– Не забуду, не забуду… Доброе утро, Настена! Как спала?

– Хорошо, пап… Правда, хорошо спала…

Мама покосилась на нее сердито, насмешливо, ничего не сказала. Хотя было видно – очень хочет сказать что-нибудь этакое. И папа тоже увидел это ее скрытое желание и проговорил тихо:

– Ну все, Ирина, все. Давай будем учиться жить в новых для нас обстоятельствах. Смирись, Ирина.

– Ой, ну как же… – тихо начала мама и осеклась, осторожно глянув на отца.

– Да вот так же! Все равно уже ничего не изменишь, Ирина! Смирись! Пусть рожает, пусть выхаживает спокойно! Без этой суеты с милицией, с судами… Зачем девчонке нервы трепать?

– Значит, пусть этот подонок живет себе и радуется, да? А наша дочь…

– А тебе легче будет, если он в колонии окажется, да?

– Легче, Егор. Легче.

– Нет, Ирина, не легче, поверь мне. Только все силы уйдут на эту мстительную суету. Ничего никогда местью не решишь, Ирина, ты и сама это прекрасно понимаешь. Да и Насте от этого лучше не будет. Она ведь любила этого парня, это ведь тоже учитывать надо.

– Да что, что она понимает в любви, о чем ты? Она думает, что любила, а на самом деле… Да какая же это любовь, господи…

– Обыкновенная, Ирина. Просто любовь, и все. Она правилам да приказам не подчиняется. Ее просто уважать надо, какая бы ни была. И дети, которые от любви рождаются, они же ни в чем не виноваты… Наш будет внук, только наш! Или внучка… Смирись, Ирина, и начинай лучше радостью ожидания жить!

– Да я понимаю, Егор, я сердцем-то все понимаю. Но вот умом – не получается, хоть убей. Мы ж так хотели, чтобы наша доченька в институт поступила…

– И поступит, никуда не денется! Родит, потом поступит, пусть через год или два… А ребеночек с нами будет… А она пусть учится!

– А школа? У нее же выпускной класс!

– И школу окончит, пусть позже других, но окончит. Да все как-нибудь устроится, Ирина, не переживай так! Проживем как-нибудь!

– Так от людей же стыдно, Егор…

– А вот об этом вообще переживать не стоит, по-моему! Да и почему должно быть стыдно? На чужой роток не накинешь платок, так говорят, кажется? Не станем мы стыдиться, Ирин, не станем. Радоваться станем, внук у нас скоро родится!

– Господи… Какой ты у меня блаженный, Егор… И Настя такая же, вся в тебя уродилась…

Мама вздохнула, потом улыбнулась, глянула на нее быстро. Потом проговорила сердито:

– Ну, чего сидишь, глаза вылупила? Ешь давай! Творог ешь, сметану клади… Вот я тебе еще морковки с яблочком натерла… И в обед чтобы хорошо поела, поняла? И за отцом тут присмотри, чтобы лежал, не вставал и не колобродил… Я на целый день ухожу, у меня ревизия, ни минутки свободной не будет…

– Мам… Ты прости меня, ладно? – зачем-то попросила Настя, робко положив ладонь на мамино плечо.

– Да ладно, чего уж… Я ведь отходчивая, сама знаешь. Ничего, будем жить дальше. Не мы первые, не мы последние в таких обстоятельствах оказались, чего уж…

* * *

Перед Новым годом директриса Светлана Петровна вызвала Настю к себе в кабинет. Долго вздыхала, прежде чем начать разговор, теребила в руках авторучку. Наконец решительно отодвинула ее в сторону, сцепила пальцы в замок, чуть наклонилась корпусом вперед и произнесла осторожно:

– Я чего хочу спросить, Настя… Только ты пойми меня правильно, договорились? Вдруг мне показалось, а я…

Взгляд ее скользнул вниз, к Настиному животу. Живот и впрямь выпирал из школьного платья уже основательно. И никак его не скроешь. Вот если бы она полной была, к примеру, тогда бы незаметно было. А при ее природной худобе… Нет, не скроешь никак…

– Вам не показалось, Светлана Петровна. Я беременна. Вот уже и заметно, сами видите…

– Да ты что?! – ахнула Светлана Петровна, откидываясь назад в кресле. – Да не может быть… Да чтобы ты, Настя?! Вот уж от кого от кого, а от тебя я точно такого не ожидала… А кто же, прости, отец ребеночка? Неужели Сережа Филиппов? Ты ведь с ним дружила… Ну, то есть… С ним встречалась, да?

– Нет, это не Сережа.

– Ты уверена?

– Да. Абсолютно уверена.

– А кто же тогда?

– Вы… Вы его не знаете, Светлана Петровна.

– То есть… Он не из нашей школы, да?

– Нет. Не из нашей школы.

– Уф… Ну хоть в этом проблемы нет… То есть я хотела сказать, что… Да неважно, что я хотела сказать. В общем, давай решать, что дальше будем делать…

Конечно, Настя поняла, почему «в этом» для Светланы Петровны проблемы нет. Сережа приходился ей каким-то дальним родственником, и, конечно же, ей не хотелось быть в этой проблеме заинтересованным лицом.

– А что дальше делать, Светлана Петровна? Я не знаю. Буду в школу ходить, как обычно, вот и все.

– А когда тебе рожать?

– Где-то в конце апреля…

– Хм! И как ты собираешься в школу ходить, интересно? А впрочем, чего я тебя расспросами мучаю… Давай-ка завтра с мамой своей приходи, Настя. Все вместе и поговорим, и решим что-нибудь. А сейчас иди на урок, вон звонок уже дали… Надо же, огорошила ты меня… Убила, можно сказать… Такая девочка спокойная, тихая, такая воспитанная, вежливая и училась неплохо, да…

Настя вышла из кабинета директрисы, осторожно прикрыв за собой дверь. Тихо побрела по коридору, чувствуя, как все жжет внутри от стыда. И не стыда даже, а пристыженности, которая… Которая хуже стыда. Потому что стыд – чувство внутреннее, его и скрыть можно. А пристыженность – как дырявое грязное платье, которое приходится носить на себе, не снимая…

На другой день они с мамой вошли в кабинет Светлана Петровны. Лицо у мамы было непроницаемым, губы плотно сжаты. Светлана Петровна же, наоборот, выражала лицом полнейшее участие и разговор начала на тихой душевной ноте:

– Да вы не расстраивайтесь так, Ирина Ивановна, что вы… Ну, случилось и случилось, что теперь делать? Они ж такие, детки-то нынешние… Никогда не знаешь, чего от них ждать! Да и нет, по большому счету, ничего страшного, правда? В конце концов, ваша дочь не проститутка и не наркоманка, она всего лишь ошиблась немного, ведь правильно? А за ошибки детей кто отвечать должен, если не родители? Кто своему ребенку плечо не подставит да спасательный круг не кинет, правда?

Чем больше говорила директриса, тем больше расправлялось от напряжения мамино лицо. Вот уже и слезы в глазах проступили, и губы задрожали слегка. И голос у мамы получился жалким, чуть треснутым на выдохе:

– Спасибо… Спасибо вам, Светлана Петровна… Даже не знаю, как вас благодарить… Я думала, вы меня стыдить будете, а вы…

– Да за что мне вас стыдить, Ирина Ивановна, бог с вами! Что я вас, первый год знаю, что ли? Я ж помню, как вы за мою Танюшу радели, когда она заболела… Как лекарства дефицитные помогали добыть… Что вы, Ирина Ивановна, бог с вами! И все, и не будем больше, успокойтесь… Давайте лучше вместе подумаем, как нам устроиться в этой ситуации. Надо ведь как-то устраиваться, верно?

– Да, надо бы… Да, я тоже об этом думала, Светлана Петровна.

– И что же вы придумали, Ирина Ивановна? Что тут вообще можно придумать, если Насте рожать в конце апреля?

– Ну так и пусть… Она родит, я отпуск без содержания оформлю, с ребенком буду сидеть. А Настя в школу вернется и выпускные экзамены будет сдавать…

– Нет, так дело не пойдет, Ирина Ивановна. И как вы себе это представляете вообще? Как она будет за парту садиться на последних месяцах беременности? Это же школа, вы поймите! Муниципальное общеобразовательное учреждение! Никакой привязки к вопросам деторождения не подразумевается априори! А если мое начальство узнает?.. Да вы что, меня же уволят сразу! Нет, Ирина Ивановна, при всем уважении к вам я не могу, просто не могу…

– Но что же тогда делать, Светлана Петровна? Что же, моя дочь без аттестата останется?

– Да почему? Нет, конечно. Будет у нее аттестат, но позже. Ничего страшного. После Нового года она из школы уйдет и родит себе спокойно, а на следующий год вернется, аккурат к третьей четверти.

– Ой, целый год… А иначе никак нельзя, Светлана Петровна? Может, есть смысл на домашнее обучение ее перевести?

– Я думаю, не стоит… Пожалейте дочь, Ирина Ивановна. Это ведь не просто – ребенка на последних месяцах выносить, сами ж понимаете. Так что смиритесь и живите себе дальше, и пусть она родит спокойно… Кого ждете-то, мальчика, девочку?

– Да вроде мальчика…

– Ой, как хорошо! Мальчика! Счастливая вы, Ирина Ивановна! А у меня одни внучки… Значит, договорились, да? С начала Нового года я оформляю Насте пропуск занятий в связи с болезнью… Не буду в документах все как есть писать, хорошо? А со следующего Нового года – добро пожаловать…

Мама только головой кивнула, соглашаясь. Когда вышли из кабинета в коридор, проговорила тихим обиженным шепотком:

– Вот ведь какая, а… Могла бы и на домашнее обучение перевести… Проблем себе не захотела, за место свое боится. А чего бояться, все равно ведь скоро на пенсию попросят, годы не те. А я для ее дочки старалась, лекарства выпрашивала… Неблагодарные все-таки люди, ой, неблагодарные! Ладно, пойдем, чего уж теперь…

Остаток зимы Настя просидела дома, на улицу выходила редко. А если и выходила, то не дальше калитки, неприкаянно топталась по заснеженному двору. Потоптавшись, снова уходила в дом. Отец чуть не насильно пытался вытащить ее на прогулку, но она упорно отнекивалась:

– Да ну… Стыдно, пап… Я иду, а все на мой живот смотрят.

– Ну и пусть смотрят, Насть! А ты иди вперед и прямо перед собой гляди! Ты ни в чем и ни перед кем не виновата, запомни это! Сама себе внуши, постарайся, по крайней мере!

– Да я пробовала, пап, но не получается у меня, когда все смотрят! Они будто сквозь меня смотрят! Взгляды, как острые ножи!

– Но так же нельзя. Настен… Чем больше прячешься, тем больше твоя надуманная виноватость растет… Пойдем сейчас прогуляемся, хочешь?

– Нет… Я что-то плохо себя чувствую. Давай завтра, хорошо?

– А завтра снова что-нибудь придумаешь, да?