– Рассмотрим, – пообещала дама при исполнении и выкрикнула: – Следующий!

Потом, спустя много лет, Марта Петровна прочитает в какой-то эзотерической брошюре, что смена имени означает смену судьбы, и даже попросит соседку-филологиню разузнать значение имени «Марта».

– От древнееврейского «госпожа», – отчитается соседка и робко добавит: – Характер целеустремленный. Материальные блага всегда важнее духовных ценностей. Типичный представитель – Марта Скавронская.

– Это кто? – подозрительно поинтересуется обладательница изучаемого имени. – Святая, что ли?

– Екатерина Первая, – попытается объяснить всесторонне образованная филологиня. – Жена Петра Первого.

– Царица?! – ахнет Марта Петровна и преисполнится гордости за свой выбор: «Как чувствовала!»

Как на самом деле смена имени повлияла на судьбу Марьи Петровны Саушкиной, никому не известно, но то, что она повлияла на ее самооценку, – это факт. Имя Марта нежило ей слух, возвышало над обывателями и давало ощущение собственной исключительности.

Зато армянским родственникам было все равно, какое имя носит возлюбленная Завена. Главное, чтобы она была достойна потомка старинного армянского рода Мамиконянов. «Конечно, достойна», – заверил родителей Завен и объявил, что те вскоре станут бабушкой и дедушкой. «Тебя посадят в тюрьму», – предупредил сына армянский папа и представил, с какой скоростью разлетится эта новость по Еревану. «Нет!» – отказался от такой перспективы Завен и повел свою семнадцатилетнюю избранницу во Дворец бракосочетания, где толстая регистраторша, укоризненно взглянув в глаза влюбленных, изрекла: «Что, до восемнадцати нельзя было потерпеть?» «Нельзя! – строго ответил жених. – Я же мужчина!» «Я вижу», – хмыкнула служительница Гименея, переведя взгляд на выдающийся вперед животик Марты Петровны Саушкиной.

Рожать Марта Мамиконян отправилась в военный госпиталь города Оломоуц, расположенный в дружественной Чехословакии, куда стараниями армянских родственников оказался распределен лейтенант Завен Мамиконян. Мечта Машеньки Саушкиной сбылась: она стала женой военнослужащего, обладательницей бриллиантового кольца и мерлушковой шубы с крашеным песцом.

– Родишь мне сына – озолочу, – пообещал своей Мартусе Завенчик и повесил над супружеской кроватью синтетический ковер, поверх которого водрузил саблю – как символ мужества и отваги.

– Пусть Лейла подрастет, – взмолилась Марта и записалась на прием к гинекологу: рожать второго ребенка следом за первым она не собиралась. Слишком уж соблазнительна была жизнь в этом дружественном зарубежье.

– Чего вы ждете? – торопила сына армянская мама и диктовала список покупок, на которые рассчитывала ереванская родня. – Я мечтаю о внуке.

– А я о сыне, – вторил матери Завен Мамиконян и ломал голову, почему, невзирая на блестящую саблю, не наступает вторая беременность.

– Завенчик, зайка, – ломала язык похорошевшая после рождения дочери Марта. – Давай, кукленок, поживем для себя.

– Давай, – соглашался с женой лейтенант Мамиконян и переходил к решительным действиям.

– Ну что? – интересовалась армянская мама и передавала приветы от ереванской родни.

– Ничего, – вздыхал Завен и наблюдал через стекло переговорной кабины за молодой женой и годовалой дочкой.

– Как ничего? – ахала на том конце провода мама и в сердцах передавала трубку старшему Мамиконяну.

– Старайся! – благословлял отец Завена и рассказывал, что купил белую «Волгу». А лейтенанту хвастаться было нечем, и он сердито смотрел сквозь мутное стекло кабины на низкорослую женщину, не сразу понимая, что это и есть любимая жена.

– Идем! – строго приказывал он ей и, взяв Лейлу на руки, покидал переговорный пункт.

– Завенчик, зайчик! Что случилось? – недоумевала Марта и пыталась взять мужа под руку.

– Ревную, – объявлял лейтенант и подозрительно смотрел на супругу: – Узнаю – убью.

Марте было приятно. Но ровно до тех пор, пока по части не поползли слухи.

– Не верю! – отказалась прислушаться к ним Марта Мамиконян и обняла Лейлу.

– Ну и не верь, – отмахнулась от нее словоохотливая приятельница и, дождавшись подходящего случая, ткнула пальцем в вольнонаемную Мозуль, прибывшую в Чехословакию преподавать химию детям военнослужащих.

– Эта? – Марта замерла как вкопанная.

– Эта, – одними губами повторила приятельница и даже прикрыла глаза, сигнализируя об опасности.

Вольнонаемная Мозуль была на две головы выше Марты Мамиконян, носила короткую стрижку, расклешенные брюки, курила сигареты с ментолом и не скрывала своих матримониальных намерений. Это только в путевке написано: «Учитель химии», а на деле: «Хочу замуж».

– Какая красивая тетя! – замерла в восхищении двухгодовалая Лейла.

– Ты тоже, деточка, – не осталась в долгу вольнонаемная красавица Мозуль. – Вся в папу.

– А откуда вы знаете нашего папу? – внешне миролюбиво поинтересовалась Марта Мамиконян и выставила вперед затянутую в капроновый чулок мускулистую ногу.

– Вашего папу я не знаю, – вывернулась Мозуль. – Просто вижу, что девочка на вас не похожа.

– Похожа! – не согласилась с ней Марта и потащила за собой дочь.

– А ты не верила! – подлила масла в огонь приятельница и выдала все явки.

Марта решила спасать семью.

– Я все знаю, – объявила она Завену и подошла к нему так близко, что почувствовала запах чужих духов. – Чем от тебя пахнет?

– Мазутом, – с сильным акцентом ответил лейтенант Мамиконян, что выдало его с головой. Обычно речь его была более чистой.

– Расскажи об этом своей маме, – поджала губы Марта и выпалила, что все знает, все видела и дойдет до командира части, если это безобразие не прекратиться.

– Не прекратится, – честно признался Завен и повесил голову.

– Я так не думаю. – Марта взяла себя в руки и отбила телеграмму в Ереван. «У Завена женщина», – сообщила она свекрови.

– Не может быть, Марточка. – Армянская мама вызвала невестку на переговоры. – У нас так не принято.

– Я не знаю, что принято у вас, – ледяным голосом ответила Марта, – но у Завена женщина.

– И кто она? – Ереван решил откликнуться на поступивший сигнал.

– Вольнонаемная проститутка.

– Это нам не подходит, – сказала армянская мама и повесила трубку.

Ставить условие «или я, или она» Марта не стала. Просто посадила перед собой Завена и нежным голосом произнесла:

– Ты, конечно, можешь остаться с ней, зайчик. Но…

– Но? – посмотрел на жену изумленный лейтенант танковых войск.

– Но тогда твой сын никогда не будет носить фамилию Мамиконян. Так и передай своей маме.

– Сын? – вытаращил глаза Завен.

– Думаю, что сын, – самонадеянно подтвердила Марта, хотя никакой беременности и в помине не было. Но, видимо, капризная судьба была на стороне этой низкорослой, но страшно мужественной женщины. Спустя месяц Марта Петровна Мамиконян обратилась к гинекологу и получила подтверждение: «Беременна». Оставалось молиться, чтобы на свет появился мальчик. И грозный вид висевшей на ковре сабли позволял на это надеяться.

Эти девять месяцев стали самыми счастливыми днями в жизни трех городов: Оломоуца, Еревана и провинциального Верейска.

– Кто-о-о-о? – кричала в трубку армянская мама, боясь услышать правду.

– Ма-а-альчик! – рыдал в трубку Завен и обещал организовать пятизвездочный потоп всем офицерам воинской части.

– Поздравляем! – откликнулась гарнизонная общественность и принесла дары к ногам лейтенанта.

– Заходите! – суетился счастливый отец и не знал, куда усадить гостей, пришедших разделить его радость.

Когда Марта с сыном вернулись домой, стало ясно: крепость под названием «Мозуль» рухнула. Впереди семью Мамиконян ожидало прекрасное будущее, в которое Завен собирался въехать на относительно новой «Волге» по маршруту Оломоуц – Верейск – Ереван. И въехал. Правда, немного в другом составе: вместо счастливой матери чудесных детей – Лейлы и Маратика – на переднем сиденье расположилась ее словоохотливая приятельница, когда-то предотвратившая распад семьи Мамиконян. Что она там делала, не было секретом ни для сослуживцев Завена, ни для разочаровавшейся в женской дружбе Марты. И только влюбчивый Завен во время трудного перегона радостно изумлялся тому, как быстро меняется его жизнь.

«Не только твоя», – вторила ему коварная приятельница Марты Мамиконян и нежно сжимала острое колено заросшего щетиной лейтенанта. «Подожди!» – начинал нервничать за рулем Завен и торопливо сворачивал на обочину, где при помощи языка тела повторял все то же самое, но немного в другом формате.

«Ничего у них не выйдет! – пообещала Марта общественности части и вступила в борьбу за восстановление справедливости. Репутация брошенной с двумя детьми женщины ее категорически не устраивала. – Кто любит, тот вернется!» – провозгласила Марта одну из прописных истин и уехала в отпуск на Черноморское побережье, предусмотрительно забросив армянских детей к ближайшим ереванским родственникам.

– Где мои дети? – грозно поинтересовался Завен в ответ на сообщение пока еще жены о том, что та рассчитывает на полноценный отдых в целях восстановления подорванной родами и изменами нервной системы.

– Там же, где и ты, – схитрила Марта. – А разве ты не в Ереване?

– Нет, – кротко ответил Завен, и по усилившемуся акценту его чуткая жена поняла, что тот нервничает.

– Мы с Завенчиком у моих родителей, – выхватила из рук любовника трубку словоохотливая приятельница.

– Совет да любовь, – пожелала бывшей подруге Марта и повесила трубку.

Она знала, правда на ее стороне. Но кроме правды на ее стороне оказалась и вся ереванская родня Завена Мамиконяна, давшая слово не бросать Марту и ее детей ни при каких обстоятельствах. И в том, что свое слово ереванские Мамиконяны сдержат, можно было не сомневаться. Это Марта почувствовала на себе сразу же, как только добралась до сочинского курорта: у ворот санатория МВД ее поджидал ни много ни мало главврач с характерной фамилией Жамкачян. «Ты не знаешь, что значит жить с кавказским мужчиной», – усмехнувшись, вспомнила она слова матери.