Роден напомнил нам о том, что мы отказывались обсуждать, и о чём я упорно не хотела думать — о прошлом, которое вернётся, чтобы угрожать нашему будущему.

Алексей молчал, но на его лице я увидела правду. В прищуренных глазах, в морщинках между бровей, в плотно сжатых губах.

Данила Резник.

Время пришло.

* * *

— Он вернулся, да?

Попрощавшись с друзьями, мы пришли ко мне домой и легли в постель, но между нами стоял Данила. Так реально, словно я слышала тяжёлую мелодию его любимой песни.

— Он не притронется к тебе, — пообещал Алексей, прекрасно понимая, что мы думали об одном и том же.

— Пусть он не притронется к нам, — попросила я.

— Я не позволю. Ты доверилась мне, Ника.

Он обещал мне неприкосновенность, но кто защитит его самого? И может ли у нашей истории быть счастливый конец?

— Где он живёт?

— С матерью за городом.

— Ему лучше?

— Всё намного сложнее, Ника, — вздохнул Алексей. — Даниле нравится быть… таким. Ему нравится так поступать с людьми.

Я лежала на груди Алексея, и мы молчали. Тишина ощущалась как безветрие после смерча: ты не знаешь, чего ожидать. Масштаб разрушений известен, но ты не можешь расслабиться, вдруг за первым смерчем придёт второй. Убийственный, который разрушит всё, что осталось в живых.

— Я дал тебе обещание, и я его сдержу. Мне помогают, и скоро всё определится. Прошу, дай мне ещё немного времени. Когда смогу, я обо всём тебе расскажу.

Я обещала не пускать призрак Данилы в наши отношения. Я очень стараюсь сдержать обещание, не думать, не задавать вопросы, не волноваться. Это безумно трудно.

Мы с Лёшей играем в жизнь без Данилы, но вот она реальность, лежит между нами мёртвым грузом. Грязным пятном на моём счастье. В такой момент хочется сказать что-то значительное, связывающее нас вместе, но я с силой сжимаю зубы. Не знаю, смогу ли жить рядом с его семьёй, так близко к Даниле. Знать, что Алексей видится с ними и пытается оградить меня от брата. Это нереально. Невозможно. Если возникнут проблемы, мы оба сорвёмся, и тогда мне придётся уехать.

Вот она, правда. Как полынь на языке. Как удар под дых.


— Я ненавижу то, что тебе приходится делать выбор между мной и твоей семьёй.

— Шутишь? — Алексей повернулся, чтобы встретиться со мной удивлённым взглядом. — Ника, не говори глупости, я уже давно сделал выбор, осталось решить несколько проблем.


На следующий день мы ужинали у Вадима с Таней. Они не заметили нашего напряжения, позирование для картин слишком возбудило всю семью. Мужчины снова сели у телевизора, и, спустив рубашку с плеча, Вадим уложил на него дремлющую Лизу. Его лицо было пунцовым от смущения, от того, что я рисую его обнажённое тело, от моего пристального внимания. Даже странно для спортсмена. Он пыхтел, ёрзал, и Алексей не выдержал:

— Расслабься ты, чесслово, а то пыхтишь, как девственница.

— А ты сам попробуй расслабиться, когда на тебя так пялятся… блин, извини, Ника.

Алексей покопался в телефоне и передал его другу.

На экране я увидела кофейный портрет. Значит, Алексей не просто смыл рисунок с блюда, а сфотографировал его на память.

— Ну… — протянул Вадим, глядя в телефон. — Ты хоть одетый, а я… — В ответ Алексей выразительно изогнул брови, и Вадим изумлённо раскрыл рот, глядя то на друга, то на меня. Теперь и он знает, какие требования я предъявляю своему музу.

Я сделала пару быстрых зарисовок и несколько фотографий, чтобы не мучить Вадима.

Таня позировала с удовольствием. Даже Лиза, и та, хотя и немного капризная со сна, приняла для меня пару забавных поз. Сразу понятно, почему из женщин получаются хорошие натурщицы.

Алексей проводил меня до дома и уехал. Не стал выдумывать причины, и так понятно, куда. Вернулась его семья, и, хотя он не посвящает меня в свои планы, но пытается оградить нас от Данилы. Я даже представить не могу, как такое возможно. Как предсказать непредсказуемое?


Заснуть я так и не смогла. В памяти мелькала сцена, в которой Данила пытается насадить спину брата на осколок зеркала. При мысли, что он причинит Алексею вред, меня окатывает кипящим ужасом.

Бежать? Оставить академию и мастерскую, устроиться в другом месте?

Если захочет, Данила всё равно нас найдёт. Мы не сможем уехать. Алексей не оставит мать, да и Данилу тоже.

Ну я и влипла. Окунулась в бездумное счастье на свою творческую голову.

Хочется похитить Алексея и увезти в волшебную даль. Туда, где возможно новое начало и полная амнистия прошлых грехов. Где с него снимут ответственность за семью, которую он унаследовал от отца.

Алексей дал мне обещание. Доверие — вещь бинарная, оно либо есть, либо его нет. Полутона разрушают и обесценивают. Я доверяю ему. Я приму любой исход, любое решение для нас, потому что я доверяю Алексею. Потому что люблю его.

Наверное, это кармическое наказание. Я была ослепительно наивна с Данилой, считая нашу связь любовью, а теперь пала жертвой настоящего чувства. К его брату. А теперь над нами нависла угроза, слепая, беспринципная, непредсказуемая.

Данила Резник.


Стыдно подумать, что когда-то я гадала, люблю или нет. Сравнивала любовь с тесным платьем. Какая наивность!

Любовь ни с чем не спутаешь. Она накрывает новой жизнью и выбивает прошлое из-под ног. Это прекрасно и необратимо. Есть люди, которые опустошают тебя, а есть те, которые наполняют. Рядом с которыми ты цветёшь.

Я люблю Алексея. Уже скоро утро, а я рисую его плечо, мышцы шеи, линию челюсти. Сижу у окна и скучаю, потому что только рядом с ним я настоящая.

Я рисую.

На плече Алексея ребёнок. Маленькая девочка. Я пока что не вижу её лица, только спящий нечёткий профиль, но это не Лиза. Ребёнку от силы несколько дней, она ещё плохо держит голову, и мужская ладонь поддерживает её затылок. Рука Алексея.

Я рисую нашу дочь.

В животе разливается сладкая тяжесть, бушующее женское начало. Любовь, которую я удерживаю в себе, в которой до сих пор не призналась.

Ещё совсем недавно я впадала в панику при мысли о свадьбе, а теперь рисую ребёнка, который мог бы родиться у нас с мужчиной, в которого влюбилась за считанные дни.

С размаху. С разбегу.

Любовь не растворяет, не подчиняет тебя. Наоборот, заставляет искриться вдохновением и силой. Она переполняет и вырывается наружу.

Это сильно. Прямо в лицо. Глубоко. Сразу.

Словно пьёшь из пожарного шланга.


--------------------

16 — Камасутра (или Кама Сутра) — знаменитый древнеиндийский трактат о чувственной, эмоциональной жизни, вожделении и любви (Википедия).

Глава 8. Ника

— Они знают, что это я.

— С чего ты решил??

— Я вижу. Вон та девица с оранжевыми губами точно знает. Ника, она только что облизнулась! Нагло облизнулась, глядя на меня! Всё, я пошёл отсюда, не могу больше.

— Тогда уходим вместе.

— Нет, ты оставайся, я скоро вернусь. Только выйду… покурю.

— Ты не куришь.

— Я готов начать. Прямо сейчас.

— Лёша, прекрати паниковать. Откуда им догадаться, что на картине ты? Они просто с тобой заигрывают!

— Просто? Просто заигрывают?? — Алексей обхватил меня за талию и приподнял над полом. Он улыбался, однако полуфинал конкурса доставил ему ощутимое неудобство. Одно дело видеть картину в моей квартире, совсем другое, когда на твою обнажённую натуру смотрят в выставочном зале. С непривычки это непросто. Пусть на картине нет лица, но если стоишь рядом с художницей, то посетители без труда складывают два и два.

А смотрелась картина отлично. И знаете, что? Я не волновалась, что о ней скажут. И о финале конкурса тоже не волновалась, только хотела, чтобы всё скорее закончилось, и я смогла вернуть картину домой. Повесить на стену. С подсветкой.


— Тебя не раздражает, что эти женщины со мной заигрывают? — в притворном гневе потребовал Алексей.

— Ещё как раздражает, — я обняла его за шею и чмокнула в нос. — Я собираюсь устроить им тёмную.

— Тёмную? — засмеялся он. — И где ты таких словечек набралась?

— Никто не смеет заглядываться на моего лю…

Я сглотнула, и руки Алексея сжались сильнее.

— На твоего кого?

Вот он, момент истины: сейчас я скажу «любимого мужчину». Не «любовника», хотя именно так я нас обозвала. Со дня возвращения Данилы Алексей ведёт себя осторожно, не разбрасывается обещаниями, и я чувствую, его что-то беспокоит. Но я больше не могу ждать.


— Ника? — раздался голос за спиной. — Я так надеялась тебя увидеть! Всё жду, когда ты к нам вернёшься. Увидела твоё имя в брошюре и очень обрадовалась. Поздравляю с полуфиналом!

Алексей неохотно опустил меня на пол и разжал руки.

Перед нами появилась директор художественной школы, в которой я раньше работала. Мы обменялись любезностями. Взор знакомой обратился к Алексею, и на тонких губах заиграла улыбка. Честно говоря, я не собиралась его представлять, надеялась избавиться от бывшей начальницы после короткого приветствия. Но она улыбнулась и с намёком глянула на Алексея.

— А это у нас кто? — спросила снисходительным тоном, который женщины определённого возраста обычно используют в разговорах с маленькими детьми.

— Мой знакомый, — ответила торопливо, шагая в сторону в попытке отделаться от собеседницы. Не то, чтобы отношения с бывшей начальницей не сложились, но мне не до неё. Вот прямо сейчас никак не до неё.

— Знако-омый, — хитро протянула она, оборачиваясь на мою картину, а потом оценивающе оглядывая Алексея.

— Знакомый, — сухо подтвердил он.

— Какой интересный знакомый! Просто знакомый или, скорее, муз? — Она подмигнула и осклабилась, обнажая блестящие зубные протезы со следами красной помады.