«Ты хочешь ударить эту бедную женщину?» спросил внутренний голос. «Хочу», — ответила Вера.

Она не могла сказать с уверенностью, почему испытывает к этой женщине такое отвращение. «Предположим, тебя не любят, — думала Вера. Но кто в этом виноват?» Глупо стучаться в закрытую дверь. Глупо сидеть в кафе с заплаканным лицом и, подперев голову руками, пить пустой чай с таким видом, как будто нет на свете никого несчастнее тебя. Глупо. «А я? — подумала Вера. — Чем я лучше? Почему Джим должен меня любить? С какой стати?» Но, подумав так, она с удивлением обнаружила, что за эти два дня ни разу о нем не вспомнила. Мало того, теперь, думая о нем, Вера не испытывала ничего, кроме раздражения. Нет, действительно, она всегда мечтала о мужественном человеке, с которым не страшно идти ночью по улице. О таком человеке, на которого можно положиться. А Джим? Что он видел в своей Англии?

Неженка. Очкарик.

Вера посмотрела на часы — половина двенадцатого. Ей хотелось встретиться с Лизой, но раньше трех она из школы не придет. В кафе, конечно, хорошо, но нельзя же сидеть тут до бесконечности. А если после школы Лиза пойдет к Тусе?

Вера никогда не чувствовала себя так одиноко.

Она давно выпила шоколад и съела пирожное. Оставаться тут дольше было неудобно. Вера решила проведать бабу Зину — в конце концов, не убьет же та ее, если узнает, что она не была в школе. И потом, в кафе было холодно, а баба Зина позовет к себе или в крайнем случае даст ключи. Не сидеть же тут до вечера.


…Вера вышла из метро и почти сразу увидела в толпе бабу Зину, которая шла ей навстречу. Она заметила ее издалека, но сразу не узнала. Баба Зина шла, натыкаясь на прохожих, и, как показалось Вере, плакала, потому что она то и дело вытирала рукавом лицо. Иногда она останавливалась, сиротливо озиралась по сторонам и, всплеснув руками, как будто услышала что-то обидное, снова пускалась в путь.

— Баба Зина! — окликнула ее Вера.

Баба Зина остановилась, посмотрела на Веру и заплакала.

— Баб Зин, ты что?

— Шурка, — сказала баба Зина, продолжая плакать.

— Что-то случилось?

— Шурка, — снова сказала баба Зина и опять не нашла в себе сил закончить.

— Что?!

— Шурка с балкона прыгнула, — наконец выговорила она и зарьщала. — С ба-алко-о-она! Шу-урка!..

Вера стояла, уставившись на бабу Зину, которая рыдала, размазывая по лицу слезы. Прохожие оглядывались, с недоумением наблюдая за этой сценой. «С балкона?» — спросила себя Вера. Наверное, ей послышалось. «Как с балкона? Нет, это какая-то ошибка».

«Это какая-то ошибка», — хотела сказать Вера, но вместо этого спросила — и это было первое, что пришло ей в голову:

— Она жива?

Баба Зина хотела что-то сказать, но не смогла и снова зарыдала.

— Жива?!

Теперь это слово поделило мир пополам: по одну сторону жизнь, по другую — смерть. И прежде чем баба Зина ответила, столько всего пронеслось у Веры в голове: как Шурка курила, сидя на лавке, и как они ели голубцы.

— Ой, жи-и-ва… — наконец сказала баба Зина.

Теперь Вера должна была задать еще один вопрос, но она не знала, как это сделать. Пока она подбирала слова, баба Зина немного успокоилась и, собравшись с силами, сказала:

— Машка пришла, соседка ее, они в одном классе учатся, и говорит: Шурка с балкона прыгнула. Видно, как от меня пришла, так пры-ыгнула… о-о-й…

— И что? Она дома?

— В больнице. Я сейчас туда звонила — карту купила и позв-о-онила…

— Ну?

— Ей операцию сде-е-лали…

— А больница какая?

— Подожди, — сказала баба Зина и на этот раз вытерла лицо платком, который достала из кармана. — Сейчас ко мне поедем. Я приготовлю, что надо, а ты отвезешь. Отвезешь? — спросила она и с недоверием посмотрела на Веру, как будто сомневаясь, можно ли ей поручить такое важное дело.

— Отвезу. А ты?

— Я не могу, — сказала баба Зина. — Там спрашивать станут: кто такая, откуда. Что я скажу? А тебе можно — скажешь: подруга. Поняла?

— Поняла.

— Тогда пойдем. А то пока приедем, пока соберем что надо…

Всю дорогу баба Зина говорила без умолку, рассуждая, что можно есть человеку, который прикован к больничной койке.

— После операции, наверное, нельзя есть? — спросила баба Зина.

— А какая операция?

— Не знаю. Они не объяснили. Сказали: сделали операцию.

— А еще что сказали?

— Сказали: состояние стабильное.

— А еще?

— Больше ничего. Ты мне оттуда позвони — я тебе телефон напишу. Поняла?

— Поняла.

У метро, вытряхнув из кармана гору мелочи, баба Зина купила два лимона, связку бананов и пакет грейпфрутового сока. Вера уговаривала ее взять денег, но баба Зина наотрез отказалась. Пока ехали в автобусе, она всю дорогу бормотала что-то себе под нос про какую-то новую ночную рубашку, которая у нее есть, и про разные необходимые в больнице предметы.

— Чашку надо не забыть, — сказала баба Зина, когда они вышли из автобуса. — Отец, наверное, с работы поедет — ему не до того будет. Как ты думаешь?

— Думаю, да.

— И я говорю: не до того.

Так, рассуждая о том, что может потребоваться человеку в больнице, они добрались до дома, и уже через час Вера снова стояла на автобусной остановке с полиэтиленовым пакетом, набитым провизией, и адресом больницы, который баба Зина аккуратным почерком переписала на отдельный лист бумаги и, сложив вчетверо, вручила Вере.

14

Вера сдала куртку гардеробщице и направилась к лифту, но в дверях ее остановил охранник.

— Куда идем?

— В первую хирургию.

— А сменная обувь?

— Извините, я не знала.

— А пропуск?

— Понимаете, там лежит моя подруга, ее только сегодня привезли. Мне надо ей кое-что передать. И потом, я просто узнать хочу, как она там. Я только вещи ей отдам — и назад. Я на одну минуту. Пожалуйста.

— Паспорт есть?

— Есть.

Вера достала из рюкзака паспорт с золотым двуглавым орлом на обложке и протянула охраннику.

Он записал ее данные в толстую амбарную книгу, которая лежала на столе, и, кивнув в сторону лифта, сказал:

— Третий этаж.

Вера битые полчаса дожидалась на посту дежурную сестру — наконец она появилась.

— Извините, — обратилась к ней Вера, изо всех сил стараясь быть вежливой, — в какой палате лежит Кузнецова? Ее привезли сегодня утром.

— К ней только по уходу можно, если пропуск есть.

— Пожалуйста, я на одну минуту.

— Она в послеоперационной палате — туда посторонним нельзя.

— Я не посторонняя.

— У нее уже отец был. И брат. Это не дом отдыха, а больница.

— Скажите, — спросила Вера, оставив ее замечание без ответа, — а есть ей можно?

— Вечером будет можно — когда от наркоза отойдет.

— Ну вот, — обрадовалась Вера, — я как раз принесла ей поесть: лимон в сахаре, грейпфрутовый сок и оладьи — это можно?

— Можно. А мать ее где?

— Понимаете, матери нет.

— Вообще?

— Вообще.

— Ладно, иди. Только недолго. Четвертая палата.

Медсестра показала на дверь рядом с постом. Табличка на двери гласила: «Вход воспрещен!» От этого восклицательного знака Вере стало не по себе, но она вошла. Шурка, бледная, как полотно, лежала на спине с закрытыми глазами, и тут Вера окончательно потеряла присутствие духа, потому что решила, что Шурка без сознания. Ее левая рука была забинтована. Одна нога, до колена закатанная в гипс, была подвязана к перекладине над кроватью, а другая, тоже в гипсе, беспомощно торчала из-под одеяла. На голове тоже была повязка, но Вера сразу поняла, что это просто ссадина, потому что повязка была легкая. Все это в считанные секунды пронеслось у нее в голове, но, еще раз остановив взгляд на этой повязке, Вера вспомнила, что для того, чтобы остаться на всю жизнь инвалидом или, того хуже, отправиться на тот свет, достаточно сломать позвоночник, а голова сама по себе.

— Привет, — тихо сказала Шурка и открыла глаза. — А я слышала, что это ты, но хотела еще поспать, пока ты будешь с ней препираться.

— Не хотела пускать — уперлась и ни в какую.

И охранник тоже.

— У них работа такая, — сказала Шурка. — А у меня уже отец был — он на работу побежал. И брат он за лимоном пошел, сейчас вернется. Ужасно вдруг захотелось лимона.

— Надо же, — обрадовалась Вера. — Я как раз принесла тебе лимон, — она достала из пакета банку. — Баба Зина сделала — лимон в сахаре. И оладьи. Вот, — Вера поставила на тумбочку запотевшую двухлитровую банку, в которой, один к одному, лежали аккуратные, круглые оладьи.

Выглядели они ужасно аппетитно, по-домашнему.

— А сама баба Зина где?

— Баба Зина дома ждет.

— Ты скажи ей спасибо, — попросила Шурка. — И привет передай, ладно?

— Передам.

— Садись, — Шурка показала глазами на стул, который стоял у изголовья. — Только эту штуку убери.

Вера взяла судно, накрытое уродливой желтой клеенкой, и, поставив его под кровать, села.

— Ну как?

— Ничего. Ноги, два ребра и сотрясение мозга — мне повезло. А рука — это ерунда, просто царапина. — А резали что?

— Если честно, не знаю. Может, ногу зашивали?

— Больно?

— Пока нет. Я вообще себя хорошо чувствую.

Врач сказал, если внутреннее кровотечение не откроется, могу считать, что отделалась легким испугом. Но оно не откроется. Просто мне так кажется. Как ты думаешь?

— Нет, конечно.

— Они говорят, через месяц, если все будет в порядке, поставят меня на ноги. Главное, чтобы не хромать. Представляешь, хороша я буду, хромая.

Вера молчала — ей снова стало страшно.