Виктория Холт - Третий Георг

Получив это письмо, лорд Бьют забеспокоился. Георг будто забыл об их разрыве и считал, что вернулись дни их былого доверия друг к другу. Бьют рассказал об этом принцессе, и это лишь усилило ее волнения.

Однако однажды, когда рассудок короля был в полной ясности, он решил, что некоторое время не сможет управлять государством и что необходимо ввести в силу Закон о регентстве. Он проконсультировался с Блекстоуном – авторитетом по правовым вопросам, который разъяснял ему, что в новом законе нет необходимости, поскольку в действующем учтены все возможные нюансы. В случае его смерти или неспособности исполнять свои обязанности, регентом автоматически становится вдовствующая принцесса.

– Моя мать уже немолода, – возразил Георг, а сам подумал, что она, конечно, будет управлять вместе с лордом Бьютом, но ни один из них не обладает для этого достаточными способностями.

– Нет, – продолжал король, – я желаю внести на рассмотрение парламента новый Закон о регентстве и сам назову имя моего регента, которое останется в тайне до тех пор, пока я не сочту нужным, чтобы оно стало достоянием гласности.

Блекстоун ответил, что этот вопрос королю следует обсудить со своими министрами, и Георг поспешно созвал их, чтобы сообщить о своем решении.

После продолжительного обсуждения был принят закон, дававший королю право, на случай его смерти или недееспособности, назвать имя регента, причем возможность выбора ограничивалась королевой и членами его семьи.

Жизнь Шарлотты стала очень тревожной. Она не знала, чего ей ждать еще. Ее беспокоила болезнь короля и его странное поведение, которое сохранялось, с некоторыми перерывами. Ей было известно, что на улицах говорили о том, что у короля какая-то чудная болезнь.

Прошли недели. Ему стало лучше. В августе в Букингемском дворце она родила третьего сына. Его назвали Уильямом. Она прижала ребенка к своей груди, радуясь его появлению на свет. Теперь уже никто не свете не сможет утверждать, что это дитя – незаконнорожденный сын короля и королевы Англии.

Маленький Георг верховодил на детской половине в Кью. В свои четыре года он был не по возрасту развитым, способным и смышленым ребенком, вполне осознавшим важность своего положения. Он слышал, как слуги шепотом называют его принцем Уэльским, и знал, что это – о нем.

– Наступит день, – бахвалился он перед своим братом Фредериком, – и я стану королем.

Бедняжке Фредерику трудно было представить себе, как это четырехлетний мальчик сможет носить такую большую корону. Ведь она будет постоянно сваливаться с его головы.

– Какой же ты непонятливый. У меня тогда будет большая голова, – быстро нашел ответ Георг.

– Да, поможет нам Бог, – сказала леди Шарлотта Финч, – она уже и сейчас достаточно велика.

Маленького Георга не раз заставали за тем, как он тайком ощупывает свою голову, желая, очевидно, убедиться, что та уже достаточно велика для короны. Слуги посмеивались, наблюдая за ним.

– Мастеру Георгу не терпится попасть на трон, – говорили они. – Ему еще нет и пяти, а он уже воображает себя королем.

Но все они, конечно, любили Георга и не имели ничего против его несколько властной манеры вести себя. Ведь он так красив со своими золотистыми, почти рыжими волосами, так рассудителен, от него уже не услышишь детского лепета. Большими голубыми глазами принц Уэльский смотрел на окружающий мир, зная, что этот мир создан для него.

– Он очень похож на своего отца, – говорили все вокруг. Маленькому Георгу очень нравились те редкие дни, когда он со своими родителями выезжал в Лондон, и люди на улицах приветствовали их. В его адрес всегда раздавались особые приветствия. Он с весьма серьезным видом раскланивался и махал рукой, потому что члены королевской семьи должны были уметь любезно отвечать на приветствия людей. И чем «старомоднее», как говорили его няньки, вел себя Георг, тем больше это нравилось людям. А еще он любил наблюдать за стражей из окон Сент-Джеймса.

– Раз-два, раз-два, – командовал он, и солдаты салютовали ему и маршировали. Все любили Георга.

– Ну почему мы не можем жить в Сент-Джеймсе, – настойчиво допытывался он у леди Шарлотты. – Здесь, в Кью, нет солдат.

– Кью больше подходит для детей, – отвечала леди Шарлотта.

– Я – не дети. Я – принц Уэльский.

Тогда она целовала его и говорила, что разве он может позволить им забывать об этом?

– А неужели вы могли забыть? – спрашивал он недоверчиво.

– Ну что ты, мой милый, разве можно об этом забыть, когда ты рядом? – После этих слов он напустил на себя очень важный вид и держался так, пока она ему не сказала: – А теперь доедай свой обед и хватит играть в тарелке с этим куском рыбы.

– Мясные дни мне нравятся больше, – признался он.

– Не сомневаюсь, – ответила леди Шарлотта.

– Мне тоже нравятся мясные дни, – вставил Фредерик, который во всем подражал Георгу.

– Это меню составили для вас ваши папа и мама, поэтому нам следует соблюдать его, не так ли? В противном случае получится, что мы не повинуемся нашему королю.

– Когда я стану королем, то буду есть мясо каждый день.

– И я тоже, – поддакнул ему Фредерик.

– Какой ты глупый. Ты же никогда не будешь королем. Фредерик посмотрел так, словно собирался заплакать.

Бедный малышка Фред, хоть между ними разница всего год, Георг кажется намного старше.

– Это не беда, – сказала леди Шарлотта, подсев поближе к младшему брату.

Фредерик позволил накормить себя, а Георг тем временем осуждающе наблюдал за этим.

Боже Всевышний, думала леди Шарлотта, если он в четыре года такой, то таким он будет в десять… пятнадцать или в восемнадцать лет, когда достигнет совершеннолетия? Несомненно, король и королева правы, настаивая на том, чтобы дети жили в Кью и вели простой образ жизни.

Георг возил кусок рыбы по тарелке, разламывая его на мелкие части, объясняя Фреду, что это солдатики.

– Это не солдаты, а рыба, и ее нужно побыстрее съесть, – наставническим тоном сказала леди Шарлотта. А если вы не будете слушаться, мне придется пойти к твоим папе и маме и рассказать им о твоих капризах.

Георг с осуждением оглядел леди Шарлотту, которая была одета в специальную для детской униформу.

– Простите, – рассудительно заметил он, – но вы же недостаточно хорошо одеты для того, чтобы пойти к королю.

Пораженная леди Шарлотта закатила глаза к потолку. А Георг невозмутимо продолжал:

– Я подумал, что ваша одежда не подходит даже на тот случай, если король войдет сюда. Вот когда я буду королем…

– Рыбу нужно съесть сейчас, – стояла на своем леди Шарлотта. – А потому, пожалуйста, не отвлекайся.

Принц был настолько поражен этим замечанием, что машинально подчистил тарелку, размышляя над сказанными словами.

– Все равно мне больше нравится мясо, – упрямо повторил он, придя в себя.

Леди Шарлотта молчала, думая о том, что король несколько категоричен в отношении питания детей, потому что беспокоится, чтобы малыши не растолстели. Он приходил в детскую и говорил:

– Слишком большой вес для них – это нехорошо, а? Что? Быть слишком толстыми для них плохо. Что?

Разговаривать так странно король начал после своей болезни; он то и дело повторял вопросы, ответы на которые не были нужны.

Возможно, он и прав в своих требованиях, но леди Шарлотта не всегда срезала весь жир с мяса, которое подавалось детям. На завтрак мальчики выпивали чашку не очень сладкого чая, разбавленного молоком и съедали пару гренок без масла. Обычно они обедали в три, а ужинали в половине девятого. Обед состоял из супа, чаще бульона, без капельки жира, и постного мяса (в мясные дни) с прозрачным соусом и овощами, рыбные блюда не позволяли есть с маслом. Им подавали фруктовый пирог, выпеченный без всякой сдобы, так что его едва ли можно было вообще назвать пирогом. По четвергам и воскресным дням им разрешалось съесть мороженое и даже выбирать добавки к ним.

Это была очень простая диета, а если кто-либо сомневался в ее разумности, то король спрашивал: «Ведь они выглядят здоровыми, а? Что? Вы полагаете, что у принцев плохое здоровье, а? Что?»

И все соглашались с тем, что мальчики с их розовыми мордашками и сияющими голубыми глазками действительно выглядели прекрасно.

– Ну, а теперь, – сказала леди Шарлотта, – когда мы закончили с обедом, пойдемте навестим короля и королеву.

Маленький Георг с сомнением посмотрел на ее платье и она, перехватив его взгляд, засмеялась:

– Не беспокойся. Я переоденусь.

Это, по-видимому, успокоило мальчика и он переключил свое внимание на пирожок с фруктовой начинкой, который лежал перед ним на тарелке.

Шарлотта сидела у окна, ожидая возвращения короля.

– Он скоро должен быть здесь, – обратилась она к Швелленбург по-английски. Шарлотта требовала, чтобы и ее фрейлены-немки добивались прогресса в этом трудном языке. – Он не захочет опаздывать к своим детям.

– Он не хотеть, – пробормотала Швелленбург, которая выражала свое осуждение чужому языку тем, что, похоже, умышленно коверкала слова.

– Мне кажется, что король выглядит лучше, – продолжала Шарлотта, с надеждой глядя на Швелленбург, но та только хмыкнула в ответ.

Королева сложила свое вышивание. Болезнь закончилась, и король снова чувствовал себя хорошо, но остались ужасные воспоминания. Это страшно, когда человек, которого хорошо знаешь, вдруг теряет свойственные ему черты характера, когда он смотрит на тебя, не узнавая. Она содрогнулась. Порой ей даже казалось, что он терял рассудок. Приходили ли и ему в голову такие мысли? Наверное приходили, если он обсуждал с министрами закон о регентстве.

Но теперь он вполне здоров, подумала она, даже если Швелленбург и не признает этого. Все складывается прекрасно. В детской уже три мальчика, и скоро будут еще, она не сомневалась в этом. Как ей хотелось иметь девочку! В следующий раз непременно будет девочка, решила она. Думая о детях, Шарлотта забывала о болезни короля. Скоро наступит час, когда гувернантка обычно приводит двух старших мальчиков к родителям. Вернется король и они устроят небольшую семейную вечеринку, а маленький Георг будет удивлять и радовать их своими не по годам взрослыми рассуждениями.