— Данила! Послушай меня! Тебе нужна помощь!

Он не отозвался, продолжая петь.

Бегу к ящику, где хранятся старые картины, и нахожу среди них «Секрет», мою школьную работу. Ставлю перед Данилой, загораживая другую картину.

— Дань, ты был прав: я действительно хранила «Секрет» все эти годы. Пожалуйста, очнись и выслушай меня.

Осторожно приблизившись, я взяла жениха за руку. Ледяную, неживую.

Он медленно перевёл на меня больной взгляд.

— Ты плохо выглядишь, Ника. Бледная. Почему? — его голос прозвучал отстранённо и спокойно.

— Мне страшно, Дань.

Он отложил гитару в сторону.

— Хорошо, Ника, — Данила оскалился в попытке улыбнуться и погладил большим пальцем моё запястье. — Я выслушаю тебя, если ты скажешь правду. — Поднявшись, он отодвинул «Секрет», показывая на фигуры на лестнице. — Скажи, Ника, тебе понравилось?

Опять он об этом.

— Да. Мне понравилось, потому что я думала, что со мной был ты.

— Тебе понравилось. Точка.

— Я думала, что это ты.

— Посмотри на свою работу, Ника. Посмотри внимательно. Это не я, и ты об этом знаешь.

— Когда я писала эту картину, то думала, что обидчик — Алексей! Не будем об этом больше, прошу тебя. Это уже не имеет значения.

Осторожно погладила его ледяную руку, и Данила немного расслабился. Каждая мышца в моём теле дрожала от напряжения. Казалось, я держу за лапу дикого зверя. Прошлое отступило, осталось только желание помочь человеку, с которым я однажды собиралась связать своё будущее. Его разум заклинило на ревности, и это ненормально. Даниле плохо, хуже, чем мне.

— Я хочу тебе помочь, Дань. Ты не в себе, почему бы не поговорить с психологом? Как только придёшь в себя, увидишь всё в другом свете. Тебе станет лучше, вот увидишь.

Я постаралась улыбнуться, но получилось плохо.

Зато у Данилы вышла почти искренняя улыбка. Он погладил меня по щеке и прошептал.

— Сочувствие, да, Ника? Ты сочувствуешь мне?

— Я просто хочу…

Данила набросился на меня с такой свирепой внезапностью, что я не успела воспротивиться. Ширма спасовала под нашим напором, и, повалив её, мы упали на кровать. Я, беспомощно размахивая руками, он, вцепившись в мои рёбра.

Давясь собственным дыханием, я хрипела от удара о кровать. Только не насилие, не Данила, он не сможет. Вцепилась в его плечи, выкрикивая то «Прекрати!», то «Опомнись!», и плакала.

Его глаза светились.

Нависнув надо мной, Данила замер на долгие десятки секунд. На время, измеряемое возможностью насилия.

Улыбнулся и снова спросил:

— Страшно?

Не дожидаясь ответа, откатился в сторону, брезгливо отряхнул руки и вернулся на место напротив картины.

А я побежала.

Шок спас меня от боли. Если бы сняла пальто, без ушибов не обошлось бы. А так остались только разбитое доверие и синюшные следы моей попытки объясниться. В очередной раз.

Вылетела на лестницу, захлопнув дверь, и тут меня схватили за шиворот и вздёрнули, как котёнка. Я и взвизгнула соответственно, схватившись за ушибленные рёбра.

Алексей. Вовремя приехал!

За его спиной захлопнулся лифт.

Как удачно я выбрала пять минут, чтобы заехать домой!

Отреагировав на болезненную гримасу, Алексей отпустил меня и осмотрел цепким взглядом. Я положила ладонь на ноющие рёбра. Пытаясь отдышаться, кивнула в сторону лестницы в надежде, что он отпустит меня без вопросов. Не тут-то было.

Положив руку поверх моей, Алексей вопросительно поднял брови.

— Что он тебе сделал?

Голос Алексея был на пару тонов ниже обычного. Густой, насыщенный угрозой и неприязнью.

— Ничего.

Аккуратно отвела руку Алексея в сторону и шагнула в сторону лестницы.

Алексей сделал едва заметное движение, лёгкий наклон в сторону, и меня тут же пригвоздило к полу исходящим от него предупреждением.

— Я смог дозвониться до Данилы только полчаса назад, узнал, что он в твоей квартире, и сразу приехал. До этого новостей не было, поэтому я тебе не ответил.

— Мог бы хоть написать… — махнула рукой, не договаривая. Алексей не обязан передо мной отчитываться, и я перед ним тоже. — Я не знала, что Данила здесь.

— Почему ты вернулась домой?

— За… — Придумать бы что-то уважительное, но, как назло, ничего не приходит на ум. — Ты мне не запрещал.

Рядом с Алексеем Резником я веду себя, как малолетка.

— Я думал, это само собой разумеется, что ты не сунешься в свою квартиру. Зачем ты поехала домой?

— За красками.

Густые брови сошлись на переносице и дрогнули. Алексей переваривал услышанное, и оно ему более, чем не нравилось.

— Ещё за карандашами. И за бумагой.

Мне никак не замолчать. Рядом с третьим Резником я теряю остатки адекватности. А ведь хочется толкнуть Алексея в грудь и заставить выслушать всю историю от начала и до конца. Вот прямо сейчас хочется, чтобы именно он стал на мою сторону. Вместо этого я продолжаю перечислять канцелярские принадлежности.

— И где они, твои краски и карандаши? — поинтересовался Алексей. Мои слова подожгли его терпение, как открытый огонь — топливо.

Логичный вопрос. Мои руки пусты, карманы тоже.

— Я пойду, Лёша, а ты разберись с братом. Он не в себе.

— Что он тебе сделал? — снова спросил он, сжимая кулаки. Клянусь, ещё минута, и он всадит кулак в стену, и мне придётся делать ремонт на лестничной площадке.

С трудом беру себя в руки.

— Данила повёрнут на ревности.

— Только на ревности? — напряжённо спросил он.

— Не знаю и знать не хочу.

— Стой здесь! — приказал он, прислонив меня к стене, как складной мольберт. — Я вернусь через несколько минут, и мы во всём разберёмся.

Я осталась стоять там, где меня поставили, таков уж эффект этого индивида. Зайдя в квартиру, Алексей захлопнул за собой дверь. Резкий звук пробудил меня от гипноза, но уходить не хотелось. Стать бы незаметной, как муха на стене, чтобы подслушать, какие отношения связывают братьев на самом деле.

— Нет! — раздался бешеный крик Данилы у самой двери. — Пусти меня! Ты мне обещал! Ты ещё в школе клялся, что никогда этого не сделаешь! Я только тебе и могу верить!

— Это ты мне обещал! — заорал в ответ Алексей и тут же приглушил голос. Хотя разговор и шёл на повышенных тонах, я не могла разобрать ни слова, кроме отдельных ругательств.

— Мать в больнице, а ты замутил херню! — вдруг заорал Алексей.

— Это не я, а Иван… — завопил Данила.

— Иван уже извинился. Он идиот, но здесь ничего нового. Теперь твоя очередь. Либо говори, либо я выбью из тебя правду.

— Мне нечего сказать! Клянусь, нечего! Я ничего не замутил! Разбирайся с Иваном, а не со мной!

Вцепившись в обивку входной двери, я не дышала.

— Я люблю её! — заорал Данила, и от этого крика внутренности сжались в клубок.

— Ни хрена ты её не любишь!

Становится подозрительно тихо, а потом мой мир взрывают глухие удары и животные крики.

Рефлекторно поворачиваю дверную ручку, но тут из квартиры доносится яростный крик:

— Пошла вон!! Вон!!

Это голос Данилы.

Он выгоняет меня из моей собственной квартиры??

— А давай наоборот? — крикнула я и собиралась продолжить, выгоняя их обоих, но раздался вскрик Данилы, и дверь открылась.

Алексей выглядел так спокойно, словно они с братом распивали кофе, а не молотили друг друга в моей прихожей.

— Ника, — сказал он светским тоном. — Я просил тебя подождать.

Он ждал моего ответа, но я молчала. Не знаю, кто из братьев раздражает меня сильнее. Возможно, что Алексей с его неестественным спокойствием и командным тоном.

— А теперь прошу подождать и не вмешиваться, — продолжил он и захлопнул дверь.

Развернувшись, я побежала вниз по лестнице. Отвоёвывать мою квартиру расхотелось, всё равно не смогу в ней сейчас находиться, не после сцены с Данилой. Прыгаю через ступени, ругаясь от души. Поскользнувшись около парадной, падаю в остатки весеннего снега, но отряхиваться нет времени. Я спешу. Шесть остановок метро испытывают терпение. Пассажиры топчутся на месте, загораживают двери. Хочется затащить их внутрь вагона, чтобы поезд скорее двинулся дальше, увеличивая расстояние между мною и мужчиной, который ещё так недавно был моим счастьем. И его братом, который не вызывает во мне ничего, кроме раздражения. И вдохновения, но это так, случайность.

Я спешу в квартиру Дога, в темноту и безопасность чужого мира. Ненадолго, только забрать вещи и оставить ключи, а потом — к родителям. У них я смогу отвлечься и прийти в себя.

Достаточно с меня этой истории, пусть братья разбираются сами.


Влетела в моё временное логово из стекла и металла и, скинув сапоги, побежала в спальню. Пальто снимать не стала, не до этого, хочу бежать как можно скорее. Кое как собрала вещи и сняла постельное бельё. Хозяин не виноват, что мы все посходили с ума.

Побежала в ванную за косметичкой и застыла, в ужасе глядя в конец коридора.

На кухне горит свет. Всего лишь желтоватая полоска под дверью, но её не было, когда я вошла в квартиру. Я двинулась к ней, медленно, приглушая шаги, придерживаясь за стену. Как идут в фильме ужасов навстречу своей смерти.


Алексей стоял у раковины, глядя на свой кофейный портрет. Почему я не услышала, как он зашёл в квартиру?

Потому что я не заперла дверь. Собиралась бежать отсюда как можно скорее, вот и не заперла. А он приехал на машине, поэтому быстро.

Увидев меня, Алексей сжал губы в тонкую линию. Охватил всю меня одним взглядом, словно просматривая запись моих приключений. Снег растаял, но на пальто остались мокрые следы во всю длину. Покрасневшее от бега лицо, выбившиеся из хвоста волосы, испуганный взгляд, — Алексею это не понравилось. Ему ничего во мне не нравилось.