама извелась, и персонал измучила. Физически она в порядке, а вот психологически — в плохом состоянии. Не хотелось бы продолжать успокоительное. Час назад, никого не предупредив, позвонила в полицию. Вы об этом знали? — Мы с Алексеем синхронно покачали головами. — Найдите своего жениха, Вероника Сергеевна, — закончил врач.

Оба мужчины посмотрели на меня.

— Я… не знаю, где он. Простите. Мы все его ищем. Вчера мы с Данилой… эээ… поругались, но к Анне Степановне это не имеет никакого отношения, поэтому я уверена, что он скоро вернётся. А пока возьмите мою кровь на всякий случай. Про запас.


Врач отбарабанил на скамье длинную мелодию, поразмыслил, потом присмотрелся ко мне проницательным взглядом.

— Если вам хочется сдать кровь, для этого есть специальная станция. Там вам объяснят про подготовку и процедуру. В городе дефицит, так что в любом случае ваша кровь будет кстати. Но раз вы здесь, зайдите к Анне Степановне и постарайтесь успокоить её насчёт Данилы.

О-о-очень плохая идея. Очень. О чём я и не преминула сказать врачу.

Алексей молчал.

— Вы, Вероника Сергеевна, выглядите совершенно спокойной и не волнуетесь, что с женихом что-то случилось, — продолжил врач. — Если Анна Степановна увидит, что невеста её сына не встревожена, ей станет легче. Она доводит себя до истерического состояния, да и всё отделение на ноги подняла.

Врач посмотрел на меня. Выжидающе.

Я посмотрела на Алексея. Умоляюще.

— У брата Данилы это получится намного лучше, чем у меня, — пробормотала, показывая на Алексея.

Число осуждающих меня людей растёт на глазах. Вот и врач нахмурился, недовольный моей трусостью.

Алексей никак не выказал эмоции, только сказал:

— Я уже пробовал сегодня утром. Безуспешно.

— Только не говори, что ты всерьёз веришь, что у меня получится! — возмутилась я.

Алексей изогнул бровь.

Врач изогнул бровь.

Как оригинально!

— Без проблем! Иду! Навещаю! Только потом не говорите, что я не предупреждала! — бурчала я себе под нос, направляясь в палату. Алексей остался в фойе.


Анна Степановна попыталась приподняться на постели, и её взгляд тут же кинулся мне за спину в поисках Данилы. Увидев закрывшуюся дверь, она поджала губы.

— Где мой сын??

— Анна Степановна! — я застыла у её постели в полуприседе. На корточках слишком низко, стоя слишком высоко. Не спрашивайте, какого чёрта я приняла эту самую неудобную в мире позу.

Выглядела Анна Степановна на удивление хорошо, даже волосы уложены. Только красные пятна на щеках и блестящие припухшие глаза выдавали её состояние.

— Ника, где мой сын?

— Анна Степановна, Данила так радовался, что вас перевели в обычную палату. Пожалуйста, не нервничайте!

— Где мой сын???

Если сейчас спрошу, какой из сыновей, она влепит мне пощёчину.

— Данила вернулся безумно уставший, что-то говорил о запущенных делах. Вам стало лучше, вот он и…

— Когда ты видела его в последний раз?

Как ни смотри, но экран больничного монитора не подскажет ответ.

— Вчера.

— До или после того, как вы поругались?

Она знает о нашей ссоре. Как же это скверно!

Ох, Данила, зачем ты рассказал об этом матери? Ты не прав, иногда откровенность — это опасно. Ты очень, очень плохой сын.