Елена Свительская - Три мужа для Кизи

И трапеза прошла уже мирно. Хорошо они постарались. О, право же, как я благодарна Сарале и её дочкам! И мужу её, за заботу о моей Ише! И старосте, что вдруг стал таким заботливым! Но, впрочем, что староста стал заботливым – то заслуга Сибасура.

Но успеет ли Ванада вернуться?..

Ох, мысли о Ванаде отравляли мои мысли и сердце! Права ли я, что не рассказала о том нашем старом разговоре моим женихам, или не права? Считаюсь ли я его невестой или их невестой? И успеет ли защитить своего учителя Сибасур?

Хотя… я и за Сиба волновалась. Как бы ни пострадал он! О, боги, храните этого доброго юношу!

А потом был Сухагин. В моём доме я и женщины, решившиеся поддержать меня, прославляли женщин, которые умерли раньше своих мужей. Тех, кто выполнил свой священный долг до конца.

Меня замуж выдадут – и я стану сухагин, той, чей муж здравствует. И отныне здоровье моих мужей будет зависить от моей заботы и добродетели. И от меня будет зависить, смогут ли они прожить долго-долго. Мне надо всегда быть весёлой и приветливой. Нельзя будет гневаться или показывать мужьям свою печаль. Так ведёт себя достойная жена! А ещё надобно будет следить за собою тщательно-тщательно, чтобы всегда быть нарядною. И, конечно же, быть услужливою.

Но смогу ли я угодить им всем?.. Их трое! Целых три мужа! И характеры у них совсем разные!

Если мне повезёт, я смогу и умереть как сухагин. Тогда меня для костра облачат в яркое новое сари, руки украсят браслетами. На пробор мой нанесут синдур, как у замужней женщины. И стопы мои покроют красною краскою алтой. Мечта женщины – умереть как сухагин!

Хотя я боялась и самой смерти, потому что не знала, что ждать от неё. Да и… что если один или двое из мужей умрут раньше меня? Тогда мне придётся смотреть на их погребальный костёр и скорбь оставшегося брата или братьев, на скорбь детей. И я не смогу совершить сати с умершим. Даже если успею привязаться к нему или полюблю его всей душою.

Но если я умру раньше их троих или раньше последнего из них, то они останутся совсем одинокими. И некому будет заботиться о них. Разве что я успею родить сыновей. О, я должна родить много сыновей, чтобы были им опорою в старости! Хотя мне страшно представить, как это будет происходить. Их трое…

Но молитвы длились. И были те, кто пришёл помолиться вместе со мною. И я повторяла молитвы за ними, отчаянно стараясь не думать обо всех страшных событиях, которые могут приключиться. И, кажется, ещё больше стала понимать испуг и зависть Ашы, случайно показанные мне.

После молитв я склонилась перед всеми старшими женщинами, пришедшими на обряд, почтительно касаясь рукою их стоп.

Они все благословляли меня, повторяя:

– Будь всегда сухагин. Пусть твой лоб всегда украшает синдур. И пусть твои браслеты будут подобны ваджре, такими же прочными и нерушимыми, как молния бога Индры.

Всё-таки, жена, пережившая мужа, заслуживает порицания. А потому лучше умереть сухагин. Или же, если не повезло умереть как сухагин, тогда уж взойти на костёр, совершая сати. Чтобы душа моя ушла вслед за ним. То есть, за ними.

Хотя мне вспоминалось, как сгорала заживо моя мать, решившаяся на сати. И я дрожала от ужаса.

– Не волнуйся, – обняла меня добросердечная Сарала. – Тебе судьба послала трёх мужей. У тебя много шансов, что ты сможешь умереть прежде них всех или до того, как последний из них умрёт.

– Но если Кизи умрёт до того, как умрёт её последний муж, значит, что двоих мужей она переживёт! – проворчала мать старосты. – Не хуже ли это того, что может случиться у нас? У нас есть только по одному мужу. И, если нам не повезёт, мужья умрут раньше, чем мы. Но она может пережить одного, двух или даже трёх мужей! Даже, если после погребального костра умершего супруга Кизи как приличная женщина сразу пойдёт к пруду и смоет свой синдур, даже если разобьёт свои браслеты, едва заслышав о смерти, и больше никогда не наденет украшений, не вкусит вкусной еды, больше не будет предаваться веселию, а будет носить только скромное белое сари… пережить мужа или даже нескольких… это же страшный позор!

– Но, если один или два мужа Кизи умрут, но кто-то будет жив, то разве ей нужно носить белое сари вдовы? – робко спросила Прия. – При живом-то супруге?

– Ох, не моя то забота! – проворчала сварливая старуха. – Мы её замуж отдадим. А у неё своя судьба. Пусть живёт, как то угодно будет богам! Пусть живёт так, как заслужила!

Сарала, дочь её и жена старосты с осуждением на неё посмотрели. И я испугалась, что они совсем поссорятся.

– О, вы правы! – сказала я пылко, склоняясь к ногам матери старосты. – Всё, что я заслужила, я должна принять. Что бы со мной ни случилось!

– Вот то-то же! – проворчала пожилая женщина.

Но более уже не ворчала на меня, польщённая моим уважением к её мудрости и мнению.

И церемония Сухагин шла уже мирно и с надлежащим почтением к тем, кто смогли умереть как сухагин.

Провожая гостей, я кланялась всем, кто был меня старше. И две женщины потом, уходя, меня благословили умереть раньше моих мужей.

Но когда все разошлись и даже Прия и Аша ушли – одна своей матери помогать, другая поправить с дочерьми что-то в хозяйстве у матери – Сарала подошла ко мне. И, вдруг меня нежно обняв, прошептала:

– Я верю, что у тебя получится стать хорошею женой, Кизи! Ты мудрая девушка. И так, как ты легко предотвратила спор сейчас, ты, уверена, сможешь предотвратить многие из споров потом.

Всхлипнув, обняла её. Она погладила меня по голове. Потом, когда я наплакалась, то коснулась её стоп, а она, положив ладонь мне на голову, благословила меня:

– Будь всегда сухагин!

И правда. Лучше умереть самой первой. Не хочу пережить своих мужей! Особенно, если сердце моё привяжется к кому-то из них. Как смогу я пережить его смерть?

А когда мы с Ашой вышли сходить за водой, то случайно услышали шёпот молоденьких замужних соседок, которые на свадебные приготовления мои ни разу ещё не пришли:

– Дочь вайшью станет женою шудр! Да ещё и целых троих!

– Ах, какой позор!

– Да лучше бы она сразу утопилась!

Аша, шумно выдохнув, развернулась к ним. Но женщины с презрением смотрели на нас. Наверное, Сарала права была: нечего мне после свадьбы выпячивать, что я из варны вайшью. Вот, уже некоторые не могут сдержать своего презрения. А что потом будет? И потом будут смеяться надо мной, если узнают, откуда я родом. Хотя и начать говорить, что я сама – шудра по рождению… кажется, это тоже будет тяжело. Или… не стоит? Ведь тогда другие вайшью тоже смогут меня обидеть, как презренную женщину из шудр.

– Нету в том ничего возмутительного, – сказали вдруг со стороны.

И мы все растерянно повернулись. К подходящему к нам старосте. А мужчина, задумчиво поправив свой тюрбан, спокойно произнёс:

– Ей уже девятнадцать. Женская кровь у неё давно пришла.

Я смущённо потупилась. Как-то жутко было услышать, чтобы об этом заговорил мужчина, да ещё и чужой. Хотя отец мой родной сокрушался иногда, что я давно бы могла матерью стать, и вот не выдал меня он замуж вовремя, не смог, так выходит, что каждый год я как будто теряю ребёнка. Того, который уже мог родиться у меня. И переживал мой несчастный отец, что это грешно, что я уже давно выросла, а всё не замужем, всё не начала сама детей рожать. Да и… грустно сказать, но сыновья, которых рожала моя мать, не выжили. Кто будет молиться о моих родителях, если не сын? Или, хотя бы уж, сын мой или сын Иши! Надо оставить сына!

– Раз пришла женская кровь – надо матерью становиться, – строго сказал староста. – Может даже, ещё хуже, ежели она так и останется незамужней. Хотя природой велено ей рожать. И что замуж её берут – то очень хорошо. А что слишком много времени прошло… так вроде даже велит обычай: ежели три года как кровь пришла у девушки, а она ещё не замужем, то может жить вместе с мужчиной, равным ей, да рожать детей…

– Равным! – фыркнула презрительно одна из насмешниц.

– А ежели равного не будет, то можно выйти и за мужчину ниже статусом, – невозмутимо продолжал староста. – Главное, чтобы она женою стать могла. Чтобы начала рожать детей. Так что всё у Кизи благополучно сложилось, – на меня строго взглянул. – Да только ты не можешь жить в доме родителей с мужьями, Кизи. Если ты после замужества возьмёшь что-то из имущества родителей, то станешь как вор. Увы. Слишком запоздало супружество твоё.

– Кизи ничего не крала! – возмутилась Аша, обнимая меня за плечи. – И не украдёт.

А я мысленно порадовалась, что нас не видят сейчас её дочери. Грустная сцена. Некрасивая.

– Но, как все мы понимаем: что она уйдёт с нашей деревни после замужества, то лучше, – серьёзно добавил мужчина. И снова на сплетниц посмотрел: – А вы бы шли, делами занялись. Болтать будете много – родитесь в следующей жизни трескучими попугаями, мерзкими, – и, повернувшись к нам всем спиною, по каким-то своим делам ушёл.

Этот добрый человек опять за меня заступился!

– Ну их! – пробурчала Аша, косясь на напряжённо замерших женщин. – Пойдём отсюда, Кизи. А они пусть болтают, сколько хотят! Пусть станут попугаями в следующей жизни!

И, уже уводя меня, пройдя сколько-то шагов, но ещё не слишком далеко от злорадствующих, тихо прибавила:

– Плешивыми.

– Аша! – возмутилась я.

Она посмотрела на меня сердито и мрачно. Сильно обиделась из-за меня. Такая заботливая!

Нежно сжала её запястье, ниже браслетов.

– Не надо ругаться, Аша. Всем лучше, если я уйду после свадьбы, далеко-далеко. Да и… – вздохнув, добавила: – Да и все после свадьбы уходят, в дом своих мужей.

В тот день Ванада и Сибасур тоже не пришли. И снов о них мне не снилось. Хотя я тайно молилась об их благополучии. И даже иногда молилась дольше, чем об благополучии моих женихов. Не хорошо это. Но, кажется, надо помолиться, и об Ванаде. Даже если тот бросил меня. И, уж тем более, о добром асуре, который согласился мне помочь. В конце концов, Сибасур не обязан заботится об человеческой девушке. Да и… как бы его не высмеяли свои за то.