Растерянно выдохнула:

– Но тут могло оказаться логово разбойников.

– Тогда бы я всё, чему меня учили, вспомнил, – мрачно сощурился мужчина. Нос у него был большой, с горбинкой. И взгляд сейчас получился какой-то… хищный.

Грустно уточнила:

– Так где Яш? Что с ним стало?

– К свадьбе готовится, – выдохнул сквозь зубы Поллав. Вздохнул и вдруг посмотрел на меня виновато: – Прости, девочка. Я решил, что лучше нам вытащить тебя из его рук спокойным способом, – нахмурившись, отвернулся и добавил: – Если захочешь, мы поможем тебе остаться в труппе наших знакомых бродячих актёров и музыкантов. Скажем, что ты наша сестра. Или иная родственница. Там себе, может, кого-то присмотришь. Замуж за другого выйдешь, – грустно ухмыльнулся. – За одного.

Проворчала:

– Я не могу так! Женщина как поле. И принадлежит тому, кто первый его возделывать начал.

– Кто первый? – спросил Поллав насмешливо.

Робко потупилась, поняв, что он мог иначе истолковать мои слова. Робко произнесла:

– Если я поклянусь перед священным огнём, как я могу врать другому, что я ничья женщина? И… – и запнулась.

– И? – мрачно уточнил Поллав. – Давай-ка, договаривай. Хочешь нашей честности – и сама будь честна. Чего ты хочешь?

Робко потеребила край дупатты, уже другой, попроще, но тоже с вышивкой серебряными нитями. Ох, и одежда другая! Кто меня переодел?! Они… касались моего тела? О, нет!!! Как же я могла так опозориться?! Что они видели меня такой…

– Та женщина и переодела, – добавил главный из музыкантов, верно предположив, отчего смущение на моём лице.

Робко выдохнула:

– С-спасибо!

– Не благодари, – отрезал он. – Ты сейчас не моя женщина. Я не хочу нарушать приличия.

– Но… – начала и запнулась.

– Говори, – приказал Поллав строго.

– Я… – опять запнулась.

А, впрочем, пока у меня единственный шанс вырваться от бездушного дяди – эти трое братьев. Да и… они уже сколько-то вступались за меня. Вот, Ишу пытались защитить от тех разбойников. То есть, воинов. Или, всё-таки, разбойников? Или… все воины такие наглые? Или у этих господин какой-то важный?

Случайно мысль последнюю озвучила.

– У Садхира дружки тоже… странные, – осклабился Поллав.

– Это да, – согласилась.

Задумчиво потеребила край моей дупатты, робко взгляд подняла на Поллава – тот серьёзно на меня смотрел, сидя ровно-ровно – и опять опустила взгляд. Правда, чуть погодя, опять взглянула на него. Тот всё ещё смотрел на меня. В упор. Хотя, вновь встретившись со мной взглядом, ухмыльнулся.

– Вы хотите, чтобы я ушла с вами? Потому и помогаете?

– Разумеется, – опять ухмыльнулся глава музыкантов, – Мохан же уже озвучил: нам стирать самим лень. И готовить лень. И женщину бы. Так, брат?

Юноша смущённо взгляд потупил.

Резко выдохнула:

– И подешевле купить меня хотите! – и, спохватившись, смущённо рот зажала.

Ох, что я такое сказала! Он рассердится! А он не щадит тех, кто его довёл. Вот, даже в Сиба кинжал метнул. Хотя Сиб умеет драться. И он вообще жуткий.

– Разумеется, – не стал отпираться мужчина. – Ты, уж извини за прямоту, удобный вариант. И не столько в том, что этот сы…. что этот шакал облезлый готов тебя вручить кому угодно, лишь бы поскорее и подальше от него и родственников, которые тебя… – тут он запнулся.

Грустно закончила, что он не досказал:

– Ненавидят. Я знаю.

– Ты умная и спокойная, – Поллав вдруг улыбнулся как-то иначе, без насмешки уже. – Если честно, твой характер мне нравится намного больше того, что этот мерзавец готов кому угодно тебя отдать. Но, уж прости, я вообще не благороден. Я практичный и расчётливый. А всё благородство у нас почему-то досталось Садхиру.

– Я понимаю, – грустно улыбнулась. – Я не осуждаю вас за то, что вы так усердно стараетесь заботиться о благе своём и своих братьев. Ведь многие люди живут и заботятся о себе. А некоторые – до ужасного много.

Поллав проворчал, впрочем, продолжая ухмыляться:

– Только не ври мне, что тебе очень хочется быть женой троих незнакомцев, которых ты первый… а, нет, второй день уже видишь! Я что-то сомневаюсь, чтобы девушке из приличной семьи и в здравом уме такое бы хотелось!

Грустно улыбнувшись, сказала тихо:

– Спасибо, что считаете мою семью приличной.

– Я уже столько за годы странствий насмотрелся! – Поллав вздохнул. – Честно, девочка, снявшая дупатту перед незнакомцем, а потом отдавшая ему… рану перевязать – это как-то… мало, что ли. Не слишком-то и страшно.

– Тогда почему… – начал было Мохан, но под мрачным взглядом главы семьи запнулся.

– Говорил же: я расчётливый и забочусь только о своей выгоде, – мужчина на брата покосился. – Так, ещё и о выгоде близких. Немного. Но о себе больше. Мне тоже невесело стирать и готовить, когда моя очередь. А ещё мне тоскливо представлять толпу женщин, идущих за нами. Ещё и сплетничающих меж собой, болтающих о всякой ерунде, которая почему-то интересна им, но совсем не интересна мне. И истерящих, чуть что не так.

– А я не такая? – горько усмехаюсь. – Я же родилась женщиной.

– Вроде нет, – усмехнулся и он. – По крайней мере, иногда с тобой вполне можно спокойно разговаривать, обсуждая важные вещи. Да и у тебя пока что-то не видно женихов, готовых о тебе заботиться.

Проворчала:

– Благодарю, но я уже это заметила.

– Знаю, что заметила, – согласился мужчина, – потому и предлагаю нас. Не самый хороший вариант из возможных. Но, быть может, лучше, чем ничего? – он мрачно в сторону занавеси у входа посмотрел. – И вроде получше этого твоего родственника.

Мы сколько-то сидели молча. Глава музыкантов вдруг спросил:

– Ты, наверное, первая на него накинулась? На Яша этого.

Растерянно выдохнула:

– Почему вы так думаете?

Поллав серьёзно ответил:

– Видел, что ты заботишься о младшей сестре. До того ты Яша слушалась во всём. А тут в бешенстве накинулась на него. Видимо, он что-то сказал плохое о твоей сестре, которая тонула, – мужчина вздохнул. – Хотя… боюсь… прости, утешитель из меня никудышный.

Потупилась. Мир расплывался из-за слёз в моих глазах.

Тихо сказала:

– Я понимаю, что невозможно столько времени провести под водой – и выжить. Моя сестра – простой человек.

И опустила голову.

– Все люди когда-нибудь уходят из жизни, – тихо сказал Поллав. – И это бывает так неожиданно. Но это случается. Если мы кого-то встретили, то однажды нам придётся расстаться.

– Наших родителей, младшего брата и сестру разбойники зарезали, – вдруг признался Мохан, нервно растирая предплечья над браслетами. – Был обычный тихий день. Женщины из труппы обед готовили. Мужчины тренировались в танцах и музыке. И вдруг те люди…

– Может, хватит уже?! – резко оборвал его старший брат. – Сколько можно напоминать?

– Но как я могу забыть?! – возмутился младший, сердито глазами сверкнув. – А ведь и ты не можешь забыть об этом, Поллав!

– Не могу, – проворчал Поллав, сжимая левую руку в кулак, нервно оглаживая ладонью.

– Но… те люди… вы смогли их убить? Отомстить?

Взгляд такой, будто он хотел мне язык отрезать. Сейчас же. Значит, они не смогли.

– Мы только музыканты, – Поллав ладони на колени опустил. – Да, мы немного научились драться, но против целого воинства кшатриев мы не выстоим, Кизи. Мы можем только с умом выбирать свой путь, – криво усмехнулся. – Как видишь, трое до сих пор живы.

Шудры, взявшиеся за кинжалы. Но они хоть насколько-то смогут защитить меня, если уведут с собой. Вот, даже вчера хотели. Готовы были подраться с кшатриями, которые числом и умениями намного превышали их. Не то, что Яш.

Какое-то время мы грустно молчали. Я подглядывала иногда на них. Братья-музыканты сидели грустные, глядя в пол.

Вдруг Поллав повернулся ко мне и серьёзно спросил:

– Что он тебе сказал… такого… нестерпимого?

Чуть помолчав, с отчаянием выдохнула:

– Что всё хорошо закончилось. Сказал, когда вылез из-под телеги.

– И ты всё ещё хочешь быть с ним? – мужчина пристально смотрел на меня.

Меня передёрнуло от мыслей, что ещё может сотворить Яш со мной, если с ним останусь, тем более, без Иши. В конце концов, я всего лишь слабая женщина. Мне хочется выжить. Хотя и не знаю, зачем. Мне хочется хоть какую-то опору иметь в жизни! Того, кто может вступиться за меня. Или хотя бы просто попытается защитить меня. Наверное, умирать, зная, что за тебя вступились, хотя и проиграли, слаще, чем просто погибать одной и не нужной никому, истерзанной и беспомощной.

Резко выдохнула:

– Н-нет! Уж лучше с вами!

– У тебя ещё есть время подумать, – старший из бродячих музыкантов поднялся. – До свадьбы.

Задумчиво потянулся, разминая мускулистое тело.

– Несколько дней у тебя есть, чтобы ушибы зажили. Не хочу, чтобы ты стонала в нашу первую ночь, – ухмыльнулся. – По крайней мере, чтобы ты стонала от того, что я задену твои раны. Эй, Мохан! – толкнул он ногой как-то призадумавшегося юношу.

Тот вскочил торопливо. Спросил взволнованно:

– Что, брат?

– Не пускай Яша к ней. Притащи инструмент какой-нибудь. Играй, сидя там, – показал на стену, противоположную от моей перенесённой постели. – Или на улице, чтобы в доме было слышно. И чтобы Яш не мог пройти незаметно через дверь. Притворись, что хочешь её порадовать своей музыкой. Ты вполне бы мог хотеть этого.

– Но я и вправду хочу красиво сыграть для неё! – возмутился Мохан.

– Вот и замечательно. Играй, – старший брат покосился на окно. – В окно ваше Яш, к счастью, не пролезет. Значит, Кизи спокойно отдохнёт, сил наберётся, – на Мохана мрачно посмотрел. – И трогать её не смей. Она ещё не твоя жена. И вообще, если станет нашей женой…

– То первая с нею ночь не моя, – уныло сказал юноша, уставясь в пол.

А я задрожала от ужаса. Потому что вспомнила, что ночью между мужем и женой что-то происходит. Вот, между родителями тоже, в темноте… но то были родители и они давно уже были вместе. А тут были три мужчины, незнакомые. И мне ещё предлагали… хотя выбора у меня не было. Но как представила, что они трое тянутся ко мне, срывают с меня одежду – и по щекам опять слёзы потекли, от ужаса.