Алина Яловени - Тревожные сны

— На твоем месте я бы поставил ее обратно.

Рука, взявшая очередную черную пешку, остановилась.

— Почему?

— Потому что сейчас она под защитой, а следующим ходом с поля можно будет убирать слона.

Действительно… Ну, кажется, началось. Прошло ведь совсем немного времени. Зато он уже захватил в плен пешку!

Увлеченный своим занятием, мальчик не заметил вошедшую в комнату женщину. Только по реакции отца понял, что у него посетители.

Две пары серых глаз, одаривших ее взглядами. Одинаковых…

— Мама!

Она так редко заходит… Не слишком вовремя, конечно, но как он рад ее видеть! Она так мило улыбается…

— Сергей Владимирович, вы снова его учите. Ему же всего три…

Не всего, а целых три. Три с половиной.

— Но у него неплохо получается. Не думаю, что развитие стратегического мышления может как-то повредить нашему молодому человеку.

Да. Он уже взрослый. Хоть кто-то это понимает…

— Сергей Владимирович!

Малыш вздрогнул от неприятного голоса. Испуганно обернулся.

— Федор в своей комнате устроил совершенный беспредел! Да разве это допустимо?! В таком возрасте уже не ценить порядок… Как же можно! — из его спальни с самым недовольным видом вышла женщина крепкого телосложения, гордо выпрямившись и сцепив перед собой руки.

Опять Татьяна Прохоровна на него жалуется. Неужели это доставляет ей такое удовольствие?

— Ты же сказал, что убрал все.

Мужчина посмотрел на сына с укором. Сдвинул игрушки в угол. Убрал ведь… Как можно раскладывать солдат, несущих дозор, по коробкам?!

— Раскладывай свои баррикады и возвращайся.

Осоргин поторопил мальчика. Нехотя Федя слез с дивана, угрюмо направившись к нетерпеливо выжидавшей няньке. Как всегда… Лишь бы ей только нарушать столь замечательные моменты… Алиса молча наблюдала за происходящим. Почему мама никогда за него не заступается?

На улице шел снег. Так непонятно. Ведь уже весна! Почему же тогда идет снег? Весной же он должен таять…

Зато можно было строить крепость. И хотя ямы и туннели мало напоминали боевые укрепления, мальчика это нисколько не смущало. Но как же редко выпадали такие шансы… Татьяна Прохоровна всегда говорила, что его поведение «недопустимо и постыдно». Но ведь просто ходить по саду так скучно! Ни бегать, ни играть…

Зато восполнить все потраченные на соблюдение «подобающего» поведения часы можно было с отцом. Следовало только давать волю воображению… Бегать кругами, громко вереща и не получая ни единого упрека, скакать по сугробам, виснуть… И кидаться снежками. Мама всегда вскрикивала, если он решался кинуть в нее пригоршней снега, а потом злилась… Это не было интересно. А тут можно было даже получить в ответ снежным комочком по шапке, что приводило малыша в неописуемый восторг. Правда, попытки завалить отца в снег никогда не увенчивались успехом, потому что чересчур разыгравшегося сына мужчина обычно удерживал на расстоянии вытянутой руки. И сил на преодоление такого препятствия просто не доставало. А при должном напоре можно было оказаться в ближайшем сугробе. Чтобы потом вскочить и, даже не тратя времени на то, чтобы отряхнуться, предпринять попытку реванша…

— У тебя все равно ничего не выйдет.

Ни слова в ответ. Только пыхтение и жалкие попытки дотянуться до отца. Размахивая руками, упираясь лбом в его ладонь в черной перчатке. Отстранился, переводя дыхание, а затем ринулся вперед, пытаясь обойти мужчину сбоку. И снова неудача.

— Сейчас отлетишь в сторону, а потом будешь говорить, что тебе больно.

Нет… Его упорству можно было только позавидовать. Игра довольно странная. Но, впрочем, чем бы дитя не тешилось…

Отпустил. А когда мальчик со счастливым визгом подлетел почти вплотную, завел его руку за спину, останавливая.

— Все?

Обиженное сопение. Попытка вывернуться. Тихий всхлип, когда ему это не удалось.

— Может, отдохнешь?

— Федя! Что ты делаешь? Оставь отца в покое!

Алиса…

Отпустил ребенка, поворачиваясь к жене.

— Оставьте… Это всего лишь игра.

В выставленную на всякий случай в сторону руку с шумом врезались. Тихий вздох, и малыш с легкой подачи оказался в снегу. Счастливый смех… Не многим он в этом плане отличался от матери. Правда, у нее были несколько иные способы, но суть оттого не менялась.

Он был так на него похож… Маленький мальчик со взрослыми глазами. Алиса терялась, когда смотрела на сына. С ним было глупо заигрывать, как это обычно делали с детьми его возраста. Алиса сама в такие моменты чувствовала себя несмышленым ребенком. И от этого порой становилось не по себе…

Если у кого-то когда-то и могли возникнуть вопросы по поводу достоверности отцовства своих отпрысков, то в этом случае Алиса скорее склонна была сомневаться в достоверности своего материнства. Может, только некие черты характера имели сходство… Хотя и об этом судить было трудно. Едва ли она в его возрасте обладала такими способностями…

— Я не буду спать!

В какой уже раз… Дневной сон малыш совершенно не воспринимал всерьез. Не кричал. Не топал ногами. Поджав губы, стоял перед ней, смотря снизу вверх. Он не хочет. И пытается донести ей свое видение этой ненужной и совершенно бессмысленной традиции.

— Твое упрямство поспособствует только тому, что ты нарушишь свой режим.

— Но я не хочу…

— Если папа узнает, ты не пойдешь гулять.

Он расстроился. Пытался не подавать виду.

— Нет… Я не хочу спать.

Серьезно и уверенно. Ну как мама не понимает, что ему это совсем не нужно?

— Когда вернется папа?

Он устал. Это было видно. Но все еще пытался бороться…

— Федя, ты же знаешь, что он возвращается вечером. К чему вопросы?

Совсем печально. Он бы не стал плакать. Просто опустил голову…

— Думаю, когда ты проснешься, он уже будет дома.

Обреченный вздох…

— Если я останусь, ты соблаговолишь наконец заснуть?

Задумался. Собственническое чувство должно было взять вверх. Осторожно кивнул. Слава богу… В следующий раз этим займется няня.

И теперь мальчик гордо прошел мимо внимательно следящей за ним Татьяны Прохоровны.

— Во сколько ты собираешься идти? — голос отца. Негромкий. Федя прислушался.

— Жюльен ждет меня около шести часов…

— Моя встреча состоится в семь. Могу тебя проводить.

— Благодарю. Но не стоит все же…

— Оденься теплее. На улице все еще зима, несмотря ни на что.

— Учту это обстоятельство.

Молчание. А затем смущенный женский смех…

Мама все-таки уедет… Она же сказала, что почитает ему перед сном… Несправедливо. Обидно…

Федя не понял, что произошло, потому что няня осторожно закрыла за ними дверь, отведя мальчика за руку в спальню. Румянец на щеках вечно строгой и суровой женщины его удивил.

— Fiodor, s’il vous plaît, faire l’affaire!

— Oui, madame.*

Он быстро отвлекся, подбегая к нагромождению коробок, возле которых располагалась его доблестная армия. Действительно. Пленных следует отвести в каземат…

Примечание к части

* — Федор, извольте заняться делом!

— Да, мадам. (франц.)

Горечь… В слезах, разъедающих глаза. В словах…

«Воспаление легких»

Но ведь это не смертельно? Не должно быть! Нет!

«Я не могу ничего обещать. Его состояние крайне тяжелое»

Нет… Почему? Почему Федя? Боги, за что?!

Она была плохой матерью. Всегда это знала… Даже тогда, когда еще носила ребенка.

— Мне кажется, я не справлюсь.

— Откуда такие мысли? — она до сих пор помнит, как Сергей Владимирович осторожно положил руку на ее живот, уже достаточно заметный, смотря при этом ей в глаза… — Не думаю, что это очень сложно. Хватило возможностей сделать, хватит и воспитать.

Что же… Каждый остался при своих словах. Лучшего отца для своего ребенка она бы не нашла… Но она сама…

Она была плохой матерью…

Так и не смогла привыкнуть к этой роли. Сама еще ребенок, могла ли тут идти речь о воспитании собственных детей?

Федя лежал в своей кроватке, дыша хрипло, не открывая глаз. Жар… Лихорадка медленно убивала это только начавшее свою жизнь энергичное существо. Если бы она тогда была рядом… Он бы не лежал теперь перед ней, задыхаясь от кашля. Он бы бегал по дому, как и прежде. Он бы не заболел. Не упал бы в пруд…

Садовник. Видимо, провидение все же существует, если тогда он заметил потерявшего равновесие мальчика. Бросив все, вытащил из холодной воды… Можно ли было перекладывать всю вину за случившееся на гувернантку? Только отчасти. Невозможно, невозможно все предвидеть наперед. За ним трудно уследить. Он же еще маленький… И такой любознательный.

Чувство, что что-то было упущено. Безвозвратно… Любой мог бы осудить ее за это. Никогда не уделяла сыну достаточно внимания. Она ведь даже хотела…

Алиса сжала голову руками, тихо плача.

— Мама…

Едва слышно. Хрипло… Федя приоткрыл покрасневшие глаза. Кашель… Сухой, болезненный.

— Федя! — Алиса подняла голову, вглядываясь в бесцветное, измученное болезнью лицо малыша. — Прости меня…

Он не понимал. Смотрел на нее с удивлением. Почему она плачет? Ему было страшно…

Рука, сжавшая ее плечо. Алиса не обернулась. Нет… Она не уйдет. Чуть сильнее… Пришлось подняться. Сергей Владимирович подтолкнул ее к двери. Несильно, но так, что у нее не осталось сомнений в том, что в этой комнате она теперь лишняя.