Стивен Крейн - Третья фиалка

— Вы… это правда? — заикаясь, спросил он.

— Разумеется, — кивнула она. — Мы же не можем оставаться здесь вечно.

Они надолго умолкли.

Наконец Хокер произнес:

— Помните, что я сказал вам вчера?

— Нет, не помню, вы разве мне что-то такое говорили?

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду! — возмущенно воскликнул он.

— Нет, не знаю.

— Ах да, куда вам! Вы никогда не утруждаете себя необходимостью запоминать что-то подобное! Конечно! Никогда!

— Вы просто смешны! — Она окинула его ледяным взглядом.

Хокер вскочил на ноги.

— Да, смешон! Клянусь Небом, я действительно смешон! — в бешенстве вскричал он.

— А теперь вы стали еще смешнее чем раньше, — засмеялась девушка.

Немного помолчав, он сухо сказал:

— Ну что же, мисс Фэнхолл, общаться с мистером Холланденом вам, вероятно, куда интереснее, чем разговаривать с таким смешным субъектом, как я.

Бодрым шагом человека, душу которого не снедает тревога, к ним подошел Холланден:

— Приветствую вас, молодые люди, почему бы вам не… Гм! Эй, Билли, подожди, куда ты?

— Я… — начал было тот, но девушка не дала ему договорить.

— Послушайте, Холли, — импульсивно воскликнула она. — Научите меня наконец удару, о котором мы с вами говорили. Я несколько раз пыталась его повторить, но так и не смогла. Вероятно, сначала надо научиться правильно держать ракетку. У вас он получается так красиво.

— Ну, а это как раз несложно, — сказал Холланден. — Я вам все покажу. Вы хотите прямо сейчас?

— Да, — ответила она.

— Тогда пойдемте на корт. Вперед, Билли!

— Нет, — ответил Хокер, не удостаивая друга взглядом. — Этим утром я точно не могу, Холли. Мне надо работать. До свидания!

Он склонился перед ними в легком поклоне и гордо удалился.

Холланден быстро повернулся к девушке:

— Что это на него нашло, на нашего Билли? Из-за чего он так скрежещет зубами? Что с ним?

— Ничего… А что? — удивленно спросила она.

— Поскольку он скрежещет зубами не хуже камнедробилки, — сурово произнес Холланден, — я спрашиваю вас: что с ним?

— А мне почем знать? — возмутилась она.

— Вы ему что-то сказали.

— Я? Ничего я ему не говорила.

— Нет, сказали.

— Холли, не говорите глупостей!

На какое-то время Холланден вступил в молчаливый спор с самим собой; наконец, он заметил:

— Ну, хорошо, я всегда утверждал, что у этого парня ужасный характер…

Девушка сверкнула в его сторону мимолетным взглядом.

— А теперь я уверен, что даже самый ужасный на всем белом свете.

— Вы правы, — кивнула она и тут же добавила: — Впрочем, все мужчины такие. Заявляю со всей ответственностью — вас невозможно постичь. Ни одна живая душа не знает, чего от вас ожидать. Вы взрываетесь, полыхаете гневом, ведете себя в высшей степени отвратительно по самым пустячным поводам и в самый неподходящий момент. Похоже, мужчины просто сумасшедшие.

— И я? — взволнованно воскликнул Холланден. — Что я кому плохого сделал?

— Послушайте, — сказал он, — мне показалось, вы страстно желаете научиться этому удару, верно?

— Верно, — ответила мисс Фэнхолл.

— Тогда идемте.

Пока они шагали к теннисному корту, писателем овладела мрачная задумчивость. В глазах его появилось особенное выражение, которое можно было бы прочитать так: ну вот и на меня обрушились беды и невзгоды.

— Ну что же, я так думаю, все женщины такие, в том числе и лучшие из них.

— Какие именно? — спросила она.

— Милое мое дитя, — вздохнул он, — вы меня расстроили, дав понять, что очень похожи на остальных представительниц прекрасного пола.

— Да? — удивленно воскликнула она.

— Да, — кивнул Холланден с печальной улыбкой на лице. — Вы, Грейс, позволили себе играть чувствами неотесанного деревенского парня и делали это до тех пор, пока он не перестал отличать свое ухо от зуба, вырванного два года назад.

— Он бы страшно разозлился, если бы услышал, что вы назвали его неотесанным деревенским парнем.

— Кто? — спросил Холланден.

— Ну как кто? Неотесанный деревенский парень, разумеется!

Писателя вновь одолели мрачные раздумья.

— И все равно, Грейс, что ни говорите, а вам должно быть стыдно. — Он покачал головой. — Жутко, ужасающе стыдно.

— Холли, несмотря на всю вашу ученость, у вас совершенно нет мозгов!

— Ну конечно, — иронично протянул Холланден. — Куда уж мне!

— Правда, правда, Холли, нет и в помине.

— Так или иначе, — сердито воскликнул он, — я понимаю чувства других и умею сопереживать людям.

— Неужели? — прищурилась она. — Что вы такое говорите, Холли? Вы пытаетесь мне втолковать, что сопереживаете тем, кто мучается и страдает? Что понимаете их?

— Почти никто не питал сомнений в моих способностях к… — нудно затянул Холланден.

— Но если так, это означает, что вы не только сочувствуете, когда другим плохо, но и понимаете ход их размышлений. Что-то мне подсказывает, что со вторым пунктом у вас слабовато: боюсь, вы не в состоянии разобраться в чужих мыслях. А человеческую природу вы знаете хуже любого другого, с кем мне только приходилось встречаться.

Холанден в изумлении посмотрел на нее и сказал:

— Интересно, интересно! И что же вас подтолкнуло к такому выводу?

Вопрос прозвучал так, словно он и сам знал об этой проблеме. Пару секунд писатель молчал и наконец спросил:

— Полагаю, вы имеете в виду, что я не могу понять конкретно вас, да?

— Почему вы так решили?

— Потому что именно это обычно подразумевают, когда обвиняют человека в непонимании других.

— Что бы вы ни думали, я не это имела в виду, — сказала она. — Я имела в виду, что вы составляете превратное мнение о людях, считая себя великим филантропом, хотя на самом деле ваша цель сводится только к одному — любыми средствами выставить себя напоказ.

— Проклятие… — начал Холланден, но осекся. После паузы он продолжил: — И что вы, черт возьми, имели в виду на этот раз?

— На этот раз? По-моему, Холли, здесь все яснее ясного. Мне казалось, мои слова не подлежат двойственному толкованию.

— Да, — задумчиво протянул он, — вы выразились предельно откровенно и прямо. Но при этом, вероятно, держали в уме некое событие, может, даже не одно, а целую последовательность событий, на фоне которых я имел несчастье вызвать ваше недовольство. Вполне возможно, в вас говорит не разум, а эмоции, порожденные этими событиями, где я, по вашему мнению, был не на высоте.

— Умно, ничего не скажешь! — воскликнула девушка.

— Однако я ничего такого припомнить не могу, — продолжил он с видом ученого мужа, игнорируя ее насмешливый тон. — Не могу, и все. Разве что в тот раз, когда…

— Мне кажется, глупо пытаться докопаться до какой-то там сути, если я сформулировала свою мысль предельно четко и ясно, — гневно воскликнула Грейс.

— Видите ли, может случиться так, что вы и сами не знаете, о чем говорите, — глубокомысленно изрек Холланден. — Для женщин это совсем не редкость. Они часто высказываются, руководствуясь теми или иными мотивами, хотя не могут с уверенностью сказать, что же именно ими движет.

— Холли, самыми дрянными людьми в этом мире можно с полным основанием считать тех, кто мнит себя знатоками женской психологии.

— Но вы же понимаете, что каждый, кто действительно обладает подобным знанием или хотя бы претендует на него, неизменно скатывается на позиции сарказма! — весело воскликнул Холланден.

По лужайке неистово носился пес. Всем своим видом он выражал тревогу и смятение.

— Эге, направляясь домой, Билли забыл свистнуть свою собаку, — сказал Холланден. — Иди сюда, старина! И славный же ты пес!

Девушка тоже позвала его, но сеттер их проигнорировал. Он беспокойно сновал по траве до тех пор, пока не учуял след хозяина, затем припал носом к земле и энергичным галопом ринулся вперед. Холланден и мисс Фэнхолл проводили его взглядом.

— Стэнли — хорошая собака, — сказал писатель.

— Да, замечательная! — горячо поддержала его девушка.

Кивнув, Холланден заметил:

— Ну, хорошо, давайте больше не будем пререкаться, тем более что нам так и не удалось установить предмет спора. Я причины не вижу, вы ее не знаете, так что…

— Я знаю. И назвала ее вам, не прибегая к околичностям.

— Вот и славно. А теперь давайте отработаем удар. Чтобы правильно его провести, нужно согнуть руку, напрячь ее, подбросить ладошкой мяч и ударить. Но будьте осторожны, возьмете слишком низко — и мяч угодит в сетку, возьмете слишком высоко — улетит… Боже мой, ну не в траву же! Да, что ни говорите, а такую подачу сразу не освоишь. Давайте как-нибудь придем на корт, и я покажу вам несколько других, попроще.

Потом, когда они направились в сторону пансионата, девушка вдруг расхохоталась.

— Что вас так рассмешило? — спросил Холланден.

— Я подумала, как бы он разозлился, если бы услышал, как вы назвали его неотесанным деревенским парнем, — ответила она.

— Кто?

Оглеторп доказывал, что лучшими следует считать писателей, которые на своих книгах зарабатывают больше всех. Холланден возражал, утверждая, что они-то как раз самые худшие. Оглеторп заявил, что этот вопрос должны решать читатели. На это Холланден категорично ответил, что людям свойственно выносить неправильные суждения по проблемам, которые им вменяют в обязанность решать.

— То, что вы сейчас сказали, суть не что иное, как самое гнусное аристократическое убеждение! — воскликнул Оглеторп.