Лаура Тонян - Третий лишний

Слёзы вновь принимаются течь из глаз. Я, резко вдохнув, подношу руки ко рту, когда понимаю, к чему Говард ведёт. Нет, нет, нет. Нет! Он этого не сделает.

– Мой телефон. – Берёт со стола мобильный, показывая его мне, пока весь мой мир рушится. – Один звонок, и Сара с Аароном умрут. Ты же этого не хочешь, правда?

– Боже мой… – принимаюсь я реветь. – Какой же ты конченый ублюдок! Ты просто сволочь!

Встаю с кровати, чтобы наброситься на него, но у Говарда сил больше. Он швыряет меня обратно. Ненавижу его! Ненавижу!

– Как полагаю, – спокойно говорит он дальше, как ни в чём не бывало, – ты больше переживаешь за сына? – Уголки его губ понимающе опускаются вниз, и он пожимает плечами. – Конечно, ведь, какую бы симпатию и благодарность ты ни испытывала к Саре, ребёнок остаётся ребёнком.

Прижимая ноги к себе, не могу перестать плакать. Говард же не собирается шантажировать меня смертью сына?

– Итак, – торжественно объявляет. – Если ты собираешься уйти отсюда, дверь открыта, но знай, Томас ждёт моего звонка. Я могу, либо сказать ему, что операция отменяется, либо просто написать сообщение с текстом: Фас!

Хохочет, словно обезумевший, заново седлая стул.

– Твой… друг готов убить людей просто, потому что ты его об этом попросил? – начинаю сомневаться я.

– Может, я ему заплатил?! – рявкает Говард. – Какая разница?

С надрывом в голосе я говорю ему:

–Я искренне верила, что тебе нужна моя помощь с комиссией. Я попросила Алекса дать мне время, чтобы пообщаться с тобой сегодня. Ты не представляешь, как сильно он не хотел отпускать меня к тебе! – Плач вырывается из моего горла. – Он хотел пойти со мной!

– Алекс такой глупый, – качает неодобрительно Говард головой. – И ты тоже. Не было никакой комиссии из Льюистона. И не будет. Я всё выдумал! – Мужчина с кудрявыми волосами и ангельскими голубыми глазами засовывает палец в рот и выдаёт булькающий звук, вбивая палец во внутреннюю сторону щеки.

Так, словно он – победитель.

– Я верила тебе, – повторяю.

– Я знаю, – произносит он одними губами. – Я уже получил повышение. – После прибавляет тон: – Да оно и не было важным. Была важно только ты. – Указывает рукой на нас обоих. – Мы с тобой, Адель. Счастливые. Представляешь, ты родишь мне двоих детей…

Его речь обрывается, когда мы слышим громкие стуки в дверь. Хотя, это больше похоже на то, что дверь пытаются сломать. Потом я слышу голос, который заставляет моё сердце биться чаще. Это голос Алекса. Он кричит:

– Адель! Адель! Ты там?! Открой дверь, Говард, иначе я её вынесу, я клянусь!

– Отлично, – недовольно бормочет бывший. – Он здесь. Переводит взгляд на меня. – Прекрати плакать! Мы сейчас выйдем к нему, и ты скажешь, что ты моя, ясно? Прекрати реветь. – Он достаёт из шкафа носовой платок и бросает его мне. – Вытрись сейчас же!

Я вытираю лицо, но от кричащего Алекса становится не легче. Он так близко, а я буду обязана лгать ему. Я не смогу.

– Быстрее, – орет Говард. – Чего возишься?

– Он может услышать тебя, – с презрением отвечаю я на его громкие слова.

– Не может. Если бы мы были в гостиной, возможно, а из спальни плохая слышимость.

– Алекс надерёт тебе зад, – с опаской произношу я.

Говард немедленно хватает меня больно за волосы. Я кричу от боли. Встаю с кровати, следую за ним в ванную. Роясь в моей сумочке, он находит тональный крем и пудру. Я дёргаюсь, не давая ему прикоснуться к себе, но он даёт мне пощёчину, поле чего поворачивает резко моё лицо к себе.

– Ты ударилась о что-то, – тихо говорит. – У тебя кровь на лбу.

      Вытирает рану намокшим полотенцем, бросает его в корзину для грязного белья и принимается наносить мне тональный крем. Влажными салфетками вытирает лицо, по которому не перестают течь слёзы.

– Прекрати реветь, я сказал!

– Я не могу!

Говард встряхивает меня.

– Мы сейчас выйдем к Алексу, и ты скажешь, что ты моя, поняла? Ты поняла меня?

– Я не актриса, – выпаливаю я. – Я не сумею солгать достоверно!

– ТАК БУДЬ ЕЮ, ТВОЮ МАТЬ!

Больно схватив мою руку, он выводит меня из ванной. Снимает с себя носки и рубашку, оставаясь в одних брюках. Срывает одеяло с кровати, а потом ещё одно. Мнёт подушки. Подойдя ко мне, начинает меня раздевать, но я отталкиваю его.

– Что ты делаешь?!

– Закрой рот!

Срывает с меня всю одежду. Я чувствую себя такой униженной! Говард даёт мне простыню, велев обернуть её вокруг своего тела. Обернувшись, он случайно задевает тумбу и та с грохотом падает. Чертыхается и бьёт её ногой. В этот момент к голосу Алекса присоединяется голос Елены.

***

У меня уже руки болят, стучать в эту чёртову зелёную дверь, но я буду это делать до тех пор, пока мне не откроют. В какой-то момент мне кажется, что в квартире никого нет, но потом что-то падает, и я держусь за этот звук, как за последнюю надежду.

– Ты слышала? – Наши с Еленой глаза встречаются.

– Что-то упало, – подтверждает она.

– Звони в полицию.

Она набирает номер службы спасения. Я слышу, как женщина на том конце провода отвечает. Но это уже не нужно, потому что дверь отворяется, и перед нами оказываются Говард полураздетый, обнимающий за плечи, обёрнутую в простыню Адель. Они оба улыбаются нам.

– Привет, – лениво мурлычет Говард. – Что-то случилось? Извините, мы просто наслаждались друг другом. У нас тут примирение наметилось случайно.

Адель сглатывает, глядя мне в глаза, пока я пребываю в шоке. Я не знаю, о чём думает Елена, но она молчит, и это нехорошо.

– Алекс, – продолжает он. – Спасибо, что ты был с моей будущей женой всё это время, пока мы находились в ссоре, так сказать. – Его улыбка настолько широкая, что, кажется, зубы скоро начнут выскакивать из челюсти. – Ты поддерживал Адель. Спасибо, что не притронулся к ней, заботясь, словно о сестре. – Протягивает мне руку для пожатия.

Но я игнорирую этот жест, потрясённо оглядывая Ади. Мою Ади, чёрт всех вас подери! Она отводит взгляд, смотрит вниз.

– Я… – пытаюсь сказать лишь что-то. Но потом понимаю, что всё это бессмысленно.

Просто замахиваюсь, чтобы врезать этому козлу. Елена становится передо мной, загораживая мне Говарда.

– Не стоит, Алекс.

Она даже не оборачивается. Я вырываюсь, вспоминая все самые ужасные слова, чтобы обозвать Говарда. Она просто ведёт меня к лифту.

Когда мы выходим на улицу, я рассекаю руками воздух, используя его, как невидимую боксёрскую грушу. Смеюсь с горечью, потому что всё это так глупо.

– Я думал, он обидел её, – признаюсь, успокоившись.

Мы уже сидим в моей машине.

– Говард, каким бы идиотом ни был, добрый. Алекс, он и мухи не обидит.

– Чёрт! – рычу, неоднократно ударяя руль передо мной, ощущая, как в носу щиплет.

Перевожу глаза на Елену. У неё катятся слёзы по щекам.

– Не плачь. Может, она, и правда, его любит.

«Не плачь», – повторяю я мысленно, в то время как сам не могу сдержать капли солёной воды, текущие по лицу.

***

Говард любезно прощается с Сарой. Я слышу его голос из спальни. Аарон спит на кровати возле меня. Я в жизни не была такой подавленной, но мой сын рядом, остальное не имеет значения. Как бы сильно я ни любила Алекса, не представляю, что было бы, если я лишилась бы Аарона. Я до сих пор не знаю, блефовал ли мой бывший, упоминая Томаса. Но всё выглядело слишком правдоподобно. Теперь мне нужно выбраться отсюда, а он слишком опасен сейчас. И я действительно его боюсь.

Когда Алекс увидел меня с Говардом сегодня, я готова была разреветься. Я готова была закричать: «У нас ничего не было! Он меня шантажирует». Ради сына я сдержалась. Но было невероятно тяжело смотреть, как Алекс буквально рассыпается на куски передо мной.

Пока я размышляю над этим, мне на глаза попадается мобильный Говарда, что он оставил на тумбе. Забыл его? Быстро хватаю телефон и посылаю сообщение на единственный номер, который я помню наизусть – моей мамы.

«Спаси меня. Ади».

Убедившись, что смс отправлено, ставлю блокировку на этот номер. Шаги Говарда слышны отчётливей. У меня сердце готово выскочить из груди. Оставляю мобильный там, где он и лежал, молясь, чтобы мама связалась с Еленой.

Они должны всё понять.

Однажды мы с мамой застряли в лифте. Мне тогда было лет десять, или около того. Мы поднимались на верхний этаж торгового центра, потому что там продавались самые вкусные пончики в городе. Я действительно была настолько капризной, что привела нас к ситуации, в которой была виновата. Я была виновата. Я хотела эти пончики. Самое интересное, я не съела ни одного из них после. Мы пробыли в лифте около двадцати минут, пока нас не вытащили оттуда. Тогда-то у меня и развилась клаустрофобия. И сейчас в квартире Говарда, моя фобия даёт знать о себе.

Так же, как и в детстве, я снова повела себя неправильно. Мне не стоило приходить к Говарду одной. Нужно было послушать Алекса. Почему я была настолько глупа и упряма? Мой характер действительно создаёт проблемы.

Пока Говард говорит по телефону, заказывая билеты на самолёт, я пытаюсь успокоить плачущего сына. Он, словно, чувствуя, что что-то не в порядке, заливается слезами. А я ничего не могу поделать. Мне страшно от того, где я в скором времени окажусь. Если я всё правильно расслышала, Говард собирается увезти нас в Неваду. Я знаю, кто из его близких живёт в Неваде. Мать, с которой он так меня и не познакомил.

Я не могу лететь. Не могу. Моя собственная мама должна ведь как-то среагировать на сообщение, что я отправила ей. Она, вероятно, оставила мне уже кучу голосовых сообщений, и я бы прослушала их, если бы мой телефон был со мной. Я даже не знаю, что этот козёл сделал с ним.