Елена Свительская - Три мужа для Кизи

– О, добрая девушка! – рыдая, вскричал он. – О, благородная госпожа! Спасибо вам за милосердие к этим ничтожным людям! – потом вдруг медленно на колени сел, трясущийся, поднял на меня увлажнившиеся глаза. – Ничего по просьбе вашей не будет, добрая госпожа! Нас не пощадят! – ладони сложил почтительно, у лица. – Но я благодарен вам, что хотя бы вы не держите зла на меня и глупых этих девочек! О, я прошу у вас прощения за то, что они хотели причинить вам вред!

– Все поступки влекут за собой последствия, – резко сказал наш староста, мрачно смотря на него, потом, только строго, на меня. – Глупая девочка! Ты-то зачем выскочила позориться! Уходи, – я не сдвинулась, и он сорвался на крик: – Уходи обратно! Вышестоящие должны пример благородства подавать нижестоящим. Но что творишь ты?.. Что снова творишь ты?!

– Уходите, добрая госпожа! – серьёзно сказал мне глава шудр. – Сердце ваше чистое, но мир строится не законами сердца.

Я испуганно, под взглядом его умоляющим – будучи в таком тяжёлом положении он, однако же, волновался и обо мне – ступила в сторону дома.

Мне на плечо вдруг легла тёплая рука, широкая. С двумя браслетами из рудракши. Аскет, последователь Шивы или брахман?.. Но он посмел коснуться меня! Вздрогнув, отскочила. К толпе. И люди шарахнулись от меня, словно больною заразною болезнью. Отскочив же, обернулась напугано к тому, кто хотел схватить меня.

Подошедший к нам Садхир вдруг снял свой тюрбан и быстро его размотал. Поняв, что он затеял, напугано схватила его за запястье:

– Не надо, мой господин! Не позорьте себя! – и на колени упала перед ним. – Но я, никчёмная женщина, которая снова опозорила вас. Простите!

Молодой мужчина мягко подхватил меня за плечи, заставив подняться. Потом накинул ткань развёрнутую от своего тюрбана на меня словно накидку, через левое моё плечо перекинул, прикрывая меня. Заплакав, прижала это странное одеяние к себе.

– Твой позор – это мой позор, – серьёзно сказал Садхир, утирая мои слёзы. Я робко застыла от этих осторожных или даже ласковых прикосновений. – Твои слёзы – это и моя боль. Я не хочу твоей боли. Но, если тебе так хочется плакать, давай разделим эту муку вместе, – встал уже возле меня, совсем рядом. Повернулся к нашему старосте: – Почтенный Нэйтик! Я понимаю, что чёрное колдовство – дело предосудительное. Но, право же, сегодня день моей свадьбы. И я прошу вас не омрачать его жестокою расправой. Тем более, что в деле этом замешены только две юных и глупых ещё девчонки. Зачем же пытать и мучить их всех?

Глава шудр и молодые его спутники растерянно взглянули уже на моего жениха. А он спокойно стоял с обнажённою головой. И ни позор его, лишившегося тюрбана, не смущал, ни солнце палящее, которое могло убить человека, решившегося выйти под ним без влажной ткани, свёрнутой на голове. Только эта ткань закрученная, как-то удерживавшая влагу, здоровье берегла. Но и эта потеря совсем не волновала молодого мужчину. И… и он пришёл, чтобы вступиться за меня! Он снова заступался за меня. Меня, опять опозорившую себя!

– Но это дело… – начал было староста возмущённо.

– Если вы уважаете меня, давайте закончим это дело как-то по-доброму? – твёрдо сказал Садхир, глядя в глаза Нэйтику. – Право же, я не хочу, чтобы кого-то хватали или же мучали до смерти в день моей свадьбы.

Староста наш замер растерянно. А шудр глава распростёрся ниц уже перед Садхиром.

– О, благородный юноша! Позвольте им пытать или зверски казнить меня! Пусть только моя боль искупит нанесённое семье вашей оскорбление!

– А, кстати, – задумчиво добавил мой жених, – если это дело было обращено против моей семьи, может, мне-то и надлежит решать?

– Но… – воин из пришедших смутился уже. – Но вдруг то вообще было замыслено не против вас?

– А колдуний кто-то видел? – уточнил Садхир.

– Нет, вообще-то… – Нэйтик на миг потупился смущённо. – Их не смогли догнать.

– Ну, так с чего вообще решили, что они из шудр? – вскинул брови Садхир. – А вдруг то были вайшьи?

– Да чтобы девушка из вайшьи прикоснулась к плоти мёртвого?! – вскричал чей-то отец в толпе.

– Шудры трогают мёртвых!

– Шудры возятся со сдохшей скотиной!

– Наша девушка бы не могла!

– Но ведь люди, охваченные желанием или отчаянием, способны на всё! – перекричал их Садхир.

И все притихли, потерянные или помрачневшие.

– Взять человеческий череп могла та, которая в своём отчаянном желании склонилась уже на сторону безумия, – добавил твёрдо молодой музыкант. – А в отчаянии все могут сорваться и сотворить зло. Даже великие брахманы и дэвы, чьё сознание находится в саттве, будучи униженными или замученными, проклинали своих мучителей. Что уж говорить про более простых людей? – руки в стороны развёл, будто обнимая всех. Одною рукою на трёх шудр указывал, другою – на толпу вайшьев. – Мы все с вами люди. Всего лишь люди! А люди сотканы из трёх пород. Саттва, раждас и тамас сплетены в нас с самого нашего рождения! И вся наша жизнь – их танец или их жестокая война! – и добавил уже тише и спокойнее: – Так что меня не удивляет, что те двое решились на такой поступок. Все мы люди.

По щеке связанного скатилась слеза.

Садхир внимательно оглядел всех и, приметив идущего к нам Поллава, очень быстро взгляд отвёл, да задумчиво серьгу в левом ухе потеребил.

– А поскольку виновниц не поймали, то и известного о них немного. И, надобно учесть, что они из любого дома могут быть. Если уж и пытать, пытаясь дознаться до истины – так и вайшью, и шудр. И, чтоб совсем наверняка найти, бить всех, покуда кто-то не признается.

Толпа загалдела и заревела, возмущённая его предложением.

– Но ведь ничего не случилось! – перекричал громким чётким голосом всех Садхир, всё ещё делая вид, будто не заметил подошедшего к толпе старшего брата. А тот почему-то молча подошёл. – Да и к чему пытать хрупких девушек? Ведь большинство из них будут невиновны! А если мучить невиновных – то муки новые мучителя их на головы свои навлекут.

– Так, может… только пригрозить? – осторожно сказал главный из общины шудр.

– Так если они от страху за свою жизнь и жизнь родных ещё пуще того молчать будут?

Все притихли напряжённо. Вайшью, разумеется, не доверяли шудрам. Но людям вайшью страшно было представить, что и их дочерей подвергнут пыткам. Не столь уж сильно они хотели допытаться до истины, кто там и кому колдовство надумал вредить.

– Но ещё же не нашли ничего! – возмущённо продолжил средний из моих женихов, рукою сердито указал на коленопреклоненного мужчину – и тот напряжённо затих. – А вы уже человека избили и связали! А если и правда, что их община совсем не при чём?! Тогда, выходит, что вы мучали невиновного! И ещё больше хотели замучить его и его людей!

Вторая слеза стекла по тёмному лицу связанного. По другой щеке. А взгляд его приковался к лицу внезапного заступника. Взгляд, полный надежды и восхищения. Да, впрочем, как и у притащивших его юношей. Садхиром в этот миг сложно было не залюбоваться. Он очень пылко говорил. И очень защитить хотел невинных.

Тут жених мой будто приметил старшего брата, ладони сложил у шеи приветственно, голову склонил. Тот лишь кивнул ему, нахмурившись.

– Чего тут? – только и спросил.

А Садхир зевнул, серьгу потеребил задумчиво, снова левую, будто обдумывая – и все люди напряжённо и с интересом следили за ним, что он там надумает – потом снова на Поллава взглянул, уточнил спокойно:

– А что там Мохан делает? Что-то его не видно.

А Поллав ответил неожиданно, ворчливо:

– Да сидит за домом. Оттирает от праздничных своих дхоти помёт обезьяний. И где только умудрился вляпаться?!

Но ведь… но ведь так поймут, что содержимое бананового листа…

– Постойте-ка… – тут уже нахмурился и Садхир. – Да что же это… там ведь среди колдовских вещей нашли и дерьмо обезьянье?

– И его нашли, поодаль… – серьёзно ответил Нэйтик, потом вдруг передёрнуло его от ужаса осознания или из-за тревоги, что уважаемый им Садхир вдруг брата своего так подставил. – Но…

– А если там всю эту ерунду тащил наш Мохан? – растерянно выдохнул средний из моих женихов, нервно потирая рудракшу на левой серьге.

Поллав мрачно проследил за ним. И снова подыграл:

– Так, выходит, совсем неймётся ему!

Или… Поллав уже знал, что случилось? Но… он или сильно доверял брату, тайным жестом просившему молчать или подыграть ему, или даже быстро понял, к чему клонит Садхир?

Хотя… с одной стороны, они навлекали всеобщее осуждение на своего младшего брата своими неожиданными речами. С другой, если виновен только их брат – то это уже как бы дело только их семьи. Одной семьи. И с шудр все подозрения снимут. Ох, а ведь это потрясающая мысль! Ведь если вину спихнуть на Мохана, то, выходит, что юноша вредил своей же семье. Но он и так станет одним из моих мужей. Мог бы приревновать. Но всё равно я жена у них всех. А прочие люди и те глупые девушки будут не при чём. Ох, до чего же ловко придумал Садхир!

– Но ведь ночью явно кричала девушка! – возмутилась женщина из вайшью.

– Так я бы и сам орал, если бы ночью тихо шёл по нужде, а на меня бы вышел из темноты этот мерзкий пакостник с человеческим черепом и светильником! – проворчал уже и Поллав.

– А ведь… – староста задумчиво растёр подбородок. – А ведь могло всё быть и так!

– Но где этот пакостник столько этой дряни раскопал?! – продолжил старший из женихов.

Братья задумчиво переглянулись.

Да, всё-таки, оба они умные. Хотя ум Садхира заметно превосходит ум старшего брата. Вот ведь и Поллав в опасных и важных ситуациях предоставляет именно Садхиру возможность самому говорить и действовать. Значит, признает, что средний брат ловчее умеет выпутаться из сложных ситуаций, чем он. И, кажется, теребить серьгу левую – это давнишний их жест. Значит, не в первый раз действуют, положившись на мудрость и красноречие Садхира. И, странно, но Поллав в серьёзных случаях не вопит, что он главный, не требует, что решать будет только он! Он… Поллав, значит, видит сильные стороны других. И среднему брату доверяет сильно.