— Кровь ей сейчас не нужна, но тебе было назначено, и она узнала, что ты не явился на станцию. И к ней тоже не зашёл. Физически она в порядке, но очень волнуется. Позвони ей. Где твой телефон?

— Не знаю. — Смотрит на меня больным взглядом, пошатываясь от усталости. — Ника…

— Ты пил?

— Нет.

— Я сделаю тебе кофе, а ты позвони маме и прими душ, чтобы проснуться. На твоей шее грязь, и на руках тоже. Потом вызовем такси, как раз успеешь ко времени посещения.

— Ника, я идиот.

— Да.

— Понимаешь, мы с Ваней всегда соперничали…

— Не надо. Не сейчас, Дань. Прими душ и поезжай в больницу. Потом мы с тобой поговорим.

Соперничали?? Они с Иваном соперничали? Бегать наперегонки, подтасовывать карты, сравнивать оценки — это, я понимаю, соперничество. А лапать чужих невест — это…

Бред.


Пока я возилась на кухне, Данила разговаривал по телефону. Я не особо прислушивалась, да и чайник у меня неудачный, электрический. От него такой шум, словно ракета взлетает, ничего другого не слышно. Судя по всему, Данила звонил их с Лёшей приятелю-врачу.

Закончив, он пододвинул табурет и сел рядом.

— Ты сказала, что хочешь со мной поговорить.

— Сейчас не время.

— Ты права, сейчас не время. Надо было поговорить позавчера, но я идиот.

Он, может, и идиот, но я слишком измучена событиями дня, чтобы снова, в который раз защищаться от обвинений, которые, несомненно, последуют. Я хочу, чтобы Данила ушёл. Чтобы все они исчезли из моей жизни.

— Прими душ, Данила, потом поговорим.

Внутри неприятно тянуло в ожидании разговора. Наше прошлое счастье болезненно сжалось, как пружина, и отказывалось вытягиваться в полный рост. Кому нужна правда, если наши отношения уже никогда не станут прежними?

Знать бы, какой будет его реакция. Смогу ли я простить Данилу, если он обнимет меня, защитит, извинится, признает мою полную и абсолютную невиновность?

— Готова? — спросил он, вернувшись через несколько минут. В тёмных волосах блестели капли воды.

— Нет, но поговорить надо.

Я хотела, чтобы Данила выслушал меня до конца, чтобы не сорвался с места. Поэтому начала с обещания, что нас с Иваном не связывает ничего личного. Данила кивнул, и я приняла это за хороший знак. Вдохнув поглубже, для смелости, рассказала о случившемся на лестнице. Было непросто, но я не утаила деталей, не смягчила, не срезала углы.

Я не боялась осуждения, потому что знала, что его не избежать. Пусть Данила знает правду о брате, а к остальному я готова и сумею постоять за себя.

Я ни в чём не виновата.

Данила сидел с закрытыми глазами, руки сжаты в замок на коленях.

— Я хотела сказать правду в ту же минуту, на лестнице, но не смогла. Твоя мать побледнела и схватилась за сердце, и я испугалась скандала. Было очень тяжело, но я решила не расстраивать вас перед операцией. Ждала, когда пройдёт критический период.

— Критический период, — повторил Данила, не поднимая головы.

— Сначала я подозревала обоих братьев, но потом рассчитала рост и поговорила с Иваном. Для этого я с ним и встречалась. Только для этого.

Данила медленно поднял взгляд. Его глаза ничего не выражали, почти потеряли цвет. Впалые щёки выделялись сильнее, чем при нашей последней встрече. Он выглядел чужим и больным.

— Иван разозлился. Сказал, что я драматизирую, что он не сделал ничего предосудительного, — продолжила я, наблюдая за реакцией Данилы. Он остался бесстрастным.

— Что сказал Алексей?

— Он об этом не знает.

Данила медленно поднялся с табурета и подошёл ко мне вплотную. От его взгляда хотелось выть. Чашка выпала из моей руки и со звоном приземлилась на пол. Не разбилась.

Я ожидала обвинения и злобу, но оказалась не готова к неживому взгляду и к нечеловеческому бешенству в гримасе жениха.

— Даня, прошу тебя, не поступай необдуманно. Не рискуй, подумай о здоровье матери. Случившееся не изменить, давай подведём подо всем черту. Лучше поговорим о твоём недоверии, оно оскорбительно.

Мой голос звучал уверенно и спокойно, но Данила меня не слушал.

— Где он тебя касался? — глухо спросил он. — Здесь? Здесь? А здесь? — щурясь, он шарил руками по моему телу.

— Данила, перестань! Не заводи себя! Ты и так еле живой, а теперь…

Я знала, что он разозлится. Но, глядя в невидящие глаза, испугалась. Слепящая ярость толкает людей на жуткие поступки и на преступную неосторожность.

— Отвечай на мой вопрос! — перебил он. Смотрел мимо меня, глаза потеряли фокус и наполнились мраком.

— Не смей, Данила! Я не виновата. Я думала, что это ты.

— Думала? Думала?! — закричал он. — Где он тебя касался?!

В углу его рта скопилась слюна, губы дрожали. Наверное, так выглядит бешенство.

— Везде, — ответила, глядя ему в глаза.

Медленно, полушагами он развернулся и подобрал с пола куртку.

— Скажи, Ника, тебе понравилось?

— Прекрати!

— Тебе понравилось? — прогрохотал он, напрягаясь до багровых пятен на скулах.

Вызывающе смотрю на него и молчу.

Не отвечаю.

Я не заслужила такого отношения. Пусть уходит. Навсегда.

Данила медленно идёт к двери. Останавливается и, обернувшись, улыбается пугающим оскалом. От его взгляда на затылке шевелятся волосы.

Не закрывая дверь, он срывается с места и несётся вниз по лестнице.

Я держу себя в руках, но мне страшно. До жути.

В ушах звучит эхо злого, ненавидящего голоса. Это не Данила. Это не может быть Данила, которого я… что? Не помню.

Всё, Ника, забыть. Закрыть дверь и забыть.

Достаю телефон и набираю сообщение Алексею.

«Данила вернулся и позвонил маме»

На этом — всё, я снимаю с себя всякую ответственность. Я спокойна.

Прикрываю глаза и постукиваю пальцем по номеру. Перед глазами всё ещё стоит невидящий взгляд Данилы. Я не знаю, куда он побежал и с какими намерениями. Даже если бы я попыталась его удержать, он бы вырвался. Он безумен. Это не Данила.

Нервничаю. Во мне нет ни капли спокойствия.

«Данила не сделает ничего плохого», — повторяю снова и снова.

Если кто-то и сможет разнять дерущихся братьев, то это Алексей.

«Я ни в чём не виновата», — заверяю себя. Но продолжаю касаться номера Алексея кончиком пальца, ощущая невидимую защиту. Гарантию безопасности.

Тело всё ещё гудит, остывая после неприятной сцены. Мне страшно. Зачем я сказала ему правду? Какая, к чёрту, разница? Почему не догадалась, какой острой будет его реакция?

Минуту спустя получаю сразу два сообщения. Одно — «спасибо» от Алексея. Второе — напоминание из магазина, что мой заказ готов. О картине думать не могу. Не сейчас.

Мною овладевает паника, поднимается до горла, затапливает так внезапно, что я задыхаюсь. Перед глазами жуткие картины — один брат душит другого, кровь, разбитое лицо Ивана. Раз уж я решила избегать братьев, то зачем полезла к Даниле с правдой?

Я порываюсь бежать, не зная, куда. Надо действовать, предотвратить беду, повлиять на Данилу.

Алексей.

Только Алексей сможет разрулить эту ситуацию.

Нагрубила ему, попрощалась, а теперь обращаюсь за помощью.

Позвоню ему и попрошу помочь братьям… Руки трясутся так сильно, что роняю телефон на пол.

Стоп. Прийти в себя. Нажимаю на кнопку и тут же сбрасываю. Не хочу, чтобы голос дрожал. Не собираюсь признавать свою слабость. Я сильная, я со всем справлюсь. Беда в том, что я расслабилась с Данилой и не ожидала беды. Подвоха. Тёмной стороны жениха.

Дрожащие пальцы зависли над экраном. Пытаюсь набрать сообщение, чтобы передать остроту ситуации, но мысли путаются. Перед глазами Данила, смыкающий ладони на горле брата.

Это не мужчина, которого я знаю. Это зверь, слепой и страшный.

От волнения кружится голова.

Я справлюсь.

Задерживаю дыхание и печатаю сообщение Алексею. Он должен осознать серьёзность ситуации, срочно найти братьев и во всём разобраться. А я выбываю из игры. Навсегда.

Быстро тыкаю пальцами в экран. Пропускаю знаки препинания, пишу одним большим безграмотным криком о помощи. Рублю фразы.

Выдыхаю.

Послание длиной в один вдох.

Отправляю.

Теперь я могу дышать. Паника стекает по моим плечам талой водой. Я таки довела себя до истерики.

Я пишу Алексею, потому что мне страшно. У меня есть родители и друзья, но с этим «страшно» обратиться не к кому. Знакомые попытаются разобраться в ситуации, обсудить, проговорить варианты поведения. А я не хочу ничего объяснять, не собираюсь и дальше плескаться в этом кошмаре. Мне нужен человек, который не станет со мной разговаривать. Вообще. Человек, который даже не попытается стать на мою сторону, и мне на это наплевать. Который разрулит ситуацию не в мою пользу, но снимет её с моей совести. Заставит мой страх исчезнуть.

И тогда я смогу выползти на свет и зализать раны.


Телефон зазвонил секунд через десять, не больше.

— Выключи электроприборы и плиту, закрой окна и жди в соседнем подъезде. Одетая. Прихвати самое нужное на пару дней.

— Лёша, ты что…

— Нет, Ника, ТЫ что. Чего ты ожидала, посылая такое сообщение?

— Что ты разберёшься с братьями, а не со мной!

— Я буду через двадцать минут. Делай, как я сказал.

Алексей отключился.

Ай да я.

Та самая ситуация, когда понимаешь, что перегнула палку, причём не в ту сторону. Заставляю себя перечитать отправленное Алексею сообщение.


«Д взбесился из-за нас с И. Поехал в больницу но боюсь найдёт И, он вне себя. Найди их пжста и разберись пока не поздно»


Что тут непонятного? При чём тут я? Хотела озадачить Алексея, чтобы тот сразу начал действовать, и у меня получилось, только не в том направлении. Я надеялась, что он бросится разнимать братьев, а не приедет ко мне.