Ага, размечталась.

Когда называю мою квартиру «студией», напоминаю себе, что у меня есть крохотная мастерская, зажатая между кухней, ванной и кроватью.


Телефон зазвонил в субботу в половину одиннадцатого утра через два дня после странных сообщений. Вернее, телефон звонил и до этого, но не так. Друзья, родители, всё, как всегда. А потом телефон зазвонил.

Даже не глядя на экран, я знала.

Моё «алло» прозвучало слишком взволнованно.

— Чем занимаешься, Ника? — усмехнулся Резник.

— По лестнице шла и запыхалась.

На самом деле, я лежала на диване в обнимку с любовным романом.

— Надо чаще тренироваться, могу предложить способ.

— Догадываюсь, какой.

— Могу предложить много разных.

— Не сомневаюсь.

— Ника, признайся, ты ведь знала, что сообщения были от меня.

— Догадалась, но не сразу.

— Терпеть не могу ложь. Почему ты мне врёшь?

Что у него за пунктик такой насчёт лжи? Всего лишь крохотная неправда: я не хотела признаваться, что вспоминала о нашей встрече в кафе.

— Откуда у тебя мой номер?

— Успенская поделилась.

— Зачем?

— Хотел сообщить тебе, что я, как всегда, оказался прав. Успенская заявилась в магазин, устроила скандал и погром и пыталась качать права.

— Погром? — я почувствовала лёгкое покалывание вины.

— Скажем так: Успенская попыталась устроить погром, но у неё не вышло.

— Это хорошо.

— У меня достойная охрана.

— Откуда она узнала про магазин?

Резник вздохнул.

— Есть такая штука, называется «интернет». Полезная вещь, Ник, попробуй на досуге. Зайди на страничку моей группы, там про меня всё написано. Заодно посмотришь знаменитую рекламу.

— Угу.

Я уже не раз побывала на страничке и посмотрела рекламу, но признаваться в этом не собираюсь. Пусть Резник считает это очередной ложью.

Отложив любовный роман, я посмотрела на огромный ящик со старыми картинами. Вчера я дважды доставала «Секрет», мою выпускную работу, и оба раза тут же убирала обратно. Эта странная картина до сих пор излучает эмоции с такой силой, что меня потряхивает.

Тишина затянулась.

Первой заговорила я. Хорошие девочки не выносят таинственных пауз в разговорах с плохими мальчиками.

— Надеюсь, тебе удалось избавиться от Успенской. Извини, что причинила неприятности. Эй, Резник, ты отключился?

— Меня зовут Данила.

— Ты не похож на Данилу.

— А на кого я похож?

— На Резника.

— Я Данила. Или Даня, если хочешь. Ты чем занимаешься?

— Собираюсь к родителям на ужин.

— Здорово.

Здорово?? Почему-то показалось, что он ждёт приглашения. Представляю, как изумится мама, если я приведу в их дом бывшего школьного хулигана.

Передёрнула плечами, стряхивая мурашки. Они-то откуда?

— Ладно, бывай, Резник.

— Снова «бывай»?

— Ага, снова.

Разговор исчерпал себя, поэтому я нажала «отбой». Осталось странное чувство, словно я упустила нечто важное.

Это всё «Секрет», его проделки. Эта проклятая картина намекает на связь, которой не может быть. Выбросить бы её подальше от греха. От выпускной работы волнами исходит прошлое, и мне это не нравится.


Когда я рассказала маме, что случайно встретила Резника, та покачала головой:

— Такой разгильдяй был, ни одно родительское собрание не проходило без жалоб, а ведь добился успеха. Сильный парень.

— Сильный-шмильный, — проворчал папа. — Я из-за их дурацкой рекламы телевизор боюсь смотреть. А они этот кошмар музыкой называют.

— На вкус и цвет… — пожала плечами мама.

Точно, на вкус и цвет.

Может, сходить на вечер встречи?..

* * *

Вечера встречи ждать не пришлось, Резник позвонил в середине следующей недели. Я запомнила его номер, и теперь он числился в списке контактов как «Секрет».

— Надо поговорить, — объявил без преамбул.

Я не стала притворяться, что не знаю, кто звонит.

— О чём?

— О погоде.

— В другой раз, у меня урок через час.

— Дай адрес, я подъеду после урока. Вечером свободна?

Нет. Да. Нет.

— Да.

— Пришли адрес и время.

Мы попрощались, а в моих мыслях всё ещё звучала череда «нет» и «да».

В углу квартиры пульсировала школьная картина. Она звала меня в прошлое, намекала, предупреждала. Выброшу её, клянусь, выброшу.

Вот только приму душ, оденусь… нет, наряжаться не стану. Только если чистые джинсы в надежде, что не испачкаюсь на сегодняшнем уроке.


— Чем займёмся сегодня? — спросила клиентку.

Потупив взор, та показала в сторону — конечно же! — гончарного круга. Блин, а я так надеялась отделаться карандашным рисунком. Измазаться в глине — самое то перед встречей с Резником.

Но с клиентами не спорят.

Покопавшись в телефоне, ученица (средних лет, как и клиенты мужского пола) поставила песню на бесконечный повтор.

Первые пару занятий я не могла понять, в чём дело. Вроде нормальная женщина, а сидит у гончарного круга, склонив голову, и слушает одну и ту же мелодию. Заметив мой непонимающий взгляд, клиентка заставила посмотреть старый фильм «Привидение». В нём главные герои обнимаются у гончарного круга, и когда-то эта сцена считалась верхом романтики(3).

Знали бы вы, как много обывателей покупают гончарный круг именно из-за этой сцены.


Прикрыв глаза, клиентка погружается в песню.

Кажется, я здесь лишняя, особенно потому, что комки глины летят во все стороны. В центре круга крутится бесформенная масса.

Я бы помогла, но клиентка настаивает на том, чтобы всё делать самой, в том числе разбавлять и замешивать глину.

— Я собираюсь сделать вазу, — уверенно заявляет она.

А я собираюсь выиграть конкурс, но давайте говорить честно: и для того, и для другого потребуется чудо.


После урока я привела себя в подобие порядка и вышла на вечернюю улицу. Резник стоял, прислонившись к фонарю. Почему-то я думала, что он приедет на машине, но нет, он пешком. А ведь я ничего о нём не знаю. Водит ли он. Где живёт. Почему натягивает шапку до самых бровей. Почему притягивает взгляд даже с покрасневшим от мороза носом. Небритый. С синим взглядом такой силы, что я моргаю, пытаясь разорвать нашу невидимую связь.

— Ты тепло одета? — спрашивает тихо.

— Нормально.

— Как ты сюда добралась?

— На автобусе. Резник, объясни нормально, что случилось.

— Пойдём, я провожу тебя до дома. Если замёрзнешь, поймаем машину.

Пожимаю плечами, и Резник принимает этот жест за согласие. Берёт меня под локоть и выводит на проспект.

— Здесь не скользко, — говорю я, пытаясь забрать руку. — Я не упаду.

— Если из нас двоих кто-то упадёт, это буду я.

Его голос слишком резок, а слова настолько двусмысленны, что я теряюсь. Задержав дыхание, таращусь на манекен в витрине магазина.

Про падение женщин пишут романы. Его боятся, о нём сплетничают. Иногда о нём мечтают.

Про падение мужчин говорить не принято.

Я не знаю, как падают мужчины.

Я не понимаю слов Резника, но они мне нравятся. Вроде разговариваем, как обычные люди, и вдруг я проваливаюсь в неведомую глубину, кувыркаюсь в секретах Резника, в его чувствах, как в штормовой волне.

— Тогда держись крепче, — отвечаю чуть слышно, предлагая однокласснику то, что не собиралась давать.

Или собиралась?

Мы идём молча. Резник настоял на встрече, предложил пройтись, а теперь выглядит жутко недовольным.

— Ты знаешь старый фильм «Привидение»? — спрашиваю, чтобы разрядить атмосферу. — Про то, как погибший мужчина вернулся призраком, чтобы отомстить.

— Конечно, знаю, это классика. Девушки очень любят под него… танцевать. Песня хоть и жутко слащавая, но для свиданий — самое то.

Моргнув, стряхиваю видения того, как Резник танцует с девушками. Рассказываю ему о клиентках, помешанных на гончарном круге, и через пальто ощущаю, как расслабляется его хватка. Он тихо смеётся, вставляет пошлые комментарии и, склоняясь ближе, щекочет ухо тёплым шёпотом.

Мне кажется, что мы на свидании, и это ощущается неправильно. Понять бы, почему.

Мы оба свободны, не связаны обязательствами и обещаниями. Резник хорош до неприличия, задорной мальчишеской красотой. В школе меня раздражало его шалопайство, но теперь он — состоявшийся музыкант, владелец магазина.

Чего я опасаюсь?

Всего.

Того, что почувствовала во время школьного спектакля, и того, что зреет во мне сейчас.

Останавливаюсь посередине улицы и поворачиваюсь к Резнику. Недовольные прохожие, ворча, обходят внезапное препятствие.

Поймав свет фонаря на его лице, спрашиваю:

— О чём ты хотел поговорить?

Резник морщится и смотрит под ноги. Он одет со стилем и вкусом, но не броско. Мне это нравится. Мне вообще слишком многое в нём нравится, особенно артистическая небритость.

— Я не собираюсь говорить об этом на улице, — говорит сурово. — Провожу тебя до дома и зайду ненадолго, там и поговорим.

Он собирается зайти в мою квартиру. В студию. В комнату, где хранится «Секрет».

Я придаю этому слишком большое значение.

Киваю, и к Резнику возвращается весёлое расположение духа. Он рассказывает забавные истории о фанатках, о недавнем концерте и о визите Успенской. Когда перед нами возникает громада дома художников, я вздрагиваю от удивления. Уже пришли? Кто бы догадался, что с Резником так интересно и легко?

Многие бы догадались. Например, одноклассницы, которые страдали о нём до самого выпуска, а то и дольше.