Жанна Володина - Триумф поражения

— На этой неделе третий! — радостно сообщаю я, испытывая непреодолимое желание переодеться. — Даже интересно, как будет выкручиваться. Или опять Римме Викторовне поручит?

Разувшись и прилипая к напольной плитке липкими чулками, громко напевая арию Тореодора, я отправляюсь в свои личные комнаты.

— Как дела, Василий? — ласково спрашиваю я своего любимого паука- птицелова. Василий лениво шуршит конечностями и уползает на другой конец аквариума. Обиделся.

— Зря! — искренне сообщаю я ему, иду в душ и кричу из ванной комнаты. — Про арахнофобию я подумала случайно.

Когда я сижу на своей расчудесной кухонке, пью чай и думаю, уезжать ли сегодня домой, в дверь скребется Римма Викторовна.

— Александр Юрьевич велел тебе… — добрая женщина подозрительно кашляет. — Купить ему новую рубашку. Точно такую же. Дал час.

И Римма Викторовна осторожно кладет рубашку Тостера на барный стул.

— Я ему кто? Секретарша? Личный помощник? — вскакиваю я со стула. — Он же меня уволил! Или опять нет?!

— Ну, — Римма Викторовна осторожно пятится к двери, — он передумал тебя увольнять… Он уезжает…

— Он оставит этот… объект в покое и вернется в свой главный офис? — радость победы меня пьянит, как бокал хорошего шампанского. Надо срочно класть бутылку Просекко в холодильник. Какая ирония! Я собираюсь пить за победу над переименованным в Тостер Холодильником охлажденное в холодильнике игристое. Чудесная тавтология! Просто бодрящая и пьянящая!

— Не думаю, — возвращает меня к реальности Римма Викторовна. — Он только сообщил, что через час ему нужна рубашка, а потом часа два его не будет. Настаивал, что точно такую же.

— Может, еще просо с пшеном перебрать? — плююсь я желчью разочарования. Что-то подсказывает мне, что с этой гламурно-розовой сорочкой будут проблемы.

— Нет. Нинка! Такую в России не купить. Это новая линейка Husbands. Франция. Один в один точно нет! — "утешает" меня по скайпу лучшая подруга Ленка, дизайнер авторского нижнего белья. — Даже мои связи не помогут. Что за цвет вообще! Она чья?

— Не поверишь! Тостера! — смеюсь я над Хозяином. А что? Здоровый презрительный смех для разнообразия лучше горькой и уводящей в неадекват ненависти.

— Могу предложить розовую, итальянскую. Но… — Ленка подозрительно хрюкает.

— Что но? — не понимаю я.

— Она немножко коралловая, — объясняет Ленка.

— Пойдет! — соглашаюсь я. — Все равно он не собирается надевать то, что я куплю. Ему надо меня унизить поручением.

— А как ты вообще ему рубашку задолжала? — любопытствует Ленка.

— По глупости! — с досадой говорю я. — Он не хотел меня слушать — и спрятался в лифт.

— Спрятался? Хозяин? От тебя? — недоверчиво переспрашивает Ленка, исчезнув с экрана и роясь в гардеробной.

— Представь себе! Он меня боится! — уверяю я подругу. — Ну, нашла?

— Нет еще! — куксится Ленка. — Но все перерою и найду! Клянусь!

— Отправляю Димку, — радуюсь я и набираю номер.

— А можно без этого… кретина обойтись? — тут же встает в стойку Ленка.

— Ленуся! Вчера он был просто мажором. Когда успел так деградировать? Димка появляется у меня через десять минут:

— Что, старая Хозяйка, надо? — язвит он.

— Метнуться к Ленке и забрать рубашку для Тостера, — даю я поручение.

— Да! Весь дом гудит! — смеется Димка. — Хочешь узнать самую криминальную версию?

Я отрицательно мотаю головой, но Димку это не останавливает:

— Павла считает, что вы подрались в лифте. Кстати, Нинок, а как ты в лифт попала? Он тебя затащил в него? Узнал, что у тебя клаустрофобия?

— Я сама залетела, — виновато сознаюсь я. — Скорость не рассчитала. А он там розовый такой! Тьфу! А я с подносом и соком свежевыжатым. Гранатовым. Он опять зарубил мою идею. А Тарасовы платят за мой литературный вечер больше, чем агентство заработало за две недели!

— А Тостер… Александр Юрьевич оказался человеком тонкой душевной организации! Он противник разводов! — хохочет мой личный помощник и курьер агентства.

— Какой он бизнесмен после этого? — взываю я к Димкиному сочувствию.

— Понятно! — ухмыляется Димка. — Если в лифте драки не было, мне дальше неинтересно. Хотя, может, вы целовались?

— Пошел! Вон! За рубашкой! — визжу я.

И Димка от греха подальше испаряется.

В кабинете Тостера прохладно. И мне противно, что ему комфортно в этот весенний, но по-летнему жаркий день. Хозяин стоит у окна в костюмных брюках и белой (конечно!) футболке спиной ко мне.

— Принесли? — спрашивает он, не оборачиваясь.

— Естественно! — стойко докладываю я сквозь зубы. — Лучше прежней!

— Прекрасно! — ужасным голосом говорит Александр Юрьевич. — Давайте!

Я иду к его огромному черному столу и осторожно кладу запакованную рубашку на стол. Тихо-тихо пячусь назад и почти доползаю до двери.

— Почему не поглажена? — строго спрашивает Тостер и, быстро вскрыв упаковку, орет. — Что это?!

— Рубашка. Итальянская, — голосом продавца-коробейника рекламирую я. — Тоже розовая.

— Розовая? — шипит Хозяин. — Разве женщины бывают дальтониками?

— Это вопрос или вы просто сокрушаетесь? — вступаю я в привычную словесную перепалку и сразу успокаиваюсь. Я на своей территории. — Да. Женщины бывают дальтониками. Намного реже, чем мужчины. Примерно ваши восемь процентов к нашим нулю целых пяти десятым. Все зависит от хромосомного набора.

— Какой, по-вашему, это цвет? — перед моими глазами появляется рубашечный комок ярко-канареечного цвета.

— Коралловый? — добавив чуть-чуть искренности, спрашиваю я, как можно шире распахнув свои глаза.

— Светлана. Мне. Подарила. Розовую. Рубашку, — чеканит Хозяин. — Я. Сегодня. Должен. Быть. В розовой.

— Святая женщина! — бормочу я, молитвенно скрестив руки.

Меня прижимают в двери спиной и практически душат скомканной рубашкой.

— Прекратите ерничать! — злобным шепотом говорит Александр Юрьевич. — А то я подумаю, что вы ревнуете. Или что ваш хромосомный набор сомнительного состава.

— Ваш собственный хромосомный набор существенно отличается от набора вашего замечательного отца. Вот, кто был настоящим Хозяином нашего дома! — начинаю я почти кричать. — Вы его жалкая копия. Даже не клон.

— Мой отец, — переходит на шепот Тостер, заставляя меня чувствовать себя истеричкой, — слишком доверял всем вам и конкретно вам, Симонова-Райская, особенно. Я же не вижу причин для такого доверия. А поскольку уволить вас я не могу… По его же милости…

— Поэтому вы пресекаете все мои бизнес-идеи и теряете деньги из вредности, — ласково шепчу я ему на ухо. — Гениально!

— Ваши бизнес-идеи — полная галиматья, — очередная порция шепота достается моему правому уху.

— Я буду вашим личным Гали Матье, — соблазнительно фыркаю я в его ближайшее ухо и крепкую шею. — Этот француз был великим человеком, врачом. Лечил своих пациентов шутками. Даже по почте лечил каламбурами. Своей галиматьей добивался нужных целей.

— Не берите на себя того, чего не сможете унести, — Тостер отстраняется и отшвыривает в сторону рубашку. — В вашем случае это не добрая шутка, а чушь и бессмыслица. Каждая ваша идея — бред!

— Вам погладить… рубашечку?! — еле держусь я, чтобы не сорваться окончательно.

— Я сегодня же свяжусь с отцом, и сделаю ему предложение, от которого он не сможет отказаться, — вдруг спокойно говорит Тостер.

А я говорила, что он электрический, и время от времени у него заканчивается заряд.

— И что тогда? — устало и вяло спрашиваю я.

— Тогда я, наконец, тебя уволю, — с наслаждением снова, как сегодня в лифте, переходя на "ты", отвечает успокоившийся Александр Юрьевич.

ПОЛГОДА НАЗАД

To ли мне хочется музыки и цветов,

то ли зарезать кого — нибудь.

Евгений Швари, "Обыкновенное чудо"

Конец ноября стал местью всем, кто уверен, что у природы нет плохой погоды. Посланный в виде наказания прохожим мокрый снег из-за сильного ветра падал почти горизонтально, плевался в глаза и уши, лез в рот. Коротенькое голубое пальтишко с мехом соболя, на недельку данное мне Ленкой пофорсить, не спасало ни от холода, ни от ветра. Оставшись без машины, потому что мой личный помощник Димка загрипповал, я добиралась из родительской квартиры в агентство на переполненном автобусе.

Теплый холл, выложенный терракотовой плиткой (не под старину, а старый по-настоящему) впустил меня вместе с порцией мокрого снега.

— Ниночка! — Павла Борисовна бросается мне навстречу. — Господи! Вы совсем… мокрая!

— Боженька болтает ложечкой в чашечке мироздания! — беззлобно бормочу я, отряхиваясь. — Что случилось? Я же не опоздала?

— Нет-нет! Не опоздали! — хлопочет вокруг меня добрая женщина, чей пятидесятипятилетний юбилей мы отметили совсем недавно. — Юрий Александрович вас очень ждет. Очень.

— Неужели передумал? — огорчаюсь я мгновенно, тут же подумав о своем новом проекте.

— Не знаю! — искренне отвечает Павла Борисовна, на ходу забирая у меня мокрое пальто. — Поторопитесь!

Бегу мимо дверей нашего старого лифта, как всегда, его игнорируя. Далее по широкой мраморной лестнице до кабинета хозяина на третьем этаже. В этом доме постройки тридцатых годов прошлого века всего четыре этажа, но есть большой лифт.

Что только не находилось в здании за это время! Сначала здесь располагалось кооперативное конструкторское бюро, потом несколько самых разнообразных контор: редакция молодежной газеты, детский политический клуб, загс, театральная студия, библиотека. В послевоенное время это было какое-то серьезное административное здание. Потом дом сделали жилым, переоборудовав под 8 квартир для номенклатурной элиты. Еще через сорок лет, в начале девяностых, под магазин выкупили первый этаж, под ателье второй. В конце концов, более двадцати пяти лет назад Климов Юрий Александрович, чудак и бизнесмен, выкупил все это здание, кроме четвертого этажа, на котором оставалось две квартиры: семьи Карповых и семьи Райских.