Наверное.


***

Погружённая в то, что переключило все мои мысли на Вадима и оккупированную им и его любовницей квартиру, я упустила то единственно-важное, о чём вообще мне стоило думать.

И теперь, когда увидела перепуганную до смерти Настю, личико которой пошло красными пятнами, и когда услышала возню на лестничной площадке, у меня оборвалось сердце.

Сначала бросилась к ней, потом к Илье, потом снова к Насте. А в висках бился только страх — за них. И ненависть к Вадиму, такая острая и жгучая, что затопила изнутри, выжигая всё то, что ещё оставалось по отношению к Персидскому.

— Ты в порядке? — шепчу Насте, которая идёт рядом со мной, крепко держа меня за руку. И она поспешно кивает, хотя вижу, что держится из последних сил.

Малышка напугана, и я прекрасно понимаю, что после пережитого забудет всё нескоро.

— Почему ты мне не позвонила? — тихо интересуется Илья, когда спускаемся к его машине. — Я так понял, вы ведь с ним не обоюдно решили жить втроём?

— Нет! — Это слово выкрикиваю сразу, едва он успевает договорить. — И прибавляю тише: — Нет, конечно.

Задумываюсь о том, что ответить на вопрос Ильи. Для меня всё было очевидным — не позвонила потому, что свои проблемы привыкла решать сама. И потому, что вообще не представляю, как можно втягивать в подобное того человека, который никакого отношения к происходящему не имеет.

Для меня всё это было очевидным. Было. А сейчас, когда он смотрит серьёзно, ожидая ответа, кажется, что единственно верное, что должна была сделать — набрать номер Ильи.

— Я не знаю, почему.

— Зато в следующий раз будешь знать.

Больше ни о чём не спрашивает и не прибавляет ни слова. Закуривает, делая глубокую тягу. Видно, что всё ещё на взводе, но постепенно успокаивается. И я успокаиваюсь тоже. Когда рядом Илья и Настя, начинает казаться, что все проблемы — такая ерунда.

— Может, за Томой подняться? — задумчиво произносит Илья, и я поспешно заверяю его в ответ:

— Не нужно. Вадим всегда её… немного побаивался. Но если через пять минут не выйдет, я схожу. — Исключено.

— Как и то, что пойдёшь ты.

Смотрим друг на друга несколько бесконечных секунд, пока Настя наблюдает за нами с интересом. И не успеваю я вытащить мобильный и набрать номер сестры, как сама Тамара выходит из подъезда, держа в руках объёмную сумку.

— Не спрашивайте меня ни о чём, — мрачно цедит она, подходя ближе. — У меня только непечатные слова, а здесь ребёнок.

— Мама, а что такое непечатные слова? — тут же интересуется Настя.

— Это ругательства. Ты же против ругательств?

— Против.

— Вот поэтому тётя Тома такая сдержанная.

— И тёте Томе это противопоказано, так как она может взорваться, — снова вставляет ремарку Тамара. — По-настоящему? — восторгается Настя, и теперь уже мы взрываемся в приступе нервного смеха, который кажется совершенно неуместным, но делает то, что так необходимо нам всем — разряжает обстановку.

— Так, ладно. Ты со мной или с Ильёй? — совершенно серьёзно уточняет Тамара, и я чувствую, как в лицо бросается румянец. Хочется шикнуть на сестру, чтобы думала, прежде чем задавать такие вопросы, но не успеваю ничего предпринять, когда Илья отвечает за меня:

— Однозначно с нами. Это не обсуждается.

Берёт сумку у Тамары, и я вижу выражение на лице сестры а-ля «боже, какой мужчина!». Так и хочется скорчить рожицу в ответ, будто мне не почти сорок, а четырнадцать.

Мы коротко прощаемся, Тома уезжает домой, а я чувствую себя странно. Вроде бы и смущена до сих пор, но при этом всё происходящее настолько закономерно, что понимаю одно — иначе и быть не могло.

— Поехали, ночь скоро, — командует Илья, и мы усаживаемся в машину.


Первым делом, когда оказываемся в квартире Насти и Ильи, малышка ведёт меня в свою комнату, чтобы похвастаться устроенным поверх кровати шатром. Рассказывает о том, что всегда мечтала о таком домике принцессы, и вот теперь живёт там со своими игрушками. Для меня там места маловато, но я с удовольствием «захожу в гости» к Насте, мы даже «пьём чай» из крохотного сервиза. А когда девочка сдерживает третий зевок за последнюю минуту, отправляю её чистить зубы и готовиться ко сну.

— Ты ведь не уйдёшь? — спрашивает она, когда мы выбираемся из домика принцессы.

— Нет, я не уйду.

— Не возвращайся туда. Там плохо. А у нас места хватит.

Глупые мысли лезут в голову сразу, как только Настя убегает в ванную. Здесь, в этой квартире, они жили втроём. С Таней. А я сейчас — чужая женщина, которая пришла в чужой дом. И это вроде бы должно коробить.

Только почему совсем не испытываю этого чувства? Будто единственно правильное место, где могла бы быть в данный момент — вот эта квартира.

Настя засыпает сразу, стоит только ей услышать заверения, что мы увидимся уже утром, и я приготовлю ей кашу. Сижу и смотрю на неё несколько бесконечных секунд, улыбаясь своим мыслям. Маленькая смелая девочка, которая столько всего пережила. И сейчас особенно остро хочется сделать её счастливой. Вернуть сторицей всё то, что получаю от неё, потому что она уже не только подарила мне счастье, но дала почувствовать ту смелость, которой мне так не хватало со дня, когда ушёл Вадим.

Укрываю её одеялом, целую, едва прикасаясь губами, снова чувствую этот аромат, который бьёт по всем рецепторам и проникает в самое нутро. Это моя дочь, даже если её родила не я. Моя.

Илья обнаруживается сидящим на кухне. Пьёт коньяк и хмуро смотрит прямо перед собой. Сначала инстинктивно отстраняется, когда провожу по голове рукой, чтобы понять, насколько сильно его ударила Майя, вооружившаяся подставкой для зонтов. Но когда произношу короткое «чшшш», отмахивается вяло, но даёт себя осмотреть.

— Может, к врачу? — уточняю, когда прощупываю шишку на затылке.

— Брось. Меня колом не убьёшь.

— Очень смешно.

— Мелкая заснула?

— Да. И креп…

Не успеваю договорить, когда Илья поворачивается ко мне и рывком притягивает к себе. Даже звука не могу выдавить из себя, зато чувствую настолько острое, внезапно нахлынувшее возбуждение, что от него задыхаюсь. И тону в потемневшем взгляде голубых глаз.

Илья сдвигает в сторону всё, что стоит на столе. Усаживает меня на самый край и жадно целует. Снова быстро, глубоко, словно оба должны вырывать с мясом эти мгновения у жизни.

— Б*я, ты не представляешь, как тебя хочу, — шепчет, разрывая поцелуй. И мне так нравится всё, что делает и произносит. Пусть вот так грубо, пусть дыхание перехватывает от страсти и страха, что происходящее слишком призрачно. Сейчас мне нужно быть с ним именно так.

Сдирает с меня одежду, перемежая свои жёсткие ласки не менее жёсткими поцелуями. Я заведена донельзя, вся превратилась в один сплошной оголённый нерв. Пытаюсь совладать с пряжкой ремня на его джинсах, но Илья отталкивает мои руки, и через несколько секунд врывается в меня до упора, ловя губами приглушённый вскрик.

Теперь нет ничего — никаких мыслей, никаких страхов. Только жадная потребность, чтобы это безумие продолжалось как можно дольше.

Откидываюсь назад, опираясь на локти, смотрю на Илью, который двигается быстро, с чётким ритмом. И только от этого можно кончить. Никогда не думала, что мужчина может быть настолько привлекательным в тот момент, когда находится во мне глубоко. Да и не наблюдала никогда за Вадимом во время секса. Но сейчас жадно смотрю на Илью, и когда он встречается со мной взглядом, не выдерживаю — срываюсь куда-то за грань, где есть только безумие удовольствия и ощущение, что я лечу.

Нет, не в пропасть. На этот раз — куда-то за облака, где нет ничего и никого. Ни Вадима, ни проблем. Только я и мои ощущения, от которых сгораю, чтобы возродиться снова.


***

Кажется, в эту ночь смыкаю глаза и проваливаюсь в сон от силы минут на десять. Всё потому что внутри страх — стоит мне проснуться, как пойму, что женщина, лежащая рядом со мной в постели — просто привиделась.

Она доверчиво прижимается ко мне, уставшая, а я просто смотрю на её профиль, едва заметный в полумраке, и почти не дышу.

А ещё меня накрывает полярным желанием, и чем больше времени проходит, тем острее оно становится. Мне нужно к Тане. Уже знаю, что ей скажу… Уже чувствую, что хочу воспользоваться этой возможностью выговориться.

Мёртвые умеют слушать как никто другой.

На часах шесть, когда всё же решаюсь — поднимаюсь из постели и быстро натягиваю на себя джинсы и толстовку. Катя просыпается тотчас. Распахивает глаза и мне приходится быстро заверить её, внутренне костеря себя на всех языках за ложь:

— Я на пробежку.

— Так рано?

— Да. А ты спи. А то мелкая тоже подскочит.

Быстро целую Катю, в прихожей надеваю кроссовки и, надвинув капюшон почти на самые глаза, выхожу в стылое и влажное утро.


Я часто бываю здесь. В этом месте, где даже деревья шумят как-то по-особенному, будто боятся потревожить покой тех, кого уже нет в мире живых. Мыслей много, воспоминаний — ещё больше. И они в башке по кругу, будто я зациклен на прошлом.

Впрочем, так и есть, только сейчас я могу применить к этой зацикленности прошедшее время.

Мы с Таней познакомились, когда обоим не было и двадцати. Сумасшедшая любовь, крышесносный секс. Трахались по сто раз на дню, и даже не думали о предохранении. А когда узнали, что Таня забеременела, для меня само собой разумеющимся стало то, что ребёнок обязательно должен появиться на свет.


А вот Танюха сомневалась. Слишком молода, не замужем, без высшего образования. Тогда я её уговорил, а после, когда жены не стало, нет-нет, да и проскакивала мысль о том, не было бы всё иначе, если бы я не настаивал? Дерьмовые мысли, потому что Настя стала для нас тем человеком, ради которого оба готовы были в лепёшку разбиться, но они появлялись, и я ничего не мог с этим поделать.