– Да… И еще мне бабушку жалко очень…

С трудом они с Сашей успокоили мальчишку, уложили спать. Насте и самой хотелось поплакать, но приходилось держаться, пока Егор не уснул. На душе было очень уж неуютно после жестокого приговора, вынесенного мамой: «Ты мне не дочь»…

– Ну почему она так, почему? Я не понимаю, Саш… Ты можешь мне объяснить? – тихо спросила она, размазывая по щекам слезы.

– Могу, конечно. Только сначала перестань плакать. Нельзя тебе плакать, Настя. Успокойся.

– Хорошо, я не буду… Но все равно – объясни!

– Да ничего тут сложного нет, Насть. Почти все родители наступают на эти грабли, не каждому хватает мудрости в себя заглянуть. И не каждый умеет отличить любовь от чувства собственности, а уважение к ребенку – от чувства долга. Ведь осознавать ребенка как свою собственность – это так заманчиво, так сладко… И долг свой понимать как святое предназначение – тоже сладко. Вот любовь и уважение и не могут выбраться из этой сладости, вязнут в них. Тем более что это ведь большую над собой работу надо проделать – чтобы научиться уважать и любить… Это отказаться от сладкого надо. Многие за всю жизнь так и не могут…

– А твоя мама тоже не смогла, Саш? Ты говорил, вы не общаетесь…

– Да, моей маме тоже трудно. Она не смирилась с моим отъездом, восприняла его как неблагодарность и предательство. Хотя я и уехал отчасти только ради нее… Чтобы она поняла и приняла… Чтобы увидела меня со стороны, уже не как свою собственность, а как самостоятельную личность. Ей трудно, я понимаю… Она много в меня вложила из-за моей болезни… Она ждет от меня благодарности как платежей по векселям, причем неосознанно ждет… Я должник, который должен пожизненно сидеть в долговой яме, понимаешь? А вне этой ямы я для нее вроде как и должником не считаюсь. Вне – это значит на свободе. Не приемлет она такую свободу. Пока – не приемлет…

– Так и моя мама тоже, Саш… Я ведь в семнадцать лет Егора родила, даже школу не успела окончить. Мама с тех пор и принимает меня как крест, который ей нужно нести пожизненно. Да, теперь я многое понимаю. Долг убил в маме уважение, а чувство собственности убило любовь… И что теперь со всем этим делать? Так и жить с этим – «ты мне не дочь»?

– Твоей маме просто нужно время, Настя. Она поймет. Когда собственность уходит, а объекта для исполнения долга нет, наступает прозрение. Вот тогда любовь и уважение выйдут наружу и глянут в глаза твоей маме. Это непременно произойдет, Настя.

– Ты думаешь?

– Уверен. Как уверен в том, что и моя мама поймет меня. Будем ждать, Настя. Не будем ни в чем сомневаться, потому что мы правы. И будем жить…

* * *

И начали жить – довольно счастливо. Может, в тесноте, но не в обиде. Права народная мудрость. И про «рай в шалаше с любимым» тоже права. Может, кому как, а у них все срослось и сложилось. Да еще и весна наступила рано, растопила снег. И солнце так щедро дарило раннее тепло…

Настя любила утром выйти из дома, сощуриться на яркий свет, ненадолго присесть на крыльцо. Почувствовать свое счастье… А вчера еще и жаворонков услышала! Прилетели, родименькие, окликнули – жива ли, Настена? Не забыла, что и ты жаворонок? Могла ведь и забыть – в прежней-то жизни…

В один из дней, когда сидела вот так на крыльце, во двор вошла Оля. Настя обрадовалась, кинулась ей навстречу, обняла, закружила:

– Олька! Олька! Как же я соскучилась! Давно тебя не видела, Олька!

– Да… Я тоже тебя давно не видела… – довольно сдержанно откликнулась Оля, озираясь вокруг. – Значит, здесь теперь обитаешь…

– Да, здесь! Это наш двор, видишь? А это колодец… А крыльцо какое удобное, смотри!

– Крыльцо как крыльцо… Чему так радуешься-то, Настьк? Вроде на Версаль не похоже… Пойдем лучше в дом, чаю попьем. Чай у тебя найдется, надеюсь?

– Конечно! Очень вкусный, с травами! Помнишь, в этом доме бабушка-знахарка жила? После нее столько сушеных трав осталось…

– Ну-ну! Я вижу, ты вроде окосеть после бабкиных трав успела. Глаза сияют, как будто веселящего зелья на грудь приняла. Где хоть твой новый муж, познакомила бы…

– Так он же на работе, Оль… А Егорка в школе… Только к обеду оба дома появятся.

– А ты, значит, на хозяйстве осталась? На работу не ходишь?

– Нет пока… В поселке с работой трудно, сама знаешь. Да и еще есть одно обстоятельство…

Настя было хотела сказать – какое, но прикусила язык. Не захотелось почему-то рассказывать Оле про тайное свое и счастливое обстоятельство.

Но Оля и уточнять не стала. Прошлась по дому, заглянула во все углы, погладила рукой печные изразцы, хмыкнула озадаченно.

– Так вот, значит, в какие хоромы ты перебралась… И на это вот самое ты променяла свою красивую благополучную жизнь? Мне когда Любаша, продавщица из магазина, про тебя посплетничала, я сначала и не поверила… Ну, Настька, ты даешь, однако… Одним махом свою жизнь поменяла, значит! Кто в хорошую жизнь как одержимый стремится, а у тебя, значит, все наоборот! Я думаю, природа тебя особым талантом наградила – умением испоганить собственную жизнь…

– Оль, перестань! Ты зачем ко мне пришла – чтобы обидеть? Так не старайся особо, все равно ничем не обидишь… Потому что я счастлива и вполне довольна своей жизнью! Не надо со мной в таком тоне разговаривать, Оль!

– Да в каком?!

– В уничижительном. Будто ты больше про меня знаешь, чем я про саму себя.

– Да не обижайся, Насть, что ты… Я ж не со зла… Просто мне обидно, когда чувства разум побеждают. Так ведь быть не должно… Ты знаешь, кстати, что твое место уже занято, а? Мне вчера Любаша поведала. Твой бывший уже успел из города какую-то юную профурсетку привезти, теперь она в его доме живет и на машине твоей гоняет. И вид у нее довольный и счастливый. Понимаешь ты или нет, что вообще произошло? Профурсетка там, а ты теперь здесь?

– Да бог ей в помощь, Оль, что же. И за Бориса я рада, пусть… А мне и здесь хорошо, и ни за что я свои чувства на разум не променяю. Пусть буду глупой, но счастливой. Это мой выбор, Оль… Я очень, очень люблю своего Сашу, он у меня такой… Такой…

– Да самый обыкновенный твой Саша, видела я его как-то. Правда, толком не разглядела, но точно не Джонни Депп и не Леонардо ди Каприо. Так что умерь свой влюбленный пыл, подруга. Еще неизвестно, насколько его у тебя хватит.

– Оль… У тебя что-то случилось, да? С Сережей что-то не так?

– Да с чего ты взяла, все у нас нормально! Просто я так считаю – любовь в жизни не главное. Это глубокое мое убеждение. Хотя я знаю, ты думаешь по-другому.

– Да, я думаю по-другому, Оль.

– Да ну тебя, Настька… С тобой говорить, только душу себе выматывать…

– Да что у тебя случилось, Оль? Расскажи…

– Да нечего мне рассказывать… Просто… Просто она… Такая ненадежная вещь, эта любовь… Ты делаешь на нее ставку, а потом – опля… И все… И ставок больше нет, господа… Сережа ведь скоро меня бросит, я знаю.

– Да ну…

– Вот тебе и ну! Есть у него кто-то, точно есть! Бросит он меня, и что? Как дальше жить, ради чего? Ради медицинского диплома? Всю жизнь потом пахать на этой неблагодарной ниве как проклятая? Да я за всю жизнь не заработаю и доли того, что ты имела, будучи замужем за Борисом… Так что ты бы подумала своей головой, Насть, прежде чем чувствам-то отдаваться. Без них как-то надежнее, знаешь ли. Вот погоди, пожалеешь потом, вспомнишь, что я тебе говорила…

– Оля, Оля… – вздохнула Настя, ласково взглянув на подругу. – Сколько я тебя знаю, столько ты меня и жизни учить пытаешься, с самого детства… И этот твой призыв – головой думать, а не сердцем, – сколько раз я от тебя слышала… И мама за меня думала, и ты тоже… А теперь я сама хочу за себя думать. Я буду любить от сердца, буду жить так, как хочу. И не учи меня больше, не надо. Счастливого учить – только портить. Это я сама так пословицу перефразировала – здорово получилось, правда?

Оля ничего ей не ответила. Обиделась почему-то. Поджала губы, глянула сердито, потом тихо произнесла:

– Да живи как хочешь… Если ты во мне больше не нуждаешься, то что ж?.. Ладно, пойду я, некогда мне тут с тобой…

– Оль, а чай?

– И чаю мне твоего не надо. Еще напьюсь твоего травяного зелья да тоже умом повернусь, всякие глупости делать начну! Нет уж, не надо мне этого… Пойду я. Счастливо оставаться, подруга.

– До свидания, Оль… Ты приходи…

Оля только рукой махнула, не обернулась даже. Настя вздохнула, глядя ей вслед…

Но грустила она недолго. Вскоре пришел Саша, и по лицу его Настя поняла, что случилось что-то очень хорошее. По крайней мере, глаза у Саши блестели радостью, а губы непроизвольно складывались в улыбку.

– Что случилось, Саш? Что-то хорошее, да?

– Ну, как тебе сказать… Может, и ничего особенного, а для меня – большая радость. Мама моя позвонила, Насть! Наконец-то! И разговаривала со мной так, будто никакой обиды на меня никогда не держала! И знаешь, у меня камень с души упал… Все-таки это нехорошо, когда родной человек не хочет с тобой общаться…

– Да знаю, Саш… Знаю про этот камень. Мне ли не знать!

– Будем надеяться, что и твоя мама поймет тебя… Ей просто время нужно, понимаешь? Время увидеть в себе любовь… Она ведь есть, никуда не делась. Она увидит, Насть…

– А что, что мама тебе сказала? Может, мы ее в гости пригласим? Шашлыки во дворе пожарим…

– Нет, Насть. Это мы едем к маме. Она пригласила нас на день рождения.

– Кого это – нас? И меня тоже?

– Да! И тебя, и меня, и Егорку!

– Ты что, рассказал ей… про нас?

– Ну да. С удовольствием поделился счастливыми новостями. Так что едем в гости к маме, Настя! Егор когда из школы придет?

– Где-то через час должен…

– Вот и отлично! Как раз на электричку успеем! Тем более завтра выходной! Собирайся, Насть!

– Саш, но у меня даже нарядного платья нет… Все-таки день рождения…

– В городе платье купим! Я как раз и зарплату получил! Собирайся!