Задумчивое, немного напряженное лицо… Иногда он хмурился, совершенно не замечая этого, задумавшись, проводя языком по пересохшим губам. Брал у нее уже исписанные листы, сверяя что-то… Алиса, не отрываясь, следила за тем, как он пробегал глазами строки, время от времени задирая голову вверх, словно ловя ускользающую мысль. Не прекращая чтения, разминал пальцы. Профессиональная привычка, стало быть… Брал со стола перо, делая какие-то пометки на листе. Клал обратно и продолжал неспешно говорить…

Алисе удивительно было обнаружить, что наблюдать за увлеченным своим делом человеком бывает настолько интересно. Она чувствовала, как разыгравшаяся в душе непогода понемногу утихала, смиряла свой пыл. Чувство спокойствия и сосредоточенности передалось и ей. Действительно, разве могут его волновать какие-либо невзгоды и жизненные неурядицы? Наверное, нет… Иначе бы он не двигался с такой размеренностью, не заполнял бы пространство вокруг себя таким умиротворением…

Возможно, при других обстоятельствах, при другом складе характера Алиса смогла бы и раньше увидеть это, оценить… Но истинный, вечный ребенок в ней всегда искал ответной чувственности, безрассудства, спонтанности… Можно ли было винить ее за это? Кто знает… Наверное, если жизненные реалии не могут соответствовать ожиданиям, логичнее всего приспособиться к новым обстоятельствам. Но в мире существуют вещи, которые очень сложно рассматривать с точки зрения какой-либо логики. Возможно, в этом парадоксе и состоит вся прелесть жизни.

Негромкий глубокий голос, говоривший иногда совершенно незнакомые ей вещи, скорее убаюкивал… Она сама не заметила, как глаза начали слипаться, а слова на бумаге появлялись будто бы сами собой, минуя сознание… Очнулась, когда ощутила, как оказавшаяся на плече чья-то рука чуть встряхнула ее. Сон мгновенно ушел. Подняв глаза, Алиса увидела перед собой мужа.

— Уже поздно… — он собрал лежавшие на столе листы в аккуратную стопку. Откинул со лба несколько темных с проседью волос… — Заснуть за рабочим столом — худшее из того, что может произойти. Отправляйтесь к себе. Завтра я разбужу вас рано.

Последние слова Алиса восприняла без энтузиазма. Взять в толк, как можно уделять сну так мало времени, ей не удавалось совершенно. Но здесь она была бессильна… Приняв предложенную руку, медленно встала, ощутив, как боль сводит пальцы, тяня, сдавливая… И совсем неожиданно для себя поняла, что это занятие совершенно странным образом рассеяло все дневные переживания, оставив только неясные тени где-то в закоулках сознания. Возможно, дело было и в другом… Но теперь думать ни о чем, кроме скорой возможности недолгого, но здорового сна, ей не хотелось. Как же это утомительно… Боже, как у него может хватать сил еще на что-либо?

Оперлась о его руку, чувствуя, как он уверенно ведет ее в ее комнату. Осоргин открыл дверь, придерживая, пропуская супругу вперед. Уже перешагнув порог, она остановилась и неожиданно обернулась. Немного уставшая, но все такая же очаровательная…

— Сергей Владимирович… — тихо, неуверенно… — Я хотела поблагодарить вас…

Уточнять, за что именно, было не нужно. Мужчина взглянул на нее с пониманием. Коснулся ее руки своей. Несильно сжал ладонь женщины, поднимая, поднося к губам… Тепло разлилось по всему телу от ощущения этого легкого, невесомого, горячего касания… Алиса отвернулась. Смущение… Так странно теперь было видеть этот неяркий, красноватый румянец на ее щеках. Все же она еще такой ребенок…

Осоргин поклонился и вышел, закрыв дверь. Оставляя ее одну. Алиса прислонилась к двери спиной… Непонятное, неясное чувство. Наполненности? Целостности? После всего, что с ней произошло… Провела тонкими пальцами по дереву. Сердце стучало неровно… Странное чувство воодушевления, умиротворенности и… конечно же, желание спать. Упасть на кровать, зарыться лицом в подушки, забраться под одеяло с головой и отрешиться от всего…

Лежа в постели, скользила сонным взглядом по деревянным балкам, испещренным глубокими трещинами… Неясные звуки, медленно затухавшие в ночи…

«Жаль, что он не остался…» Последняя мысль перед тем, как сознание, расколовшись на миллионы цветных обрывков, погрузилось в темную, непроглядную глубину сна…

Иногда для того, чтобы идти вперед, что-то приходится оставить в прошлом

Запах табачного дыма мешался с запахом влажного после дождя воздуха. Пепел, нервно стряхиваемый время от времени в мокрую от залетавших в комнату капель пепельницу посредством постукивания о ее дно образовывал горстку, готовую вот-вот перевалиться за край керамической посудины. Сергей Владимирович, сделав очередную неглубокую затяжку, смотрел, как облачко сероватого дыма растворилось за окном, уносимое прохладным ветром. От продолговатой темной сигары осталась лишь половина…

— Тебе не станет дурно? — раздавшийся сзади насмешливый женский голос не вывел его из состояния задумчивости. Лежавшая в постели рыжеволосая женщина, наполовину завернувшаяся в одеяло, с интересом наблюдала за стоявшим у окна чиновником.

— Отвратительная привычка… Поверь, такими темпами перспектива долгой жизни тебе не грозит, — она потянулась, а затем капризно заявила:

— Может, закроешь все-таки окно? Ужасно холодно…

Осоргин не обратил на ее слова внимания. В отличие от Ирэн, мысли его теперь были лишены какого-либо радостного оттенка. Он давно планировал этот разговор… Несколько раз Сергей Владимирович безуспешно пытался обсудить с ней то, что его волновало. Но умелые женские руки либо увлекали его обратно в постель, либо рыжая бесовка сводила все к шутке, делая вид, что не воспринимает его слова всерьез. Но всегда в эти моменты он видел в ее глазах страх. Ирэн понимала, что он хотел сказать. Когда-то это должно было прекратиться…

А вопросы были все те же. К чему ведут их отношения? Кончится ли это когда-нибудь или перерастет во что-то большее? И самое главное: почему она не хочет их узаконить? И если Ирэн, судя по всему, подобные мелочи не волновали, то Сергей Владимирович размышлял об этом почти что с самого начала. Однажды, лежа с ней рядом, наблюдая за тем, как ее пальчик рисует на одеяле замысловатые узоры, он все же спросил:

— Ты никогда не задумывалась о детях?

Она тихо засмеялась.

— Старый пень тоже переживал по этому поводу. Знаешь, существует много способов для того, чтобы избежать…

— Я не об этом, — он чуть нахмурился. — Тебе не кажется, что ты слишком жестока к своему почившему супругу?

Она посмотрела на него странно, и от этого взгляда Осоргину стало не по себе.

— Ты просто не представляешь, что значит спать со стариком.

— Даже не хочу пытаться представить, — он откинул со лба мешавшуюся прядь волос.

— Разве тебе никогда не хотелось, чтобы рядом с тобой был кто-то, похожий на тебя? Тот, кого бы ты могла воспитать, помочь чего-то добиться в жизни. Смотреть, как эта часть тебя будет расти, меняться… Делиться опытом, знать, что твой ребенок, возможно, будет разделять твой образ мысли.

— Нет. — Ирэн тряхнула рыжей головкой. — Ты так просто рассуждаешь об этом… А то, что женщине приходится девять месяцев ходить с огромным животом, всячески страдая, а потом пытаться втиснуться хотя бы в один из корсетов… Увольте.

— Это такие мелочи…

— Но не для меня. Ты же спрашиваешь мое мнение? Мой ответ — нет. Я не задумываюсь ни о детях, ни о браке, если ты это имеешь в виду. Тех двух лет мне вполне хватило. Я не собираюсь больше выходить замуж, не собираюсь рожать. Все эти церемонности совершенно ни к чему. А заниматься воспитанием отпрысков у меня нет никакого желания.

Она упрямо сверкнула зелеными глазами. Затем чуть приподнялась на локте, заглядывая в лицо Осоргина.

— Ты самый странный человек из всех, кого я встречала… Обычно мужчины не стремятся с такой силой к созданию семьи. Это происходит либо по принуждению родителей, либо из-за общественного давления. А потом измены, быт и множество потомков, появившихся, кажется, лишь по чистой случайности…

Сергей Владимирович улыбнулся самыми кончиками губ. Едва заметные морщинки… А потом в серых глазах появилась какая-то печаль… Ностальгическая, скорее…

— У меня никогда не было семьи, Ирэн. Мать я едва помню. Она умерла, когда мне не было и четырех. Отец… — он внезапно посерьезнел, смотря куда-то вдаль. Через плотную пелену, застилавшую прошлое, надежно разделяя временное пространство…. — Его я бы предпочел не помнить. Ни о каком взаимном понимании в наших отношениях речи быть не могло. Впрочем, он расстался со мной при первом удобном случае. И, наверное, это единственный поступок, за который я ему благодарен…

Женщина слушала его, нахмурив лоб, на время прекратив гладить край одеяла.

— Боже… Да ты сиротка… Иди, я тебя обниму. Мне так жаль… — она придвинулась к нему, обхватив руками, прижавшись всем телом. Была ли эта жалость искренней, или же Ирэн просто умело сыграла прилив нежности… Осоргину было не важно. Он тихо засмеялся. Все-таки женщины — удивительные существа: всегда больше любят все то, что можно пожалеть. Наверное, это все-таки был материнский инстинкт, от которого княгиня так упорно открещивалась.

Но все же их непонятные, странные отношения никуда не двигались. Ирэн была, возможно, единственным человеком, на которого доводы Сергея Владимировича не действовали совершенно. Может, дело было в том, что она проявляла излишнюю самостоятельность или же в том, что знала его слишком хорошо… В любом случае, у Ирэн были какие-то свои неведомые ему цели, о которых она предпочитала не распространяться. Взглядов мужчины на создание полноценной семьи и дальнейшую жизнь в уже узаконенных отношениях она не разделяла…

Смотря в пустоту, чувствуя горьковатый привкус сигарного дыма, Осоргин понимал, что этот день настал. Либо она принимает его сторону, либо… Дальше так продолжаться не может…