— Что случилось?

— Я пытаюсь переварить хорошенькую девушку.

— Да уж. С моей брускеттой у тебя быстрее получилось: ее-то ты уже переварила. Одним махом слопала.

Вдруг я слышу голоса.

— Ну ты даешь, Стэп! Так я и знал! Говорил же я вам, что это он.

Глазам своим не верю. Передо мной стоят Яхтсмен, Бардато, Цурли, Бласко, Лукконе, Бани… Вот же они все, быть этого не может. Не хватает только одного человека, самого лучшего: Полло. Сердце сжимается, не хочу об этом думать, нет, не сейчас. Холодная дрожь пробегает по телу, я закрываю глаза, только не сейчас, прошу… К счастью, мне на шею бросается Скелло:

— Ах, ты, негодяй, ты что, болгарский сепаратист?

— Тогда уж скорее американский.

— А, да, он же был в Америке… В Штатах… Что же ты не пришел как договорились? Мы все явились, ждали человека-легенду. А легенда как испарилась… На ужин отправился, tete-a-tete[21] с подружкой?

— Может, скорее, тить-а-тить?

— Боже, как смешно…

— Во-первых, я не его подружка.

— Во-вторых, осторожнее, парни, у нее третий дан.

— Может, хватит уже с этим третьим даном? Ты повторяешься.

— Я? Да это ты уже три раза упомянула его с тех пор, как мы познакомились. И твой третий дан такой реальный, что мне пришлось уложить одного типа, чтобы тебя защитить.

— Вот Фома неверующий… ну, ты сам этого хотел. Джин встает из-за стола, обходит моих друзей, быстро оглядывает каждого по очереди. Потом, не раздумывая, хватает Скелло обеими руками за куртку, резко укладывает его на бок, быстро наклоняется вперед. Все делает четко, без пауз. У Скелло глаза вылезли на лоб. Джин сгибает правую ногу и выбрасывает ее вверх, помогая себе корпусом. Скелло улетает как перышко и приземляется на спину прямо на стол молчаливой парочке. Теперь-то им будет о чем поговорить. Парень вскакивает из-за стола.

— Да какого хрена… — это они произносят вместе, в унисон.

— Моя картошка… — это она.

— Блин, мой верблюжий пиджак… — а это уже он.

Несмотря на небольшие потери, полет Скелло надолго останется в памяти этой парочки, им будет о чем рассказать знакомым.

Скелло поднимается, потирая ушибы.

— Что это за хрень была?

— Третий дан или даже выше, — быстро отвечает Джин.

Все смеются:

— Классно. Клевая у тебя подружка.

— Еще раз повторяю… Я ему не подружка.

— Пока.

— Ну, а почему же тогда ты ужинаешь со Стэпом? — Это Карлона, кажется, так ее зовут, — давнишняя подруга Лукконе. Она надменно поднимает бровь, как бы говоря: «Уж я-то знаю нас, женщин».

Джин улыбается:

— Ты права, не спорю. Так вот: он оплатит мне ужин, а потом я сваливаю.

— Стэп оплатит ужин, а потом она сваливает. По сравнению с этим «Миссия невыполнима» — жалкий лепет.

— А мне кто заплатит за это?

Скелло явно растерян. Парень снимает искусственный верблюжий пиджак и сует ему под нос.

— Тебе говорю… кто мне за это заплатит?

— Да что это, мы на передаче «Скрытая камера»? Вы что, все тут издеваетесь надо мной? Где тут спрятана камера? — Скелло рыщет по всему ресторану. — Ну? Где? Где она?

Он всюду ищет гипотетическую камеру: под картинами, за дверями, в сумке женщины, откинувшейся на спинку стула. Он приподнимает одни вещи, сдвигает с места другие, как всегда, без всякого уважения к людям, дерзкий и стремительный, почти на грани помешательства: какому нормальному человеку придет в голову искать телекамеру под скатертью на столе, за которым едят… Парень теряет терпение.

— Ну, ты закончил? Сукин сын! Какого черта ты тут все хватаешь? Хочешь во второй раз улететь?

Парень решительно встает из-за стола, уперев руки в бока, — руки рабочего человека: на запястьях видны ссадины, следы от порезов, кожа на них сухая от краски, штукатурки, гипса и строительного мусора, потрескавшаяся от тяжелой работы.

— Ты понял, тупая твоя башка?

— Ehi… Fly down.

Скелло говорит это, про себя держа пари, что тот ни слова не понимает по-английски. Естественно, пари он выигрывает.

— Что? Ты еще и ругаешься? Я тебе сейчас задницу надеру.

Маляр хватает Скелло за шею: по-видимому, этим изящным жестом он хочет произвести впечатление на свою спутницу.

— На самом деле, я хотел извиниться, но на английском, понимаешь, это очень изысканно.

Маляр сжимает кулаки, мы весело смеемся. К счастью, тут вмешивается Вит:

— Ну, хватит, успокойтесь. Я ваш полковник или как? Все, прекратите.

Он помогает парню обрести хорошее лицо при плохой игре:

— Давай, я принесу тебе прекрасный лимончелло, за счет заведения, — потом берет Скелло за плечи и отводит его к друзьям. — Вы совсем не изменились. Я рад вас снова видеть, серьезно. Не могу выразить, насколько рад. Стэп, когда ты здесь, ни один вечер не проходит скучно. Давайте, садитесь. Я сейчас вам организую столик на двенадцать человек.

— Может, Стэп хочет продолжить свой романтический ужин.

Я смотрю на Джин. Она разводит руками.

— Мы в другой раз продолжим, правда, дорогой?

Какая же она симпатичная, какая симпатичная. Однако… И это «однако» немного меня смущает.

— Да, дорогая, продолжим в следующий раз. Когда ты снова окажешься без бензина и без денег…

Джин улыбается, потом дает мне тумака в плечо, да еще и сильно! От взгляда Лукконе ничто не может скрыться.

— Блин, сильна девица, удар-то у нее неслабый…

Все соглашаются. Шумно садятся вокруг стола, громко двигая стульями, хохоча и споря из-за мест. Только девушки смотрят друг на друга с недовольными лицами и с наигранной отстраненностью поглядывают на Джин… Комплименты, отпущенные в адрес другой женщины, всегда вызывают досаду. Даже если это твоя лучшая подруга.

Дальнейшие события развиваются стремительно. Каждый, перекрикивая друг друга, спешит сообщить мне великие новости.

— Слушай, ты ведь не знаешь… Джованни расстался с Франческой. Ты даже не представляешь, что она ему устроила: завела шашни с Андреа, его другом. А тот набил ему морду. Ну и времена! А, вот еще супер-новость: Алессандра Феллини наконец-то дала! Давиду. Теперь его называют «мистер Капля». Знаешь, почему, Стэп? Он четыре года капал ей на мозг, как в китайской пытке. Весной, летом, в горах, на море… он везде за ней ездил. Подарки, сувенирчики, билетики. Он заслужил награду или нет? И она его наградила! Она дала ему. Но теперь, после того, как это случилось, она отрывается будто на Олимпийских играх. Награды получают все!

— Понятное дело, ей же надо наверстать упущенное.

— Бог мой, какие же вы злобные, — Карлона пытается защитить Алессандру из женской солидарности.

— Однако это правда… Но все же право первой ночи заслужил мистер Капля.

— Да уж, первый всегда остается первым.

Гуидо Балестри берет инициативу рассказа в свои руки.

— Это был чудный подарок для Капли: наконец-то она впустила его в свою влажную пещерку, задернутую паутиной, — все смеются. — А потом Давид пришел к нам и всенародно рассказал о своих подвигах…

— Да ладно!

— Клянусь тебе. Он всем сказал, что ей безумно понравилось.

— Да ты что?

— Правда.

— Понятно, он четыре года подъезжал… и, в конце концов, если девушка дает, так уж на полную катушку!

— О, все слышали, как она выла на луну. Похлеще той Ласси из «Поросят»[22], помнишь?

— А как же. Классный фильм.

— Давид в этом плане хорошо стоит.

— Да, не только он стоит, но и у него стоит! Во всех смыслах. Да уж, в те далекие времена Давид бы сделал Голиафа![23]

Над этой шуткой почти никто не смеется. А Джин — смеется. Это уже неплохо. Так оно дальше и продолжается — с шутками, рассказами, смехом.

Я смотрю на компанию — все едят. Ничего не изменилось. Та же картина. Заглатывают все подряд — едва блюда появляются на столе, тычут вилками в колбасу, ветчину, салями. Отправляют ломтики в рот, не переставая болтать, специально оставляют их свисать до самого подбородка. Приносят сосиски-гриль. Все расхватывают шампуры на лету. Сосиски и перчики, нанизанные на шампуры, еще дымятся — все это превращается в ароматные шпаги в отчаянной схватке между Скелло и Лукконе. К этим двоим присоединяется Хук и битва продолжается. Слышится стук железа о железо, изредка приглушенный свежеподжаренным мясом. Скелло делает выпад, но Лукконе парирует. Сосиска слетает с шампура. Правой рукой Джин ловит ее на лету — отличная реакция! — и откусывает от нее добрый кусок, хотя она еще такая горячая.

— Ну и ну! Видали, как ловко? Правда же, похоже, как в фильме, ну, в этом… не могу вспомнить….

— Да, точно, что-то мне это напоминает, сцену из фильма, да, но что за фильм…

— Сейчас скажу… Это история о проститутке, точнее, это сказка про проститутку.

Тут в разговор вступает Лукконе, как обычно со своим тяжелым юмором:

— Точно, это Белоснежка и семь засранцев.

Джин смотрит на него брезгливо, скривив рот, в котором только что окончательно исчезла сосиска.

— Вечно ты с непристойностями… Это «Красотка», ну с этой, с Джулией Робертс.

— Короче, ты помнишь?

Неожиданно память уносит меня в прошлое. Я с Баби, Хук и Сицилиец почему-то все вместе сидим в кино. В конце первой серии Хук и Сицилиец уходят.

— Какого хрена? Вы что, с ума сошли?

— Да, мы пошли.

И тогда я смог, наконец, взять руку Баби в свою и держать до конца фильма, а она клала мне в рот попкорн.

— Да, я помню.

Но не рассказываю ей детали своего фильма.

— Помнишь, там есть сцена, когда официант на лету хватает улитку, которую Вивьен, так там звали Джулию Робертс, хотела съесть. А она соскользнула с тарелки.