— Вот так-то, дорогие мои. Теперь вы все знаете, какая она, Симона Костари. Если бы у ее матери было больше мужества, она назвала бы дочь ее истинным именем: Засранка!

Я сворачиваю листки и, довольная, смотрю на класс. Что тут началось! Все в один голос кричат: «Молодец, правильно написала, ты супер, Биро! Давай, надо еще ей дать, давай!».

И вдруг, сама не знаю откуда, — явно не я это спровоцировала, и не училка, и тем более, не Симона, — раздается дружный хор, вдохновленный моим сочинением, насыщенным культурой.

— Засранка, засранка, засранка!

Симона встает из-за парты. Она идет к дверям, едва передвигая ноги и пряча взгляд. Ее душат слезы, едва сдерживая их, она выбегает из класса.

— Молодец. Отличное сочинение, — это уже голос учительницы.

Невероятно. А я-то думала, она меня выгонит из класса. За то, что, кажется, называется клеветой на другую ученицу. Но этого не случилось. Она, похоже, высоко оценила манеру письма. Или содержание… Так или иначе, она мне улыбается. Кто знает, может быть, она на минуту вспомнила свою печальную историю? Наверное, ей бы тоже хотелось написать такое сочинение о своем муже.

21

— О чем ты думаешь?

— О школе.

— Да ладно! Быть того не может. Ты едешь со мной в машине — верх мечтаний каждой итальянки — и о чем думаешь? О школе!

— Знаешь ли, у школы тоже есть интересные стороны.

— Скорее, стрессовые.

— Я так подозреваю, что в глубине души ты тоже любил учиться.

— А как же: особенно я любил изучать анатомию. Но непосредственно на подружках.

— Мама дорогая… Да ты что, зациклен на этом?

— Да, эту сторону я особенно люблю.

— Это заметно. В детстве ты, наверное, любил играть в доктора.

— В детстве? И не только! Хочешь, я сейчас тебя быстренько осмотрю?

— А знаешь, как это ни странно, я вижу в тебе парня скорее забавного, чем озабоченного!

— Ну, это уже кое-что.

— Да, потому что смотреть на самонадеянных типов ужасно смешно. Например, на таких, которые утверждают, что они — верх желаний любой итальянки. Все понятно про таких.

Она смотрит на меня и веселится от всей души. Темные волосы падают ей на смеющиеся глаза.

— Бог мой, помереть можно, ну и шут же ты! Дальше некуда!

Поворот приходится как нельзя более кстати. Отличный изгиб дороги, да еще с моей стороны. Я берусь за руль снизу и с силой поворачиваю его влево. Джин чуть не падает на меня. Я резко торможу, обхватываю ее двумя руками. Правой рукой хватаю ее за волосы и крепко их держу, так крепко, что рука затекает.

— Никто никогда не называл меня шутом.

И целую ее в губы. Она плотно сжимает их и пытается вырваться. Я крепко держусь за волосы, она крутится, стараясь освободиться. Притягиваю еще сильнее. В конце концов она поддается, и губы ее разжимаются.

— Ну, наконец-то, — шепчу я и отважно припадаю к ее рту.

— Ай! — она больно меня кусает.

Я подношу руку к губам и отпускаю ее.

Джин возвращается на свое сиденье.

— И это все? А я-то думала…

Я провожу пальцами по губе, пытаясь нащупать кровь. Но ее нет. Джин сидит, подняв руки, готовая к обороне.

— Ну так что, Стефано, или как там тебя, — Стэп, хочешь поссориться?

Я смотрю на нее с улыбкой.

— А у тебя неплохая реакция.

Она сильно ударяет меня по плечу: несколько болезненных ударов снизу вверх наносятся в одно и то же место.

— Ой, больно.

Я перехватываю ее руку, затем другую. И крепко удерживаю их: она неподвижно сидит на сиденье. Потом улыбаюсь: эти удары меня насмешили.

— Извини меня, Джин. Я не хотел. Мне просто показалось, что ты не против… — она снова делает попытку ударить меня, но я держу ее крепко. — И что мы договорились.

Я быстро выхожу из машины, не дожидаясь, пока она снова меня ударит.

— Закрывай, если хочешь. В общем, делай что угодно, машина-то твоя! Не волнуйся, никому твоя «Микра», не нужна — это полный отстой… Да и в поворот она плохо входит.

Джин одним щелчком закрывает машину и догоняет меня.

— Эй, ты, полегче на поворотах. Не надо меня злить, а то плохо кончишь, — но тут Джин читает вывеску. — «Полковник». И что, это название такое?

— Да, название. А ты думала, это имя владельца ресторана, вывешенное вместо названия?

— Ты и вправду рассчитываешь заклеить девушку с помощью таких тупых шуток?

— Нет, насчет тебя я спокоен. Тут успех обеспечен.

— Ах, тебе обеспечен успех?.. Посмотрите-ка на него.

— Мир, согласна? Давай-ка съедим по классному бифштексу.

— Идет. Насчет мира согласна, а вот насчет ужина… кто платит, ты?

— Это зависит…

— От чего?

— От того, как дело пойдет после ужина.

— Ты опять за старое? Так вот: после ужина я отвезу тебя обратно к твоему мотоциклу и все. Ясно? Соглашайся сразу, иначе дело не дойдет даже до брускетты[19]. Ты ужином меня вздумал шантажировать? Противно даже!

Джин входит в ресторан с гордым видом. Ей весело. Я иду за ней следом. Народу немного. Мы садимся за столик подальше от печки, возле которой слишком жарко. Я снимаю куртку. И понимаю, что голоден.

К нам сразу же подходит официант.

— Добрый день, молодые люди, что будете заказывать?

— Так, для синьорины — только брускетту. А мне принесите, пожалуйста, на первое — тальятелле с артишоком и бифштекс по-флорентийски с салатом.

Смотрю на Джин с улыбкой.

— Или синьорина передумала и хочет что-нибудь еще?

Джин весело обращается к официанту:

— Все то же самое, что заказал молодой человек. И еще принесите хорошего пива.

— И мне пива.

Официант все записывает и уходит, довольный таким простым заказом.

— Если ты хочешь расплатиться по-римски[20], скажи мне, где ты живешь, и завтра я завезу тебе деньги, идет? Это чтобы ты понял, что десерта не будет.

— Ах, не будет? Ты сильно ошибаешься. Здесь такое мороженое с трюфелем делают, что закачаешься, его надо есть, опуская в кофе.

— Привет, Стэп. Куда ты пропал? Ты обуржуазился, как и все.

К нам подходит Витторио, Полковник, и он, как всегда, очень любезен.

— Все ходят в «Челестину»: там можно девчонку подцепить. Вот туда и повалили. Бараны вы все, — он упирается руками в наш стол: — А ты похудел, знаешь?

— Я два года прожил в Нью-Йорке.

— Да ты что? Вот почему тебя так долго не было видно. Там так плохо кормят?

И он радостно смеется над своей шуткой.

— Слушай, Витто… цены тебе нет! Скажи, чтобы нам принесли брускетту, а?

Витторио уходит, выставив живот, своей обычной вихляющей походкой, он всегда так ходил. Постарел. Но все такой же веселый. У него детское, краснощекое лицо, над ушами — всклокоченные волосы, блестящие от жира, от бифштексов по-флорентийски и отбивных. Я потихоньку осматриваюсь. Людей немного, посетители самые разнообразные, они сидят тихо, одеты далеко не изысканно. Едят они с удовольствием, не делая особо сложных заказов, они не очень взыскательны, и мысли особые, похоже, их тоже не посещают: они рады хорошему блюду после тяжелого рабочего дня.

Парочка недалеко от нас ужинает в молчании. Парень отделяет мясо от костей у отбивной, девушка только что положила в рот картошку фри и облизывает пальцы. Мы встречаемся взглядами, и она улыбается. Я улыбаюсь ей в ответ. Она вновь берет картошку — страх испортить фигуру ей неведом.

Джин переходит в атаку.

— Итак. Подведем итоги: ты спер у меня ключи, спер мою машину и, самое главное, ты и меня поимел тоже.

— Хотелось бы! От последнего я бы не отказался.

Джин уперла руки в бока и фыркает.

— Кретин, я имею в виду, что ты украл у меня вечер. Да еще и мысли тебе в голову приходят какие-то странные. Например, недавно в машине.

— Да что ты привязалась!

— Тогда давай конкретней. Выясним раз и навсегда. Кто будет башлять?

— То есть?

— Дурачком прикидываешься?

— Ну ладно, если приведешь забавные аргументы, я плачу. Если нет…

— А если нет?

— Все равно я плачу.

— А, ну тогда я остаюсь.

— И все же я жду аргументов.

Она с лету дает мне пощечину. Блин. Ну и скорость. Не промахнулась — попадает мне прямо в лицо.

— Ай!

Девушка с картошкой перестала жевать, и смотрит на нас. И два-три человека за соседними столиками — тоже.

— Извините ее, — я улыбаюсь, массируя себе щеку: — Она влюблена.

Джин не обращает никакого внимания на окружающих.

— Давай сделаем так. Ты платишь за ужин и ни на что не претендуешь, а я за это дам тебе несколько уроков хорошего тона. Соглашайся. Ты-то точно останешься в выигрыше.

Витторио ставит брускетту на стол:

— Так, значит, синьорине тоже принести?

Джин на лету выхватывает тарелку с брускеттой и откусывает большой кусок, следом отправляет в рот половину помидоров, — свежих помидоров, которые Витторио с такой любовью нарезает днем на мелкие кусочки и оставляет в холодильнике.

— Принеси мне вторую, Вит.

— М-м-м, какая вкусная.

Джин засовывает в рот кусочек помидора и облизывает пальцы.

— Молодец, Стэп! Сразу видно, здесь хорошо готовят. Как твоя щека?

— Отлично! Сознайся, ты огорчилась, что я не довел дело до поцелуя? Ничего, у нас еще есть время, не злись — вы, девушки, очень нетерпеливы. Вы хотите все и сразу.

— А ты хочешь пиццей получить в физиономию, и тоже сразу?

— Отличная у тебя реакция. Молодец. Сейчас трудно встретить хорошенькую девушку, одинаково быструю как на юмор, так и на тумаки.

— М-м-м… — Джин наклонив голову, улыбается через силу, как бы говоря: ну ты и остряк…