Но… но, кажется, что-то похожее испытывала и царевна Драупади? Ведь Арджуна выиграл и состязания все на её сваямваре, и её сердце. А ей пришлось стать женою всех пятерых Пандавов! Так сложилось у них. Так сложилось у меня.

Руку дрожащую подняла к груди, под которою встревожено билось сердце. Быстро-быстро билось. Напугано. Или встревожено.

Или… или, всё-таки, Садхир похитил моё сердце за эти несколько дней?..

А подготовка к обряду у жертвенного священного огня уже отчасти прошла. На меня уже одели великолепное красное сари, расшитое золотыми нитками и зеркалами маленькими. Мои волосы умастили душистыми маслами, заплели в косу и украсили белыми цветочными гирляндами, украшениями золотыми.

– Впредь ты можешь распускать волосы только если ложишься с мужем или если совершаешь омовение, – напомнила мне дочь Саралы. – Иначе тебя сочтут рабыней или блудницей.

– Я помню. Но спасибо за то, что напоминаешь мне! – сложила ладони у груди и голову склонила перед нею.

Потом Прия подвела мне глаза чёрным каджалом. Аша нанесла мне красную точку на лоб. Всё больше во мне становилось от замужней женщины.

А Сибасур и Ванада всё не шли и не шли. Да, кажется, они уже и не придут. Ванадасур слишком увлечён своим сраженьем. Разве что брат названный, им обиженный, придёт. Но, даже если Сиб придёт и решится меня увести, чтобы найти мне достойного жениха, у него, наверное, тоже ничего не получится.

Кажется, это моя судьба – быть возле Садхира. Именно моя.

Или… или судьба моя – именно быть женою троих? Но почему?.. Почему я не могу быть с одним?..

Я волновалась и не знала, мне молиться, чтобы пришёл Сибасур и забрал меня, или не стоит делать того?..

А Прия тем временем повесила золотую мангтику, чтобы свисала на цепочке по моему пробору мне на лоб. Тяжёлая, потому что золотая, большая, рубинами тремя украшена.

– Ты привыкнешь, – пообещала Аша, заметив, как я поморщилась, почувствовав тяжесть мангтики.

После они вдели мне в левую ноздрю золотое кольцо. Натх – ещё один символ замужней женщины. Но непривычно жмёт на нос. Да и украшено жемчугом, тяжёлое. И непривычно холодит щёку золотая цепочка, которая идёт от натха к волосам.

Потом последовали необычайно красивые и невыносимо тяжёлые золотые серьги – и даже несколько драгоценных камней было в них. Хорошо от карн пхул тянулись цепочки к украшениям в причёску, что часть тяжести перетягивало туда от ушей.

Затем надели снова непривычно тяжёлое и слишком роскошное для меня ожерелье из золота и нескольких драгоценных камней, крупного рубина и четырех маленьких сбоку. Я в этом хаар невольно почувствовала себя царицей или богиней. Но… это ж сколько тяжёлых украшений таскают на себе царицы и их дочери! Какое же счастье, что я не из царской семьи – и украшений на мне намного меньше, чем у них! И тяжести, что давит на меня, так хотя бы мне досталось меньше.

Пока я грустно думала о тяжёлой жизни цариц – я как-то прежде не задумывалась о весе всех их украшений – Аша подхватила мою правую руку, потом – левую, надевая много-много чудиян, стеклянных и красных в середине, а по краям тонких золотых, чтоб звенели на запястьях, когда буду руками двигать. И баджубанх одели выше локтя, золотые. Да и руки мои с мехенди вплетались в этот яркий-яркий узор своими причудливыми изгибами. Тело вплеталось благоуханием, умасленное в очередной раз душистыми питательными маслами.

И пояс золотой, чтоб поддерживал свадебный наряд. Пока Аша одевала его, Прия наклонилась и одела мне на ноги серебряные браслеты с множеством маленьких колокольчиков. Сказала, улыбнувшись:

– Каждый твой шаг они будут украшать своим нежным звоном.

Но не браслеты согрели меня радостью, а её тёплая улыбка, когда она выпрямилась и встретились наши взгляды: девушка не завидовала мне совсем, нет, она радовалась, что что-то радостное будет у меня. Вроде ещё недавно сердито или презрительно смотрела на меня – я иногда успевала ловить её взгляды – а теперь… заплакав, обняла её. Она ласково провела по моей спине.

– Ну же, не плачь! Мы только-только обвели твои глаза и так красиво!

– Все плачут перед свадьбой, – вздохнула дочь Саралы. – Но все однажды привыкают быть женой. И даже никто не хочет потом, чтобы это закончилось.

– Да, все хотят умереть как сухагин, – погрустнев, поддержала её Прия.

– Какими бы ни оказались твои мужья, однако же одевать они тебя будут красиво, – молодая женщина ласково погладила меня по щеке. – Даже нас с Прией никогда так не оденут, как тебя. Да и… они, конечно, шудры. Но музыка – это красивое занятие. Не такое грязное, как у других шудр. И они всё-таки не из неприкасаемых. Хотя и ниже нас. Но они согласны взять тебя женой, – по щеке меня погладила. – И… это, конечно, подло так говорить… но у них нет матери, невесток, тёть и сестёр, которые бы стали обижать молодую жену, – вздохнула. – Право же, иногда тяжело, когда ты всего лишь одна из младших невесток в доме, где много-много женщин, которые старше и выше тебя! Всем угодить очень сложно. Первые месяцы, пока я была чужая, были воистину ужасны! – помолчав, добавила: – И ещё они смогут заработать денег, если будут хорошо выступать. И, может даже, если перед раджами будут выступать, то станут богаче, чем многие вайшьи. Может, в этой деревне никто не будет одеваться роскошней тебя.

Вздохнув, призналась:

– Я благодарна, что они не пожалели столько денег, чтобы одеть и украсить меня, но, право же, я бы хотела просто хотя бы немного заботы обо мне.

И едва не сказала: «И об Ише», но, к счастью, вовремя рот прикрыла и смолчала.

– Это тоже вид заботы о жене, – серьёзно сказала молодая жена

Вздохнув, сказала ей:

– Да, ты права. Жену наряжать и ещё лишь свою невесту – это тоже забота.

И посмею ли я надеяться на что-то ещё? Нет. Хорошо, что у меня уже что-то есть. Только… жаль, что даже на свадьбе моей я Ишу не увижу.

А Аша тем временем подхватила мою руку и надела на большой палец большое и изящное кольцо с зеркальцем.

– Даже аарси у тебя как у королевы, – сказала и улыбнулась.

Кажется, её сердце тоже успело принять меня.

Так, внезапно, появился кто-то, собиравший меня на свадьбу. Кто-то, кто помогал устраивать свадебные обряды и церемонии. Две подруги появились у меня. И среди них та, которая прежде меня не любила. Не это ли счастье?.. Даже если судьба связала наши души на краткое мгновение. Всего лишь на несколько предсвадебных моих дней. Я всё-таки счастливая. Очень счастливая. И я не посмею желать чего-то ещё. Я всего лишь дочь вайшьи. Просто обычная девушка.

Вошла Сарала. Мы немного посидели рядом. И добрая женщина тоже обнимала меня. А потом начала что-то смущённо и торопливо рассказывать о ночах, когда супруги остаются рядом. Но совсем меня засмущала.

– Хватит, мама! – взмолилась Аша, которой грустно было видеть меня такой замученной. – Всё всё равно произойдёт.

И я тут невольно расплакалась.

– Ну, будет тебе, будет! – ворчала жена отшельника, а сама обнимала меня и гладила мои плечи. – Все дети так приходят. А судьба женщины – быть воротами, через которые души приходят в эту жизнь. Так веками бывало. И так веками будет после нас.

– А они ещё и очень милые, эти девочки! – радостно добавила Аша.

И я ей поверила. Хотя, кажется, тень мелькнула по её лицу. Должно быть, добрая женщина мечтала родить и сыновей. Или даже муж сердился на неё, что ещё не родила.

Они что-то говорили ещё, а я молилась о благополучии Иши, Ашы и Прии. Я не слышала, что мои подруги мне говорили.

А потом кто-то вошёл и сказал, что время начинать. И сердце моё совсем быстро-быстро забилось. А мои ласковые подруги осторожно подхватили меня под руки, поднимая и заставляя встать. Глаза мои невольно заволокло слезами. Жизнь моя старая кончалась. Что будет дальше?..

Сарала старательно завернула меня в красную дупатту, прикрыла мне голову.

– Так отныне ходить будешь, – сказала.

Но от слёз я не разглядела золотых узоров на роскошной моей шали. Аша ругалась, что подводка вся стечёт от моих слёз.

– Пусть поплачет, – остановила её мать, осторожно сжав запястье, отчего её чудияр отчаянно зазвенели. – А потом уже поздно будет.

Но, впрочем, долго мне плакать не дали. Лицо утёрли, разводы стёрли, глаза подкрасили, снова причёску мою дупаттой укрыли. И, подхватив меня под руки, верные подруги вывели меня из родного дома. Теперь уже навсегда.

Камень 29-ый

Сердце стучало бешено-бешено. Ноги не шли. И только лишь две пары рук, тонких, но твёрдых, поддерживали меня и увлекали вперёд.

Как-то вдруг мы подошли к месту проведения свадебного обряда. К шатру мандапу, украшенному красивыми тканями, листьями банана, кокоса и длинными многочисленными гирляндами оранжевых бархатцев. В центре его уже горел жертвенный огонь. И ожидал нас брахман средних лет, которого откуда-то позвали. Совсем незнакомый мне.

У меня дыхание перехватило, когда увидела мандап. Свадьба почти уже началась. Назад пути нет. И… и Ванада так и не пришёл за мной. И даже Сибасур куда-то пропал. Совсем я не нужна им?..

Торопливо огляделась. Ни среди собравшихся – сегодня, кажется все пришли, жившие в нашей деревне – ни поодаль не видела лица сестры. Значит, Иша захотела положиться на помощь почтенного Манджу. Значит, отшельник мудрый хорошего мужа ей найдёт. И это меня обрадовало.

Но… Ванада так и не пришёл. Зачем соврал тогда, что выбрал меня своею женой? Всё равно первой или младшей. Зачем он соврал мне?! А, впрочем, был жив Сибасур. Плевать мне, что станет с Ванадасуром, который не держит своих обещаний!

– Какая же ты красавица, Кизи! – ласково шепнула Аша, отвлекая меня от мрачных мыслей ненадолго.

Которые, впрочем, почти сразу же и вернулись.

Сарала, убежавшая вперёд, как раз степенно обводила священным подносом с лампадой голову Поллава.

И Аша шепнула: