– На… Последняя коробка осталась. Пакет нужен?

– Да, пожалуй…

Любаша бросила коробку в пакет, протянула его Насте:

– Пей на здоровье, хозяюшка. Всегда рады услужить.

– Спасибо… Спасибо, Любаш… – торопливо проговорила Настя, хватая пакет и пятясь к двери. – Спасибо…

Выскочила из магазина, пошла быстро по улице, не разбирая дороги. Назад не оглядывалась, но знала, что Саша идет за ней. И не удивилась, когда услышала за спиной:

– Погодите, Настя… Постойте…

Встала и замерла на месте. Дышать почему-то было трудно, казалось, даже сердце в груди перестало биться.

Саша подошел, и Настя услышала, как он тяжело дышит. Ему ведь трудно идти быстро, а она неслась по улице, будто испуганная лань… И надо бы сказать ему об этом, то есть объяснить, почему она так бежала… Нет, нет, не это объяснить! А что? Как обозначить словами то, что с ней сейчас происходит?

Саша заговорил первым и произнес именно то, что она хотела сказать, но не сумела бы вот так просто, как у него это получилось:

– Настя, послушайте меня… Я должен вам сказать… Может, вы рассердитесь, но я все равно должен. Дело в том, что я все время о вас думаю… Каждую минуту, каждую секунду… Я не знаю, что со мной происходит… Нет, я, конечно, знаю, да. Я люблю вас, Настя. И мне очень нужно, чтобы вы об этом знали. Просто знали, и все. Я понимаю, вы замужем, и я вовсе не хочу вас компрометировать, но… Вы знайте это, Настя…

Она выдохнула так счастливо, будто разом ушло из нее мучительное напряжение последних дней. И улыбнулась, и даже глаза закрыла, пытаясь продлить это счастливое состояние. Господи, как хорошо… Так бы и стояла рядом с ним целую вечность, улыбалась, и не надо ничего больше… Хотя ведь надо что-то ему ответить… Он ждет, наверное… Надо ему сказать, что тоже его любит! Да, именно это сказать…

Она открыла глаза, глянула на Сашу и вместо заготовленных слов вдруг выпалила торопливо:

– Иди домой, Саш… Иди… Я сейчас к тебе приду. Не по улице, а со стороны озера… Там тропинка должна быть… Иди, я приду…

Он молча кивнул, двинулся с места, пошел вперед, не оглядываясь. Настя повернулась, пошла в другой переулок. Сначала медленно шла, потом почти побежала. Странное у нее внутри было ощущение. Будто сделала сейчас что-то ужасное и непристойное, но в то же время это было правильно, и это должно было случиться, и так этому и быть…

Остановилась вдруг, испугавшись, – куда она так быстро бежит? Сашин дом совсем в другой стороне… А дом Бориса вот он, рядом. Да, надо зайти, чтобы успокоиться, чтобы привести мысли в порядок. И дать себе время. Может, разум победит, и глупое сердце его послушает…

Забежала в дом, сразу понеслась наверх, в спальню. Тетя Маруся выглянула из кухни, удивленно посмотрела ей вслед. Потом подняла голову, спросила громко:

– С тобой все в порядке, Настенька?

– Да, теть Марусь, все в порядке…

– Обедать будешь?

– Нет, нет…

– Может, чаю тебе принести?

– Ничего не надо, теть Марусь! Я… Я сейчас посижу немного и снова из дому уйду… Да, я уйду, теть Марусь…

Села на кровать, попыталась успокоиться. Ну вот, решение и принято, кажется. Сама его словами обозначила – из дому уйду… И тут же обожгла другая мысль, осторожно-испуганная – а вдруг Борис узнает? Это же ужас будет, если он узнает… Да он просто убьет ее, и все! И Сашу убьет… Значит, все это не нужно, нехорошо все это, неправильно…

В сумке заверещал мобильник, и она автоматически вытащила его дрожащими пальцами, глянула на дисплей. Мама. Как подтверждение той мысли, что все это ужасно неправильно. И голос у мамы был такой, словно она хотела ей сказать – неправильно, неправильно!

– Ты где, Насть? Ты дома? С тобой все в порядке?

– Да, мам, я дома. И со мной все в порядке.

– А ты мне не врешь? Что-то вдруг сердце так захолонуло тревогой… Будто с тобой случилось что…

– Ничего не случилось, мам. С чего ты взяла?

Странно, как легко у нее получалось врать. И голос откуда-то взялся нежно-воркующий. И вопрос этот наивно возмущенный – с чего ты взяла?

– С чего взяла, с того и взяла, – сердито ответила мама. – Я ж все-таки не чужая тебе, я же мать! Я сердцем чувствую, когда с тобой что-то не так происходит! Может, у тебя с Борисом какие нелады пошли? Так ты скажи, я тебе посоветую, как себя вести да как подход к нему найти…

– Мам, да все хорошо! И с Борисом тоже все в порядке!

– А ты мне точно не врешь?

– Точно, мам.

– Ну, ладно тогда… Пойду Егорке обед разогревать, он сейчас из школы придет… Давай, пока!

– Пока, мам…

Потом она еще долго сидела, глядя в одну точку, и теребила телефон. А может, и недолго совсем. Может, пару минут. Время тянулось странно, как мед из ложки, и все никак не получалось принять решение – то ли сорваться и бежать бегом, то ли сидеть и ждать, когда время-мед вытечет без остатка…

Наконец поднялась с кровати, пошла в ванную. Захотелось почему-то в зеркало на себя взглянуть – может, там увидит чего.

Зеркало отобразило совсем незнакомое лицо. Счастливое. Другое. Живое. И глаза блестят счастьем так, будто это и не ее глаза вовсе… А еще глаза сказали – иди. Не смей передумать. Иди. То, что сейчас видишь в зеркале, – это ты есть на самом деле. Иди…

И с той секунды больше ни о чем не думала. Вышла из ванной, спустилась вниз, пошла к выходу. Тетя Маруся что-то спросила – она не расслышала. И остановиться не могла, чтобы переспросить.

К дому Саши пробиралась тайком, по тропинке от озера, меж заборов чужих усадеб. А вот и Сашин дом, кажется… И в заборе лазейка есть, можно огородом во двор пройти.

Он сидел на крыльце, опустив голову и сцепив пальцы в замок. Увидел ее, вскочил на ноги, шагнул навстречу, произнес тихо и хрипло:

– Настя… Я думал, ты не придешь… Я так измучился, Настя…

Он обнял ее так сильно, что голова закружилась. Еще пытался что-то сказать, но она проговорила быстро, почти задыхаясь:

– Молчи, Саш, молчи… И держи меня крепче, пожалуйста… Иначе я упаду…

* * *

– …Ты где была? – тихо, но яростно спросил Борис, когда она заявилась домой поздним вечером.

– У Оли была… Она только на один день приехала, и мы засиделись как-то… Заболтались… Я и не заметила, как время прошло!

И опять она врала так легко, будто всю жизнь только это и делала. Казалось, вранье было летучим и невесомым, и неслось из нее на одном дыхании. Даже Борис поверил, только хмыкнул и пробурчал недовольно:

– В следующий раз на часы-то смотри… Сколько уж тебе повторяю – чтобы к моему приходу дома была, чтобы встречала с улыбкой! А тут не только улыбки, а и самой тебя нет… Смотри, я ведь и рассердиться могу. Ты меня еще злым не видела, куколка. Накажу, мало не покажется. Поняла?

– Да, поняла… – ответила тихо, проскальзывая мимо него наверх.

Но проскользнуть все же не удалось. Голос Бориса раздался у нее за спиной:

– А ну, вернись! Я еще не все сказал!

Вернулась, присела на краешек дивана, не осмеливаясь поднять глаза. Потому что он обязательно увидел бы в ее глазах то, что не должен был видеть. Приготовилась слушать смиренно. Да она хоть что бы сейчас сделала, только бы глаза на него не поднимать! Пусть хоть что говорит, пусть хоть что делает с ней… Все равно уже. Лишь бы о самом главном не догадался.

– Ты меня услышала, надеюсь?

– Да, Борис, я услышала.

– Учти, я ведь могу в любую минуту спонсорство свое прикрыть… Тебя содержать буду, поскольку ты моя законная жена, а твои родственники пусть сами кормятся, как хотят. А то ишь, благодетеля нашла… Да разве я о многом тебя прошу? Что, так трудно мужа вечером дома встретить да ублажить? Или мне твоей мамаше пожаловаться, чтобы воспитательную беседу с тобой провела? Уж она-то стружку с тебя снимет, расстарается… Она-то в жизни больше понимает, чем ты… Ну, чего молчишь, глаза опустила?

– Прости, Борис… Я все поняла, да…

– Ну, то-то же. Ладно, иди…

Потом, стоя под душем, она дала себе выдохнуть наконец. И вспомнить все, до мельчайших подробностей. Еще раз пережить свое счастье, пусть и ограниченное временным пространством – от того момента, как переступила порог Сашиного дома и до того, как ушла от него уже в сумерках. Пока бежала домой, совсем стемнело…

Да, это было счастье. Несколько часов украденного у жизни счастья – это очень много, наверное. Ей надолго хватит. И Сашиной нежности надолго хватит. И слов торопливых, и жадных губ, и гулкого биения сердца – одного на двоих… И она совсем не поняла, что вместе они уже несколько часов! Казалось, это не часы, а минуты…

Счастье, счастье. Казалось, она вся заполнена счастьем. И завтра будет новый день, будет новое счастье. Когда уходила, Саша все не мог ее отпустить… Стояли в темных сенцах, вжавшись друг в друга, и страшно было оторваться от него и шагнуть к входной двери.

– Завтра придешь?

– Приду… Конечно, приду…

– У меня завтра всего четыре урока, я рано буду дома… В двенадцать часов…

– Я тоже рано приду, Саш…

– Я тебя встречу у озера?

– Нет, увидят… Я сама… По той же тропинке… Ну все, мне надо идти!

– Погоди… Погоди еще минутку…

– Все, до завтра… До завтра, Саш!

Да, в ее счастье присутствует это спасительное «завтра», и потому ей ничего не страшно! И что дальше будет, и вдруг Борис узнает – не страшно. И что мама рассердится и будет стыдить – не страшно. Пусть…

– Эй, ты не умерла там, случайно? – услышала она голос Бориса за дверью. – Полчаса уже плещешься! Давай выходи, спать пора! Мне завтра вставать рано!

Настя содрогнулась слегка: как все-таки ужасно это звучит у Бориса – спать пора. То есть пора ей выходить из ванной и отдавать супружеский долг, быть послушной куклой в его руках. Он рьяно сделает свое мужское дело, отвернется и заснет, довольный. Возьмет то, что ему положено. А она будет лежать полночи и смотреть, как темные тени гуляют по потолку, и чувствовать себя куклой. Пластиковой игрушкой, внутри у которой ничего нет, одна пустота.