— Но что? Ты меня обманула.

— Я никогда не лгала тебе. Я просто умалчивала правду.

— Хорошо, пусть так, что делает ее ненамного лучше. Ты должна была сказать мне.

Я запускаю руки в свои волосы. Во мне бушует возмущение.

— Мне надо уйти.

— Мы можем поговорить об этом?

— Нет ничего, что ты могла бы мне сейчас сказать, и что я хотела бы услышать. Как бы мне не было противно, что ты спала с Ричардом — моим Ричардом — это было до того, как ты узнала меня, это я понимаю. Чего я не могу понять, так это почему ты никогда не говорила мне.

— Как я могла? Боже! — она стонет, уткнувшись лицом в руки, прежде чем продолжить. — Я была смущена. Не позволяй этому разрушить нашу дружбу, Ева. Пожалуйста. Ты для меня как сестра.

— Да, и я так думала…

Как только слова вылетают из моего рта, я понимаю, что лицемерю. Она спала со своим боссом, а я хочу своего психотерапевта, но понимание этого не отменяет боль, которую я ощущаю.

Мне нужно уйти. Мне нужно выбраться отсюда. Мне нужен воздух.

Не оглядываясь, я хватаю свое пальто и выбегаю за двери. Я приветствую ветер, который мягко охлаждает румянец на щеках. Не знаю, куда иду или что мне делать.

Откуда ни возьмись, в кармане звонит телефон, и все мое тело вздрагивает, когда я вижу имя на экране. Престон Монтгомери. Вот черт. Что мне делать? Мне ответить на звонок? Мне это надо. Но что я скажу?

— Привет, — отвечаю я почти шепотом.

— Привет.

Я хочу извиниться за свое поведение и просто повесить трубку. Не могу говорить с ним сейчас. Не тогда, когда я на грани потери контроля и эмоционально разваливаюсь.

— Мне… я действительно сожалею о вчерашнем вечере, — запинаюсь я.

— Слушай, то, что случилось прошлым вечером, не должно повториться.

Неприятное ощущение проходит через мое тело. Мне не следует так рисковать, проще согласиться со всем и сделать это лучше всего по телефону.

— Да, я понимаю.

— Я был неправ, что сделал это. Я не хочу прекращать лечение, но если что-либо подобное повторится, я не смогу продолжать наши сеансы. Тебе придется найти другого психотерапевта.

Его голос холодный и профессиональный.

Это не Престон.

Сейчас со мной говорит доктор Монтгомери.

Я прикусываю губу и тщательно подбираю слова, чтобы голос не выдал мою боль.

— Я понимаю, и это больше не повторится. Я обещаю.

— Хорошо. Тогда увидимся на консультации на этой неделе.

Его холодный тон окончательно меня подавляет и выбивает из равновесия. Я начинаю безудержно рыдать в телефон.

— Ева, пожалуйста, не плачь. Я не хотел заставлять тебя плакать.

Рыдания выходят тяжелыми из-за рваных вдохов.

Ш-ш-ш. Все нормально, ты в порядке. Пожалуйста, успокойся. Где ты?

— Что?

— Где. Ты. Сейчас. Находишься.

Его голос не оставляет места для спора.

— Рядом со своим домом.

— Нам нужно увидеться.

— Но ты только что сказал…

— Забудь, что я сказал. Сейчас это не важно. Мы должны увидеться.

— Я не могу, я выгляжу не лучшим образом.

— Меня это не волнует, и ты всегда отлично выглядишь. Увидимся через десять минут. Я живу на Тридцать пятой улице, между парком и Лексингтон 115.

Мой разум и сердце сбиты с толку. Понимаю, что не должна идти, но ни с кем другим я не хочу говорить об этом, только с Престоном.


Глава 20

Престон 

Что я делаю? Какого хрена я творю? Я просто сказал своему пациенту встретиться со мной во второй раз за несколько дней. Мы только что обсуждали границы, и я тут же совершенно непрофессионально приглашаю ее на свою личную территорию. Но, черт возьми, когда я услышал ее плач, это сбило меня с толку. Она плакала и раньше, но это было, когда она была просто моим пациентом.

После того дня, проведенного с детьми, я с трудом узнаю девушку, которая сидела передо мной на консультации неделю за неделю, от той девушки в закусочной. Я знал, что она сильная. Я знал, что она заботливая. Но со стороны я увидел…

Она особенная. То особенное, что заставляет вас сомневаться во всем, во что вы верите, или в том, что вы думали, что верили до нее. Понимаю, что я делаю то, что не должен, и в прошлом это имело бы огромное значение для меня, но услышав, как она расстроена… что-то внутри меня надломилось. Эта ситуация не может ждать до следующей недели, чтобы все прояснить. Я не могу ждать. Мне нужно помочь ей. Мне нужно забрать ее боль себе. Мне нужно увидеть ее сейчас.

Так что я делаю?

Сейчас, расхаживая по квартире, я думаю, что, возможно, совершил самую большую ошибку в своей профессиональной карьере. Я пригласил Еву Гамильтон к себе домой, и, таким образом, я заманил себя в ее мир, и хуже всего…

Я заманил ее в свой мир.

Я делаю глоток виски. Янтарная жидкость обволакивает мое горло и жжет, но мне это нужно. Мне нужно заглушить голос внутри меня. Он велит мне позвонить ей и сказать, что мы увидимся в пятницу, но вместо этого я делаю еще один глоток виски. Мне нужно увидеть ее и убедиться, что она в порядке, до того, как она придет ко мне в офис.

Даже если ее присутствие поглощает меня.

Даже если возможность видеть ее разрушает меня.


Глава 21

Ева

Когда я делаю шаг в сторону большой деревянной двери, она распахивается. Престон стоит в дверном проеме. Луна, проникая в комнату, купает его в своем свете. У меня вырывается выдох разочарования. Он красивый, завораживающий, притягательный. Я чувствую себя обнаженной перед ним. Находясь здесь, стоя у его двери, я чувствую себя настолько хорошо, но в то же время неправильно.

— Ты в порядке? — спрашивает он, я двигаюсь ближе к нему, и он приглашает меня войти.

— Нет.

— Проходи. Давай, я держу тебя.

Он берет меня за руку, и я мгновенно согреваюсь.

— Я чувствую себя обманутой. Они предали меня, — выпаливаю я и, посмотрев ему глаза, понимаю, что он не догадывается, о чем я говорю.

— Что случилось?

— Ричард и Сидни занимались сексом, — на выдохе говорю я.

— Ты можешь начать с самого начала? Чтобы я смог понять.

— Я нашла рубашку, которую купила для Ричарда, в ее шкафу. Я все ей высказала. Видимо, у них были отношения. Это произошло до того, как я начала работать в компании, и, по ее словам, закончилось, когда я переехала к ней, но ни один из них ничего мне не сказал. Я имею в виду до того, как я уличила ее. Я всегда замечала, что он ведет себя странно, потому что я живу с ней, и она иногда была странной, когда речь заходила о нем, но ни один из них не сказал ничего.

— Я понимаю, почему ты злишься. Серьезно. Но думаю, что если ты сядешь и на минуту задумаешься, то поймешь, что все не так уж и плохо.

— Что ты имеешь в виду?

— Думаю, что сейчас ты немного огорошена поступком Ричарда. Но поскольку его нет рядом, чтобы объясниться с тобой, ты нападаешь на Сидни, потому что тебе больно. Ты чувствуешь, что Ричард предал тебя, но разве так все было на самом деле? Кроме того, что такого ужасного совершила Сидни? Они оба взрослые люди, и Сидни на тот момент была с тобой не знакома. Поэтому, я полагаю, что твоя реальная проблема — это он. Ты боишься, что Ричард выглядит не таким идеальным, как ты его представляла. Но ты должна осознать и принять, что это нормально. Он не стал любить тебя меньше, потому что у него были тайные отношения с кем-то. Он просто оградил тебя от лишней информации, держа в неведении, как твой «отец» он не хотел, чтобы ты видела его иным, нежели идеальным. И речь вообще даже не о Сидни.

Его слова просачиваются в мою душу. Он прав. Я знаю, что он прав. Я просто хочу, чтобы Ричард был здесь. Я хотела бы поговорить с ним еще раз. Я жалею, что упустила шанс попрощаться с ним.

Мои слезы снова текут, и в этот раз Престон тянет меня на диван, ближе к себе. Я поворачиваю свое лицо к нему и опускаю голову в изгиб его шеи. Нуждаюсь в его утешении, нуждаюсь, чтобы он обнял меня. Он мне нужен.

И он дает мне это. Он держит меня, пока последняя слезинка не покидает мое тело. Когда у меня больше не осталось слез, я поднимаю голову. Он смотрит на меня так, что мое тело начинает дрожать. Это дает мне возможность сократить и без того крошечное расстояние между нами. Я подаюсь на несколько дюймов вперед.

— Ева, — стонет он мое имя, как будто ему больно говорить.

Его рука нежно скользит вверх по моей руке, пока не оказывается на моей щеке.

— Мы не можем сделать этого.

Он делает глубокий вдох, его глаза заставляют меня прислушаться к его мольбе.

— Знаю.

Наши глаза так близко, и он прижимает свой лоб к моему. Одно касание, которое зажигает огонь глубоко в моей душе.

— Я не могу, — его голос едва слышен.

Проглотив свои эмоции, я отстраняюсь от него.

— Становится поздно. Я должна идти.

На мгновение думаю, что он будет возражать, скажет мне остаться, но вместо этого Престон встает на ноги и кивает.

— Думаю, что это будет разумнее всего.

— Спокойной ночи, доктор Монтгомери.


Глава 22