Даниле потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить аукцион, который стал началом наших отношений. Ещё столько же, чтобы понять, о каких работах я говорю. Я следила, как воспоминания постепенно разворачиваются в его памяти, отражаясь на лице.

О, Господи.

— Ты не покупал мои картины, не так ли, Данила? — догадка раскрылась во мне, выплёскиваясь смехом. Хотелось хохотать в голос и плакать одновременно. Я так мучилась мыслями об аукционе, искала оправдания поступку Данилы и, в конце концов, смирилась с тем, что он хотел защитить меня и сделать приятное.

А оказалось, он их не покупал. Более того, он не признался.

— Почему ты позволил мне думать, что выиграл мои картины? Почему ты солгал?

— А ты? — резко подхватил он. — Почему ты сразу не сказала о случившемся на лестнице? Или о том, что не любишь меня? Или о том, что не хочешь выходить замуж?

Данила снова подхватил гитару. Проиграв куплет песни, остановился и показал на стол у входа в гримёрную.

— Я думал, ты имеешь в виду вот эту картину.

Я проследила за его взглядом и окаменела. Две фигуры обнимаются на лестнице около арочного окна в доме его матери. Я не заметила пропажи картины, уже две недели, как не заметила. Не искала её, избегала взгляда в прошлое.

— Эту картину я тоже заберу, — ответила ровным тоном, хотя внутри меня зияла дыра. — Почему она здесь?

— Я ношу её с собой. Везде. Всегда.

Издав нечеловеческий стон, Данила содрал со стены остатки афиши. Потом закрыл глаза и снова заиграл тягучую мелодию. И запел, громко.

Поведение Данилы, его слова, его больной взгляд рвали меня на части. Однажды я собиралась замуж за мужчину с такими же синими глазами.

Как и почему никто не позаботился о нём до сих пор?? Позавчера он казался почти нормальным, а сейчас…

Шагнув в коридор, я с осуждением глянула на гитариста, и он беззвучно выругался. Поневоле вспомнился Олег Максимович. У него тоже есть друзья, семья, соседи, в конце концов, а в трудную минуту он позвонил учительнице рисования.

Я выдернула штепсель усилителя. Данила отсоединил провод и продолжил играть, тише, и петь, громче. С закрытыми глазами. Мелодия въелась в слух настолько, что забыть её не представлялось возможным. Пройдут годы, а меня всё ещё будет штормить под эту колыбельную безумной печали.


— Ему нужна профессиональная помощь, — сказала я гитаристу. — Неужели ты этого не понимаешь?

Впервые за эту встречу парень посмотрел мне прямо в глаза и задрал подбородок. Его губы побелели от гнева.

— Ему нужна не помощь, а по морде! — громко проговорил он, развернулся и поспешил к лестнице.

Ну уж нет!

Подперев дверь, чтобы та не закрылась, я побежала следом. Гитарист вошёл в зал со стороны бара и растворился в сгущающейся толпе. До начала концерта осталось полчаса. Как и обычно на таком действе, прибывающие зрители тусуются и выпивают в баре. Лучи разноцветного света пересекают толпу, выхватывая из неё разрозненные лица. Их улыбки кажутся гримасами. Нестройный хор голосов перекрикивает запись «Анатомии кошмара», колышась в полутьме в неритмичном танце.

Они поворачиваются и смотрят на меня, как единое целое. В этот момент чувствую себя беззащитной, как никогда. Сейчас они схватят меня и разорвут на части. Как голодные львы. У меня уже нет иммунитета, нет защиты Данилы, и теперь я просто женщина, которая однажды была приближена к их королю. Женщина, покусившаяся на внимание их кумира.

Спокойно, Ника, тебе только кажется. Им не за что тебя ненавидеть.

Я пробилась к стойке бара.

— Мне нужен ударник «Анатомии»! — прокричала бармену. Иногда на таких частных сборищах группа спускается в бар незадолго до начала концерта, чтобы приветствовать приглашённых.

Бармен наклонился и так же невежливо, как и я, проорал мне в лицо:

— Вам и всем остальным тоже!

— Вы меня не поняли, у меня неотложное дело!

— Здесь у всех неотложные дела! — оскалился он. Идиот.

— Они здесь или ещё репетируют?

Бармен отвернулся.

В этот момент меня схватили за волосы. Дёрнули и толкнули вперёд, норовя расквасить нос о стойку бара. В ушах звенел дикий женский визг. Прижимаясь щекой к липкой поверхности стойки, я с силой упиралась локтями, защищая лицо. Под щекой расплывалось пятно чьего-то пролитого мартини.

Этого не происходит. Не может, блин, происходить со мной. Никак.

В спину упёрлось костлявое колено.

Я кричала, но во всеобщем шуме мои вопли, скорее, дополняли музыку, чем выделялись из неё.

Сильные руки бармена откинули напавшую на меня женщину, он прикрикнул на неё и заговорил по рации.

— Слушай, ты, с+++! — проорал мне в ухо голос Марины Успенской. — Ещё раз выкинешь такую херню, размажу по асфальту, а защитить тебя теперь некому.

Вывернувшись из цепкой хватки, я слушала крики о дружках, которые прикончат меня, если я рискну ещё раз втянуть её в какую-то дрянь, и, не мигая, смотрела на старую знакомую. Бармен наблюдал за нами, держа в руках рацию.

— Марина, о чём ты?

Данила её прокатил, и я стала тому свидетелем, но всё не так плохо, раз она тусуется в группе приближённых фанатов «Анатомии кошмара». Так в чём дело??

Мой вопрос вызвал очередной взрыв ругательств.

— Впредь не ввязывай меня в такую хрень! Хотела угрожать Лиознову — удачи, но меня на фиг к этому приплела?! Дура ты, Туманова! Какие на хрен домогательства?? Неужели не понимаешь, что из-за этого мы не прошли в финал? — проорала она, толкнув меня в грудь. — Хорошо, что твой золотой мальчик всё уладил, иначе я бы уже давно тебя придушила. Но всё равно не попадайся мне на глаза. Данила от тебя избавился, и теперь тебя некому защитить!

Испепелив взглядом бармена, Успенская скрылась в толпе.


Мой золотой мальчик.

В памяти возникло лицо Лиознова, владельца галереи, когда я встретила его на банкете через месяц после конкурса. Он смотрел на меня со смесью ненависти и презрения.

Ещё одна часть головоломки стала на место.

Похоже, что мой так называемый золотой мальчик вмешался и в эту часть моей жизни. Угрожал Лиознову от моего имени, и я догадываюсь, зачем. А когда я выбыла из конкурса, пришёл меня утешить и выглядел героем. Спасибо, Данила.

Всё не так, как кажется. Совсем не так. Мир сошёл с ума, деформировался, и я больше ничего не знаю о моей жизни.

Смотрю на свои руки, еле видимые в полутьме, пересекаемой разноцветной подсветкой бара. Я не уверена ни в чём, кроме себя самой. Но эту уверенность у меня не отнимет никто. Никогда.


Данила мне лгал, давно и о многом. Но это не меняет главного — ему плохо. Он не заслужил моей любви, но я не искалечу его равнодушием, как это делают его друзья и близкие. Но и одна к нему тоже не вернусь.

Оттолкнувшись от стойки, я врезалась в толпу вслед за Успенской, надеясь, что она приведёт меня в нужное место.


«Фанаты не узнают меня, не обидят. Это просто толпа, Ника, всего лишь толпа».

Тела сдавливали меня, толкали, попадая локтями в живот.

Неумышленно, всё это неумышленно.

Через несколько минут, растрёпанная и облитая напитками, я заприметила знакомое лицо ударника «Анатомии».

— Даниле нужна помощь! — закричала я. — Помоги мне!

— Скажи своему Даниле, чтобы шёл на хрен! — сообщил мне ещё один человек, которого Данила считал другом. Сплюнув, парень отвернулся. Вцепившись в его плечи, я дёрнула, разворачивая его к себе.

— Он не в себе! Он играет одну и ту же мелодию, ночует в гримёрной, он не похож на себя. Неужели так трудно догадаться, что ему нужна помощь?

Ударник отцепил мои руки и отодвинулся в сторону.

— Уйди, Ника. Просто уйди, пока не влипла в то, во что влипать не следует. Какого хрена ты здесь?

Ещё один мужчина, который знает о состоянии Данилы, осуждает его и ничего не делает по этому поводу.

— Ты мне поможешь? — крикнула ему в лицо.

Он промолчал.

Я стояла в центре толпы, сдавленная, крохотная по сравнению с силой их убийственного равнодушия.

Одна я не справлюсь. Но и не сдамся. Данила болен, ему нужна помощь. С остальным разберёмся потом.

Что ж, если не друзья, тогда охрана.

Пробравшись сквозь очередь к бару, я окликнула бармена.

— Мне нужна помощь охраны! Срочно!

В этот раз он воспринял меня всерьёз.

— Они в чёрном с надписью на спине, один парень только что был здесь. — Бармен обвёл взглядом толпу и снял с пояса рацию.

Ну да, как будто здесь можно найти кого-то не в чёрном! Да ещё и в темноте.

— Где проблема? — спросил меня, услышав ответ по рации.

— Гримёрная на втором этаже, номер 24. Понадобится пара людей.

Бармен произнёс одними губами: — Резник? — и я кивнула.

У-ди-вительно. Все знают, все замечают, но никто, блин, ничего толкового не делает.

— Сейчас поднимутся, — сказал он. — У вас допуск есть?

— Нет.

— Тогда ждите около боковой лестницы, у охраны будут вопросы.

Бармен показал направление и вернулся к своим обязанностям, а я вышла из бара, доставая из кармана телефон.

Повертела в руках, неуверенно нажала на кнопку.

Алексей. Мне нужен его совет. Что делать с Данилой? Вызвать помощь? Заставить его поехать в больницу? Пора приоткрыть завесу над прошлым Данилы.

Спасаясь от шума, я отошла к туалетам в конце коридора и набрала номер. По памяти, потому что стёрла его после недавней встречи.

К счастью, Алексей ответил, а ведь мог бы сбросить звонок. Язык не поворачивается назвать наши отношения дружескими.

— Твоему брату нужна помощь. Срочно. Одна я не справлюсь, а его друзья хуже врагов. Даня в полном неадеквате…