— Ты что-то говорила?

— Ты о моём пятиминутном монологе? — вскинув бровь, уточняет сестра и хмыкает: — Будем считать, что на меня напал словесный понос.

— Прости, Тамар… Я сейчас не в себе.

— А я пытаюсь тебя отвлечь. Кстати, буду тоже участвовать в заседании, я не говорила?

Она с самым невозмутимым видом переключает скорость на коробке передач и выруливает на оживлённый проспект.

— Нет, не говорила, — выдыхаю удивлённо. Даже предположить не могла, что Тома соберётся со мной на эту невесёлую процедуру.

— Ну, теперь говорю, — пожимает она плечами. — Напомни мне только успокоительного принять, когда приедем. А то не ровен час…

— Спасибо, Том. Я без тебя бы не справилась.

— Я тоже так считаю, потому еду с тобой.

Сестра улыбается, но тут же ругается отборным русским, когда ей кажется, что «какая-то сволочь её подрезала». Она нервничает, и это заметно невооружённым взглядом. И я тоже нервничаю, но сейчас, когда это ощущение поделено меж нами, даже дышать становится легче.


Судебный участок располагается в каком-то старом здании, которому бы совсем не помешал ремонт. Унылые коридоры с трёхногими стульями, безликие двери, серые стены. И жёсткие скамьи для тех, кто дожидается своей очереди. Впрочем, истцов-ответчиков-адвокатов так много, что нам с Тамарой не удаётся найти ни квадратного сантиметра, где мы могли бы присесть.

Напротив двери в кабинет судьи, возле которой меня начинает трясти так, что хоть валерьянку пей, мы находим закуток, куда и отправляемся. Ни Евгения, ни мужа, ни его адвоката пока нет, что даёт возможность хоть немного перевести дух.

— Слушай, вообще не представляю, что ты бы делала тут одна, — качает головой Тамара, и даже её извечная жизнерадостность кажется мне какой-то приглушённой.

— Сама не представляю. И вот думаю… а может послать всё к чёрту? Согласиться на компенсацию, купить себе какую-нибудь студию в спальнике, да и нормально.

— Вот ещё! Ты что, сдаваться собралась?

— Нет. Просто эти метры… они совсем не важны, когда есть с чем сравнивать.

Тамара смотрит на меня как на умалишённую, но после качает головой.

— Мда, систер. Всё же я права была, что сюда приехала. Любовь любовью, а за недвижимость надо бороться. И точка.

Мне даже возражать не хочется. Она полностью права. Вот только и я — тоже права. Когда у тебя имеется совсем иная сторона жизни, совсем не думается ни о таких событиях, которые вытягивают все силы, ни о бывших мужьях.

— О, идут, — выдыхает Тамара, и я быстро оборачиваюсь и устремляю взгляд туда же, куда смотрит сестра.

По коридору в нашу сторону вышагивает Майя, — её мои глаза выцепляют сразу же. Она переговаривается с Евгением, бог весть какими образом оказавшимся рядом с нею. А позади — маячит сам Персидский.

— Эм, я чего-то не понимаю? — шепчу Тамаре, и та пожимает плечами.

— Не знаю. Сейчас расспросим Евгения Петровича.

Меня Майя окидывает быстрым взглядом, и, будто разом потеряла интерес, отходит к окну. Вадим, осклабившись то ли приветственно, то ли в попытке испугать, следует за ней, а мой адвокат направляется к нам.

— Пока не вызывали? — уточняет он после коротких приветствий.

— Нет. Да и ещё есть десять минут до заседания.

— А то и больше. Но надеюсь, не застрянем.

Как это всё странно. И чувствовать то, что чувствую, и понимать, что окунулась с головой в ту неприглядную сторону жизни, в которой бы никто на моём месте не желал оказаться.

— Немного пообщались с адвокатом вашего мужа. Пока не очень понимаю, чего именно от них ждать, но думаю, выясним это на этом заседании.

— М… а почему адвокат не здесь? — хмурюсь, понимая, что упускаю какую-то деталь. Потому что Евгений смотрит на меня с удивлением.

— Как же не здесь? Майя Андреевна — адвокат вашего мужа.

Боже… интересно, сколько ещё сюрпризов подкинет мне эта парочка? Тамара ошарашена не меньше моего, а я пытаюсь сопоставить все факты воедино. Теперь цель Майи становится ещё более ясной. Ей нужно моё жильё, и она имеет гораздо больше инструментов, чтобы завладеть им, чем я, законная хозяйка.

— Мда, а Вадим-то не промах, — качает головой сестра, и я пожимаю плечами.

— И женщину нашёл себе под стать.


Само заседание помню плохо. Едва входим в крохотный кабинет, где за столом сидит судья, почему-то одетая в гражданское, а с другой стороны от неё располагается секретарь, больше похожая на фотомодель, сошедшую с обложки журнала, меня накрывает волной мигрени. Боль концентрируется в висках, расползается по лбу и устремляется к затылку. Всё происходящее для меня — словно в тумане. В основном говорит Евгений. Чётко, сухо и по делу. Майя тоже из серой мыши-подростка превращается в настоящую фурию. Видимо, желание выгрызть зубами то, что принадлежит совсем не ей, настолько огромное, что она готова на всё.

Вижу, что Тамара, занявшая место возле меня, на взводе, а вот я снова испытываю желание всё это прекратить. Заплатить свою цену и гори оно всё синим пламенем.

— Как вы думаете, судья чью сторону заняла? — нетерпеливо спрашивает Тамара, когда мы покидаем наконец это душное здание и идём к машинам.

— Сложно судить. Думаю, что она будет придерживаться нейтралитета. Кстати, Екатерина Олеговна, мы с вами ещё не обсуждали, но скорее всего, судья удовлетворит иск вашего супруга. Поделит всё совместно нажитое имущество, что принадлежит вам обоим, но вот обязать ни вас, ни его съехать точно не в силах. Так что будьте готовы к этому.

— Я уже мысленно, кажется, готова ко всему.

Мигрень продолжает терзать, мне хочется просто лечь, закрыть глаза и ни о чём не думать. Как будто из меня разом выкачали все силы.

— Хорошо, мы созвонимся с вами ближе к следующему заседанию. Пока у нас есть две недели, я запрошу те документы, которых не хватает в деле.

Евгений коротко прощается с нами и уезжает, а я только и могу, что плюхнуться на пассажирское сидение и закрыть глаза в надежде на то, что Тамара придержит свои впечатления до следующего раза. Совершенно не желаю погружаться в это заседание снова, пусть даже в воспоминаниях.

— Тебя домой докинуть? Или скатаемся куда-нибудь выпьем, а потом такси вызовешь? — интересуется Тамара, цедя каждое слово.

Она очень зла, и видимо, ей придётся позлиться за нас двоих. Потому что я желаю выйти из этого состояния как можно скорее.

— Домой. И спасибо… обязательно встретимся на днях.

Отворачиваюсь к окну, так и не открывая глаз. Перед ними и так мелькают обрывки этого дня, и мне нужно просто прогнать их, чтобы вернуться к Насте и Илье той Катей, которая не привнесёт в их жизни новых переживаний.


— Папа, мама дома! — бросается ко мне малышка, стоит только перешагнуть порог и быстро стащить с уставших ног туфли. Одной рукой обнимаю Настю, второй шарю в сумке, чтобы достать оттуда купленный по дороге киндер-сюрприз.

— Отлично, — кричит из кухни Илья. Судя по звукам, доносящимся оттуда — моет посуду. Пока Настя увлечена шоколадкой, снимаю пиджак и бросаю сумку на банкетку в углу.

— Ну, как всё прошло? — словно бы невзначай спрашивает Илья, когда появляюсь в кухне. Слышу в голосе встревоженные нотки, которые он тщательно скрывает.

— Нормально. Небо на нас не рухнуло. Потом расскажу, если ты не против.

— Не против. Есть будешь?

— Неа. Не сейчас.

Он продолжает сосредоточенно отмывать сковороду, а я подхожу и просто обнимаю Илью со спины. Прижимаясь к нему, будто желаю только одного — впитаться. Вдыхаю аромат, который мне кажется родным, чувствую, как перекатываются под кожей крепкие мышцы, что ощущается даже через слои одежды.

— Люблю тебя, — шепчу впервые эти два слова. И Илья замирает. Всего на мгновение. После чего вновь продолжает заниматься своим делом.


Сзади, осторожно, будто боялась потревожить нас, подходит Настя, и крепко обнимает в свою очередь мои ноги. И мне становится так спокойно, как не было ни разу за эти дни, даже если я пыталась уверить себя, что не переживаю.

Я действительно люблю этого ершистого мужчину, порой непонятного мне, порой — до боли родного. И этого уже никто никогда не изменит.


***

Несмотря на то, что вроде бы жизнь, которая совсем недавно перевернулась кверху тормашками, постепенно приходит в норму, осознаю, насколько в ней всё зыбко до сих пор. И хоть у меня есть оплот в виде Ильи, Насти и Тамары, вокруг ещё так много всего непонятного, в чём мне приходится разбираться, и с чем я имею дело, что это сбивает с толку.

Например, приходится не раз обдумывать возможность съездить в мою квартиру, чтобы взять ещё одну сумку с вещами и кое-что из бумаг. Вроде бы обыденная забота, а она понуждает мысленно прикинуть сразу несколько вариантов, как это можно провернуть.

Первое, о чём думаю, — что сказать Илье? И говорить ли хоть что-то в принципе. Если скажу, он непременно отправится со мной, в этом нет никаких сомнений. И тогда не миновать новой стычки с Вадимом. А если промолчу…

Последнее, чего хочу — лгать ему. Вмешивать в наши отношения неправду. Но и видеть, как они с Персидским вновь бьют друг другу морды… А ведь Вадим не сдержится, и неизвестно, чем всё закончится на этот раз.

Пока глажу платье Насте, в котором она собирается отправиться к бабушке, размышляю, что же с этим делать. Если бы там хранились только футболки или косметика… это можно купить и так. По крайней мере, на ближайшее время. Но мне нужны документы и их уж точно не приобретёшь в магазине.

— Мам, ты грустная, — прижимая к себе поросёнка, обращается ко мне Настя, когда я немного «подвисаю».

— Не грустная. Я просто задумалась.