Нет, Ника, нет. Ни за что. Не слушай, иначе его тёмная, страшная сторона снова засосёт тебя.

— Не приходи больше.

— Хорошо, — он снова улыбнулся. — Я зашёл проверить, что ты в порядке, и попрощаться. Меня мучает чувство, что между нами не поставлена точка, понимаешь?

— Эта точка поставлена.

Я снова лгу. Точка не поставлена, потому что мне хочется накричать на Данилу и спустить его с лестницы.

Данила провёл ладонью по перилам. Он похудел, плечи выглядели напряжёнными и сгорбленными.

— Два месяца с тобой были особым периодом в моей жизни, — тихо проговорил он. — Я бы хотел рассказать тебе об этом. Понимаешь? После происшествия в доме моей матери ты выплеснула эмоции на холст, вот и я хочу рассказать тебе… — Он резко выдохнул и склонился к перилам.

Ну уж нет. Никакой задушевной болтовни.

Но я не успела выдать очередной отказ, как Данила продолжил.

— Я понимаю, что ты не захочешь со мной разговаривать и встречаться, но я могу рассказать тебе обо всём по-другому. — Он повернулся ко мне и улыбнулся. Казалось, он меня изучает. Чужой, странный мужчина, словно инопланетянин, считывающий мои мысли и ожидающий определённую реакцию на его слова. — Послезавтра премьера песни «Душа на ладони». Помнишь, Ник? Эта песня о тебе. Мы не планируем ничего грандиозного, небольшой концерт строго по приглашениям. Если для тебя эти два месяца хоть что-то значили, пожалуйста, приди на концерт. — Данила сделал глубокий вдох и приложил руку к горлу, словно произносимые слова душили его. При этом он смотрел на меня с таким вниманием, словно и вправду умел читать мысли.

— Если захочешь, на том и поставим точку, — закончил он чуть грустно.

Я смотрела на него, не мигая.


— Душа на ладони,

Моя душа на твоей ладони, — пропел он, кивнул и направился вниз по лестнице.


А я заперла дверь на все замки и прислонилась к ней, положив руку на грудь. Под пальцами бешено колотилось сердце. Не из-за романтических чувств к Даниле, нет, и не от страха, а от желания поставить точку. Волшебную, настоящую точку, после которой я смогу никогда больше не задаваться вопросами по поводу Данилы Резника. Под синим взглядом, под нежностью, под ненормальной ревностью остаётся ещё один пласт, ещё один слой секретов Данилы, о котором мне совершенно ничего не известно. Я чувствую его загадки, они дразнят и надсмехаются над моей наивностью. Над тем, что я до сих пор не разгадала человека, за которого собиралась замуж.

Но на концерт всё равно не пойду.

Не пойду.

* * *

На следующий день я погрузилась в уроки. Только иногда в памяти звучал тихий мотив:

Душа на ладони,

Моя душа на твоей ладони.

Данила знает, как надавить на кнопки моего любопытства, даже сейчас ему это удалось. Сколько женщин жалуются на то, что, проведя с мужем или любовником долгие годы, так и не знают, что он о них думал. Любил ли. Чем являлись для него их отношения.

А тут такой подарок — взгляд со стороны мужчины, да ещё и песня. Это вам не картина, в которой порой можно разглядеть, что угодно. В песне — слова, которые можно понять. Расшифровать. Использовать в качестве волшебной точки в конце наших отношений.

Душа на ладони,

Моя душа на твоей ладони.


Звучит красиво, правда? По крайней мере, более позитивно, чем последняя написанная Данилой песня, которая начиналась со слов: «Убей карательной стрелой истлевший вздох моей агонии».

Помню, как он писал её, облокотившись на подоконник, и, не переставая, бормотал первую строку. Мне до жути хотелось предложить ему зарифмовать агонию с бегонией, поэтому я заставила себя прогуляться в магазин. Я никогда не понимала тьму его души.

Кстати, да, я ничего не путаю, Данила сам пишет песни «Анатомии» — и музыку, и слова. Так было с самого начала. Остальные члены группы — исполнители, они подчиняются своему лидеру во всём.


Выходя с очередного урока, я напевала, пытаясь угадать мотив «Души на ладони», когда позвонил Олег Максимович. Сделала глубокий вдох, чтобы набраться терпения, и ответила. Сейчас речь пойдёт о подарке, не иначе. Говорила же, если он что задумает, то не терпит отлагательств.

— Ника, есть разговор. Ты можешь встретиться?

— Что-то случилось?

— Ты где сейчас?

— На уроках.

— Когда домой?

— К пяти. А что?

— Жених где?

…

— Его нет.

— В командировке что ли?

— Что случилось, Олег Максимович?

— Я должен с тобой поговорить… не по телефону. Могу подъехать к пяти.

— Что-то серьёзное?

— Ник, ну, наберись терпения, а?

Продиктовала адрес. Неприятное предчувствие щекотало кожу. Понять бы, почему у Олега Максимовича так изменился голос. Почему он рубит слова, как капусту. Хотелось всеми силами отсрочить эту встречу. Или потребовать объяснений прямо сейчас, по телефону.


От волнения ходила по квартире кругами. Маленькими, по моей квартирке особо не разгуляешься, особенно когда везде, куда ни глянь, — зарисовки третьего Резника.

Олег Максимович выглядел странно. Ладно, что в костюме, ведь приехал с работы, но растрёпанный, неестественно прямой, неловкий. Хорошо хоть взгляд не прячет.

Он сел, а я осталась стоять, слишком разволновалась.

— В прошлый раз ты откровенно высказалась в мой адрес, — начал он.

— Это было непростительно. Я испугалась и…

— Мы стали друзьями, Ника, и ты поставила мне несколько условий — купить очки, тапочки…

— Это не условия.

— Я посчитал их условиями нашей дружбы. Я перестану валять дурака, но и ты тоже выполнишь моё условие.

Смотрит на меня так пристально, что пальцы на ногах поджимаются. Если он заикнётся о близких отношениях, я… уж лучше гончарный круг.

— Избавься от своего жениха.

— Почему? — произношу ровным тоном. На самом деле я ожидала чего-то подобного. Предпочла не задумываться об этом, но предчувствовала, что не услышу про Данилу ничего хорошего.

— Потому что Данила Резник — гиблое дело.

Олег Максимович повторил слова из моей юности. Однажды то же самое сказал сосед Гриша, защитивший меня от внимания Данилы.

Взгляд моего обычно благодушного клиента казался тяжелее могильной плиты.

— Некоторым нравятся такие мужчины, но ни к чему хорошему это не приводит. Забей на него, Ника.

Моё тело сотрясалось с каждым ударом сердца. Я попыталась сесть, но не могла найти места, поэтому присела на корточки, обняв колени, как ребёнок.

— Откуда вы знаете Данилу?

— Я его не знал и не знаю. Понятия не имел, с кем ты встречаешься, только помню, что он музыкант. Недель шесть назад ко мне явился незнакомый парень, не назвал своего имени и сразу приступил к угрозам. Требовал, чтобы я отказался от твоих уроков…

Кровь отхлынула от моего лица, от всей моей кожи. Я парила в невесомости. В небытие. Одно дело — ожидать плохие новости. Совсем другое — их получить.

— Всё логично, Ник, ведь ты ходишь ко мне домой, а я — свободный мужик с деньгами, вот парень и приревновал. И не обижайся, что я тебе не сказал, такие вопросы решаются строго между мужиками. Сколько раз из-за баб дрался, и не вспомнить. Я вон и с Кристинкиным бывшим на прошлой неделе хорошо сшибся. Разобрались по-мужски — и всё, никакой болтовни.

— И всё? — с пустой надеждой спросила я.

— Мы с Резником и не дрались толком. Он просчитался, не знал, что я с детства занимаюсь единоборствами. Я вздёрнул его, потрепал, он вроде успокоился. Признался, что влюблён в тебя с детства и жутко ревнует, выглядел искренне расстроенным. Чуть не плакал, извинялся, умолял тебе не рассказывать. Я пожалел идиота и взял с него обещание, что эта фигня не повторится. Ты выглядела довольной, а потом замуж собралась, значит, всё норм. Вообще у меня железное правило — не лезть в чужие отношения, только если по морде дать. Но что-то меня не отпускало, поэтому я решил… раз мы теперь друзья, надо его проверить. Узнал его имя, сделал пару звонков. Ты ведь больше не занимаешься с Симоновым?

Симонов был в числе учеников, которые отказались от моих уроков во время наших отношений с Данилой.

— Нет, он отказался от уроков.

— Не знаю, как он это объяснил, но причина в твоём женишке, он и Симонову угрожал. Я навёл справки о Резнике… у него репутация жестокого и мстительного человека. Ник, помнишь, у меня были проблемы с машиной? Какой-то козёл взломал бензобак и залил туда воду.

— Помню.

— Так вот, это случилось через две недели после угроз Резника. Я ещё со шпаной во дворе разбирался, впустую, потом бывшего Кристинки по городу гонял, тот клялся, что не его рук дело. А теперь вот задумался. Доказательств у меня нет, но вот такие дела.

Да, дела у нас именно такие. Плохие.

— Ника, ты читала тексты песен Резника?

Бессознательные немигающие женщины не отвечают на вопросы. Они парят в ином пространстве. Данила угрожал моим ученикам, требовал, чтобы те отказались от уроков.

Самое странное, что часть меня не удивлена этой новости. Ведь я так и не расслабилась с Данилой до конца, инстинкты не позволили. Продолжали бить тревогу. Я сдалась ему, но где-то внутри, очень глубоко осталась тень подозрений.

И вот теперь мой клиент произнёс слова, заставившие меня сжаться на полу жалким цыплёнком.

— Ника, ты в порядке?

— Мне не нравится его музыка, — отвечаю чуть слышно.

— Я спрашиваю о текстах. Ты их читала?

— Мне достаточно того, что я понимаю со слуха. Я не чувствовала в Даниле родства с этими песнями. Со мной он был другим, нежным, предусмотрительным. Он… никогда при мне не ругался… у него даже татуировок не было… Знаю, что говорю глупости, цепляюсь за ерунду, но понимаете, со мной Данила был светлым и нежным. По крайней мере, в начале.