Стояла, боясь поднять взгляд на молодого мужчину. Самой стало мерзко, что так веду себя. Только эти братья хотели взять меня в свою семью. А теперь я всё испортила. Опять я всё испортила! Так что ж… что он медлит?! Ударит? Убьёт в гневе? Или они меня вышвырнут тоже? Только теперь даже Яш не вступится за меня. Я… но почему он медлит? Убил бы. Не хочу скитаться нищенкой. И распутной женщиной становиться ужасно! Лучше бы совсем… только почему он медлит?..

Робко взгляд подняла. Жених смотрел на меня с ненавистью. Рука около моего лица. Но ударять меня не спешил, колебался. Вроде рассержен страшно, но не бьёт. Не орёт на меня. Или… не сдержится? Он порывистый.

Но, впрочем, Мохан меня не коснулся, руку отдёрнул. Сказал, как-то странно улыбнувшись:

– А я верил тебе! А ты тут бегаешь с чужими мужчинами по ночам!

Смешной! О том, что меня будут иметь твои братья, ещё раньше тебя, не думал? Или… им можно? Но мне нельзя выбирать?

– Ты… ты… – Мохан задыхался от возмущения.

Странный шорох откуда-то сбоку. Очнулся? Живой?!

Отчаянно посмотрела на неподвижного Сибасура. Приметила хвост змеиный, растворившийся между больших валунов. Не он…

И потерянно опустилась на землю возле ног жениха. Мне стало всё равно, что будет. Совсем всё равно. Да и… о чём я думала? Зачем ночью к реке пошла?! Мне этого не простят. Но ещё страшнее, что пыталась спасти человека, а он умер. Умер на моих глазах. То есть, не человек. Но, впрочем, не важно, кто он. Сиб был ранен. Ранен ужасно. Жизнь, которую я пыталась задержать в своих руках, но не смогла. Как это страшно!

– Ты… – продолжил Мохан, потом сердито мой подбородок сжал, больно, заставляя посмотреть на него. – Ты меня совсем не слушаешь?

– Он умер…

Хватка стала ещё больнее.

– Кто он тебе? – требовательно спросил младший жених.

Взгляд потупив, тихо сказала:

– Он сказал, что я ему будто сестра.

– С-сестра?!

Пальцы разжались. И юноша отступил от меня потрясённо.

Всхлипнула.

– Просто… просто он умирал. Только попросил ему тилак нанести… будто тилак. И умер.

Мохан долго молчал, а я не смотрела ни на него, ни на умершего. Светало вокруг в преддверии выхода друга лотосов.

– Что ты тут вообще делаешь? – спросил бинкар уже тихо. И присел напротив меня.

Робко посмотрела на него. Но он больше не пытался хватать меня. И бить не пытался.

– Ты не можешь сказать мне правду? – горько усмехнулся юноша, не дождавшись моего ответа. А ждал он долго.

Тяжело вздохнул.

– Больше не хочешь говорить со мною? Совсем?..

Вздохнула. Робко заглянула ему в глаза. Взволнованные. Мохан волновался за меня. И прежде… прежде старался заботиться обо мне. Да и… страшно было видеть его сердитым. Но ещё страшнее была эта тишина между нами. А я только-только привыкла, что с ним можно спокойно говорить о моих мыслях.

И тихо призналась:

– Я только видела страшный сон.

– А река причём? – спросил Мохан устало. – Сны ты могла и дома смотреть.

Быстро взглянула на него. На его веки опухшие. Волосы растрёпанные. Тюрбан одеть забыл. Так ему голову солнце напечёт, страшно. Не выспавшийся. Искал меня? Кажется, младший из женихов мог искать меня и волноваться за меня.

Тихо призналась:

– Мне приснилась река. И Сиба… и Сиб. Который умирал у реки.

– И ты пошла к реке? – растерянно выдохнул юноша. – Ночью?!

– Но я боялась… – вздохнула. – Мне страшно смотреть на чью-то боль. И вдруг… вдруг бы я ему помогла? Хотя бы помощь привела? Если бы сбылся сон? А сон сбылся. Только… – всхлипнула. – Я совсем не смогла ему помочь. Только просьбу выполнить. Простую.

И разрыдалась, вспомнив о страшном пути во мраке, о первом пути ночью через лес, да ещё и в одиночестве, о страшных лесных звуках. Но, впрочем, видеть смерть, которую не можешь предотвратить – намного страшнее.

Мохан вдруг пересел на колени и рванул вдруг меня к себе. Сжалась. Но бить меня жених не стал. Только крепко-крепко прижал к себе. Сказал тихо:

– Я думал, что ты совсем ушла.

И я застыла, не зная, что делать, когда меня обнимают. И что делать с его внезапным признанием. И что делать с тем, что пылкое сердце бинкара уже успело привязаться ко мне. Может, это и не любовь. Так… лёгкая симпатия. Может, он считает меня своей. Хотя и не только его. Но…

Но сердце у него билось неровно, когда он прижимал меня к себе. И я застыла растерянно, слушая биение его сердца.

Мохан вдруг прижал мою голову к своему лицу. Щекой уткнулся в мой затылок. Одною рукою обвивал мои плечи, другой – прижимал к себе осторожно мою голову. Так мы какое-то время сидели. Это было странно. Странно тихо внутри. Но почему-то не страшно. Только…

Всхлипнула. Жених вдруг потёрся щекою о мой затылок. И молча вытерпел все мои слёзы, которые мочили его плечо, стекали по его груди, капали на дхоти.

– Мерзкий Сиб! – проворчал вдруг Мохан. – Вот что ему стоило сдохнуть в другом месте?! Так тебя расстроил!

– Мохан! – возмущённо дёрнулась.

Но крепкие руки ещё сильнее прижали меня к себе.

– Не уходи, – едва слышно попросил юноша. – Дай мне забыть мой кошмар.

Вслед за потоками слёз пришла пустота. И слабость. Веки устало сомкнулись. Сквозь сон ощутила лёгкое касание пальцев к моей щеке. И что вдруг медленно опустилась. Оставшись лежать на ком-то тёплом. Слушая биение чужого сердца рядом с моим…


***


Зала дворца была усыпана драгоценными камнями: они изящными узорами вились на стенах, свиваясь в блестящие множеством граней и круглые разноцветные бока, они смотрели на всех с высоких-высоких потолков, они причудливыми цветами лежали на полу. Они странно мерцали от пламени многочисленных светильников, крепящихся к огромным металлическим или каменным узорчатым подставкам.

Прекрасная женщина проскользнула внутрь огромной залы. Той, в которой на огромном каменном ложе-троне возлежал безумно красивый мужчина, высокий, широкоплечий, с гривой длинных чуть вьющихся волос, спадавших на его спину и шкуру сине-серую, на которой он возлежал, изгибаясь, будто тела змеиные. Дхоти его, цвета, напоминавшего золото, были сплошь осыпаны мелкими отполированными сапфирами, синими и голубыми. Да и голову его венчала огромная золотая корона, густо-густо усыпанная голубыми и синими сапфирами, да изгибавшаяся сверху, словно капюшон кобры.

Когда она вошла, он шумно принюхался и скривился. Но продолжал лежать, не оборачиваясь.

А прекрасная женщина лёгкой походкой направилась к его трону. Тело её покрывали лишь длинные-длинные, шелковистые волосы, да многочисленные золотые ожерелья и браслеты, пояс, усыпанные сапфирами и кое-где с искорками рубинов в форме капель.

– Уходи, изменница! – проворчал мужчина.

– Но, возлюбленный мой… – нежно-нежно произнесла она. И голос её был подобен голосам апсар.

Ноги его потускнели, а в следующий миг стали огромным змеиным телом. И конец толстого, длинного хвоста угрожающе застыл на уровне груди вошедшей, путь к ложу ей преграждая.

– Но, возлюбленный мой! Я…

– Я ненавижу тех, кто меня предаёт, – проворчал наг. – Можешь возвращаться обратно в дом родителей своих и больше меня не ждать. Я никогда больше в покои твои не приду.

Она некоторое время стояла, виновато потупившись. А он всё ещё не смотрел на неё. Но конец хвоста его могучего всё ещё предупреждающе завис возле неё.

– Но… но я прекраснейшую новость вам принесла, мой господин! – робко сказала она. – О, Ниламнаг, выслушайте меня!

Хвост что есть силы толкнул её в грудь и, вскрикнув, она отшатнулась. И упала на пол, звеня многочисленными браслетами на руках и на ногах. Упав, разодрала ногу об драгоценный камень пола, оказавшийся не слишком усердно отполированным.

Наг шумно принюхался, почуяв кровь, но, впрочем, с места не сдвинулся, да лицо его пребывало безучастным.

– Мне теперь наплевать, кого из твоего лона ты родишь. Я не верю, что это будет мой сын или моя дочь, – проворчал он.

Она какое-то время молчала, да и он молчал.

– Пусть так, о мой господин! – тихо сказала женщина наконец.

– Тогда убирайся! – прошипел обманутый муж, не дождавшись, что предавшая жена исполнит его желание.

– Но прежде позвольте мне сказать…

Хвост метнулся в сторону. И через мгновение уже держал меч. И лезвием обнажённым прижал к её шее. А сам наг так и не посмотрел в её сторону.

– Нету больше моей любви к тебе, о неверная! – прошипел он разгневанно. – Раньше ты была лучшей драгоценностью моего дворца, и я берёг тебя пуще моего сердца и сокровищ. Но ты теперь мне никто. Ты та, которая меня предала!

– Но вы брали других жён кроме меня…

– Ты женщина! – зашипел он, вдруг нависнув над ней. – Ты клялась быть верной своему мужу и почитать меня словно бога! Но ты мне изменила! И с кем? С презренным отродьем асуров!

– Но я знаю, как вы бы могли отомстить ему! – сорвалась на крик несчастная, прибегнув к последнему своему оружию, которое могло хотя бы на мгновение удержать его возле неё.

– Да ну?.. – зашипел её супруг, мрачно прищурившись.

– Помните, вы прокляли его? – глаза её засияли от надежды, вспыхнувшей в её холодном сердце.

– Ещё бы ни помнить! – мрачно выдохнул Ниламнаг. – День, когда я его увижу, преданного его избранницей, я сочту самым блаженным днём моей жизни!

– И этот день может наступить, о мой господин! – сказала она, поднимаясь и обвивая его плечо своими тонкими, изящными руками, прижимаясь к его могучему торсу своей упругой и полной обнажённой грудью.

Он мощным ударом хвоста оттолкнул жену от себя. Да так, что пролетела аж до самой стены. И, если бы не упёрлась вовремя о бортик фонтана коленом, выпячивая свои прелести, так бы и вылетела из залы прямо в проход.

– Я не сказал, что прощаю тебя! – рявкнул разгневанный наг.

– Но мой господин! Ванадасур может оказаться в том же положении, что и вы! – она лукаво сощурилась. – Или даже ещё хуже!