– Благодарю вас за заботу обо мне, мой господин! – сказала будущему главе моей семьи, сложив ладони у шеи.

И, ступив к Яшу, приняла у него свадебное одеяние. И, прижав его и украшения на нём к груди, стараясь не думать, что он ещё несколько дней назад меня бил, склонилась к его ступням.

– Пусть у тебя будет много сыновей! – степенно сказал брат отца, коснувшись ладонью моей головы.

И отступил от меня сразу, повернулся к присутствующей дома Сарале:

– Тогда мы пойдём, встретим музыкантов. Они уже сегодня обещали прийти. Когда Садхир вернётся, выполнив моё поручение, проведём церемонию нанесения тилака. А вы, будьте любезны, нарядите мою Кизи. Дайте ей наставления. Я не знаю, что там у вас, у женщин, должны говорить, – дядя усмехнулся, – но что-то должны.

И мужчины вышли, оставив нас двоих. Положив красный наряд на мою постель, я потерянно опустилась возле него. С ужасом поняла, что свадьба случится совсем скоро. И всё остальное после неё. Тоже… случится.

Сарала вышла ненадолго. И я, пока её не было, вдруг расплакалась.

Жизнь уже не будет прежнею. Я скоро стану женой. Но у других девушек деревни, почти у всех, были нежные матери и сёстры, подруги, которые собирали их в дорогу к месту житья мужа. А у меня не осталось никого, чтобы проводить.

Чуть погодя Сарала вернулась. С нею пришла одна из её дочерей, которая после свадьбы стала жить в соседней деревне. И дочери той, ещё девочки. Троица. И подруга другой дочери Саралы, которая ещё не вышла замуж. Аша покинула деревню ещё до того дня, когда я повстречала Ванаду. А вот Прия ещё жила здесь и всё знала. Но, похоже, что уважение к жене Манджу или дружба с его дочерьми сделали её вдруг дружелюбной ко мне.

– Мы тебя сейчас нарядим, – улыбнулась мне дочь Саралы. – Будешь красивая-красивая! Ну же, утри слёзы, Кизи! Давай посмотрим, какие украшения подарили тебе женихи.

По стене вдруг постучали.

– Входите, – ответила Аша за всех. – Пока можно. Мы ещё не раздели её.

В дом проскользнул смущённый Мохан. С большим свёртком. Робко подошёл ко мне и, избегая встречаться со мной взглядом, протянул свёрток. Да, впрочем, сама я боялась встречаться с ним взглядом. И приняла что-то, обёрнутое простой голубой тканью, дрожащими руками.

– Поллав велел передать тебе. Я только за этим зашёл.

И едва ли не бегом выскочил наружу. Аша и Прия прыснули.

– Коварная! – укоризненно посмотрела Прия на Ашу. – Зачем ты так сказала? Смутила и невесту, и жениха!

– Но, кажется, Мохану нравится его невеста, – хитро улыбнулась Аша.

Свёрток выпал из моих ослабевших рук. Раскрылся. У моих ног лежала зелёная юбка, расшитая маленькими зеркальцами и золотыми нитками. Зелёная… жёлтое, роскошно вышитое чхоли. Дупатта роскошная зелёная, расшитая золотыми нитями и зеркальцами маленькими, круглыми. А поверх неё легли золотые украшения, кое-где с камнями драгоценными.

– Ох, красота какая! – цапнула юбку Прия.

И я запоздало вдруг поняла, зачем Поллав спрашивал про зелёный цвет.

Странное чувство… то ли отчаяние, что сердце моё хотят купить тяжёлым металлом и горсткой камней, то ли благодарность к расчётливому старшему жениху, подготовившему мне такой наряд, кажущийся даже достойным царицы. На моей свадьбе я буду очень нарядной и красивой. Даже представить не могла, что столько красоты на мне будет! Но, всё-таки, разве сердце можно купить горкой вещей?


Ночью я засыпала вместе с Саралой, её дочерью и внучками, которые временно поселились в моём доме, чтобы не пускать меня сторожить Яша, да других чтоб не пропускать. Мало ли чего. Это было странно: вдруг слышать столько сопения в моём доме. Хотя видеть в сумерках личики сладко спящих девочек было приятно. Они так трогательно жались друг к дружке. И так спокойно, так мирно выступали из темноты на рассвете. Иногда прижавшись к моему боку.

И я, хотя и пугалась того, что начнётся по ночам, однако же поняла, что это подарит мне детей. И, может, такие же милые личики потом будут засыпать возле меня. Хотя сердце испуганно сжималось, когда я вспоминала, что совсем скоро покину отчий дом. И что однажды так же мои дочери покинут меня. Хорошо бы мне быть живой, чтобы никакого другого Яша к моим девочкам не подпустить. Но жить долго значит, что однажды и мне придётся отдать дочерей в чужой дом. Дочери как гости: приходят, чтобы потом уйти. Совсем немного в роду родителей находятся, а потом – надолго и до конца – принадлежат уже роду мужа.

Камень 17-ый

Страшные чудовища, покрытые шерстью, клыкастые, рогатые, наползали к деревне. Злобно щурились. Шипели, рычали. Облизывались. И у кого-то языки были раздвоенными.

– Пахнет женским молоком! – сказал один из самых крупных ракшасов, мечтательно принюхиваясь.

Только до деревни ракшасы не дошли. Хлынул вдруг откуда-то из домов свет, на несколько мгновений ослепляя всех их. Будто солнце вдруг ночью показалось.

– Что за?.. – прошипел вожак чудовищ, кривя от боли морду, отдалённо напоминавшую человеческое лицо.

– Но время друга лотосов ещё не пришло! – проворчал кто-то.

А тут новая волна света разлилась, огораживая деревню по кругу. Или… управлял кто-то этим светом? Если управлял, то серьёзно намекал, что приближаться к этому поселению не позволит.

Зашипев и зарычав от боли, ракшасы бросились врассыпную.


***


Проснувшись, долго уснуть не могла. Сердце быстро-быстро билось. Словно те чудовища за стенами дома моего стояли. Нет, не может такого быть! Да с чего им? Хотя и говорят люди о демонах, рассказывают страшные истории, однако же ни я, ни люди моей деревни никогда не видели никого из демонов вживую. Только детей пугают, чтоб от дома далеко не отходили. Да мало ли что может случиться с глупым и беспомощным ребёнком вдали от дома!

Сердце хотя и неохотно, однако же усмирило свой бег, забилось спокойнее.

И спустя долгое время, снова веки сомкнула. Опять провалилась будто куда-то…


***


Он шёл, волоча левую ногу за собой. В лунном свете было видно, что его тёмные дхоти, цвета ночи, поблёскивают, пропитанные чем-то. На лице блестели полосы вязкой жижи. Дрожащей рукой сжимал ножны меча. Волосы слипшиеся, длинные вырвались из шнурка и закрывали лицо.

Так, с усилием волоча ногу, падая и постоянно вставая, кашляя иногда кровью, он дошёл до берега реки, оставляя за собой широкий, влажный, блестящий в лунном свете след.

И даже по камням смог спуститься. Но сил дойти до воды не было. Скривившись от боли, не желая расставаться с оружием, юноша сжал ножны зубами и уже пополз.

Вода всё ближе была. Всё ближе. Но сил всё меньше и меньше.

Сиб отчаянно протянул ладонь к воде. Кончики пальцев попали в воду. Но дотянуться дальше сил уже не хватило.

Он уныло перевернулся на бок, осторожно убрал меч изо рта и положил у сердца, с усилием поднял руку над головой, ко рту. Разбрызгивая воду по пути. И на его губы растрескавшиеся упала только одна капля воды. И рука, обессилев, упала.

Но он только усмехнулся:

– Что… так и сдохнешь, Сибасур?

Ночь ответила напряжённой тишиной. И юноша какое-то время в беспамятстве пролежал, измученный раной и жаждой.

– Что, помощи попросишь? – сердито сказали рядом.

Он вздрогнул. Напрягшись, он приподнялся.

На воде стояла женщина с телом и лицом несказанной красоты. Красное чхоли, белые юбка и сари, расшитые золотыми нитями. Золотые украшения на запястьях, предплечьях и ногах. Длинные, густые волосы сверху венчала серебряная корона. В одной руке она сжимала стебель прекрасного цветка лотоса, другой придерживала большой кувшин, полный воды, а третья и четвёртая её руки медленно скользили по воздуху, играя браслетами на запястьях, приятный звон издававшими.

– О… – снова усмехнулся Сиб. – Какая встреча! Дэви, подобная голубому лотосу! – закашлялся, сплёвывая кровь. – Чем обязан радости видеть вас?

– Ты снова смеёшься надо мною, негодный мальчишка?! – нахмурилась богиня.

– Разумеется, – юный воин опять рассмеялся. Страшно. Резко, надменно. И опять закашлялся кровью. – Я смеюсь надо всеми.

– А я-то думала, хоть теперь вежливо помощи попросишь, – проворчала дэви Ганга, сердито перекидывая через плечо прядь волос свободною правою рукой. – В такой-то ситуации!

– Да ты… посмеяться надо мной пришла! – осклабился наглец. И, поднатужившись, сплюнул, слюной с кровью попав до воды.

Богиня, брезгливо скривившись, отступила подальше к середине реки. И воды реки отступили подальше от берега. И, шумно выдохнув, дэви Ганга накрыла голову концом великолепного сари, исчезая в глубине вод.

– Никто не придёт за мной, – снова усмехнулся Сиб.

Устало завалился на бок.

– Никто… – повторил он глухо.

И вдруг по окровавленной щеке скатилась слеза. Упала на берег. Но волны реки опять отступили, будто река брезгливо убрала свои воды подальше от его слёз.

Взгляд Сибасура застыл где-то над рекой.

Темнота обнимала его. Свет луны тянулся к нему, будто хотел погладить.

– Прощай… луна… – вдруг выдохнул дерзкий кшатрий, снова закашлялся кровью. – Только ты есть у меня… только Чандра… есть…

И больше не двигался.

Прекрасный юноша вдруг возник возле него. Белая-белая, ослепительная белизной кожа, хотя и мягко белая. Стройное тело, хотя и округлое. Руки и ноги изящные. Яркие глаза прекрасны. На груди массивное серебряное украшение с бриллиантами, серебряные широкие браслеты на запястьях и предплечьях. Корона серебряная с диковинными узорами поверх густых, длинных, чёрных волос.

– Вот я не пойму, ты меня звал или не звал? – растерянно спросил бог луны. Голос его красиво звучал.

Сиб вдруг закашлялся. Нет, засмеялся даже. Это выглядело жутко.

– Но теперь бы хоть не смеялся! – проворчал Чандра дэв. – Всю кровь уже потерял почти.

– Новая… – по телу упрямого юноши прошла судорога. – Родится…