Я перевожу взгляд на комод и в течении минуты разглядываю коробку с украшениями. Забери я их — могла бы позволить себе безбедно проживать в Москве несколько лет, но так будет неправильно. Дальше мне нужно самой. Пальцы нащупывают бриллиантовые грани серег в ушах, но снять их я не могу себя заставить. Для меня они больше, чем украшение. Это бесценный момент из нашего прошлого, мой и его, от которого я не в силах отказаться.

Сумки в подъезд я выношу одну за другой. Саша ждет в машине внизу, но я не хочу просить его подниматься. Моя пластиковая карта по-прежнему лежит на комоде вместе с ключами, фигурка слона, которую уронил Руслан все так же валяются на боку. Моя взгляд падает на урну и застывает. В ней почти никогда не было мусора, а сейчас торчат бумаги. Та самая папка, под предлогом которой он приехал. Больше всего на свете я бы хотела стереть тот день.

Квартира почти избавлена от следов моего присутствия, осталось лишь одном место, куда я никак не решусь войти. Ванная. В ней много моей косметики и она может раздражать Мирона. Я провела в квартире почти час, но так и не набралась мужества переступить порог.

В течение долгих секунд я гипнотизирую дверь, а потом начинаю идти. Ведь этому мне и предстоит учиться: быть мужественной, переступать через себя. Я щелкаю выключателем и замираю, встретившись с уродливой паутиной своего отражения. Затаив дыхание, шагаю ближе, ловя цветные переливы в осколках. Разбито зеркало. Я так старательно держалась, но сейчас по щеке впервые за день стекает слеза. Тяжело болеть за себя, тяжело болеть за него. Болеть одновременно за нас двоих невыносимо. Я упираюсь ладонями в холодный камень пьедестала и дышу. Перестаю, когда замечаю на белых керамических стенках высохшие бурые разводы. Жмурюсь. Мирон никогда не умел за собой убирать.

— Ты как? — Саша захлопывает багажник, смотрит пытливо. Я хотела поехать на такси, но он настоял на помощи. Отказываться я не стала — в моей ситуации ценна каждая сэкономленная копейка.

— Я в порядке, — звучит не очень убедительно, но думаю, Саша ничего от меня не ждет. — Как думаешь, на Кутузовском уже успела пробка собраться?

— Думаю, проскочим. В Икею точно не хочешь поехать?

Я отрицательно мотаю головой. Нет. Точно не сегодня. Все, чего мне хочется — это побыть одной.

Вчера после суток разъездов я, наконец, арендовала квартиру в районе метро Студенческая. Однушка площадью тридцать пять квадратных метров, чистая, и с минимальным набором необходимого: в ней есть стиральная машина, холодильник, телевизор и подведен вай-фай. Денег, оставленных Мироном, хватило на двухмесячную аренду, а дальше придется самой. С понедельника я начну ходить на собеседования, возможно, позвоню маме, чтобы одолжить у нее немного денег на первое время. Шаг за шагом, я заставлю себя вставать на ноги.

Саша помогает мне поднять сумки, неловко переминается с ноги на ногу и, в конце концов уезжает, сказав, что наберет меня завтра. Я переступаю через завалы сумок, прохожу в гостиную и падаю на диван. Он пахнет пылью и чужой жизнью, в которой мне лишь предстоит освоиться. Сгребаю подушку и утыкаюсь в нее глазами, чтобы она не позволила им намокнуть. Мой телефон лежит рядом, нашептывая мне, чтобы я взяла его в руки и начать печатать. Я бы так и сделала, если бы мне не было так страшно. Чудовищно страшно, что он мне больше никогда не ответит.

____

Дорогой окопчик, мне бы хотелось принести свои извинения тем читателям, которые делятся впечатлениями о книге за то, что не могу с вами подискутировать. Признаюсь честно: в комментарии не могу заставить себя заглянуть уже несколько дней и каждая попытка убеждает меня в том, что я все делаю правильно. В виде исключений захожу к отдельным комментаторам и читаю то, что они пишут. Вы бы удивились, как многих из вас я помню, даже несмотря на то, что появляться вы можете не часто. Спасибо, что вы такие мудрые и наблюдательные, девочки.

Те, кто читают меня давно, знают, что в обсуждениях под моими книгами, какими противоречивыми они не были, всегда царит дружеская атмосфера. Сейчас ее нет, и частично это происходит из-за отсутствия " руки фюрера":)))))То есть моей. Много злости, бороться с которой у меня нет моральных сил, потому как я пишу две книги. Я обещаю, что это в первый и последний раз, когда такое происходит, и я обязательно продолжу отвечать и общаться, потому что многие из вас мне как родные и я очень скучаю. Буду разбираться с нарушителями сама, не хватит сил — найду модератора, и весь яд вырежу. Поэтому я никогда не читаю комментарии в инстаграме и пабликах. Потому что уровень человеческой злости, в частности женской, приводит меня в ужас. В связи с этим, хочу еще раз напомнить: когда обсуждаете героев, обходитесь без оскорблений. Урод, дура, шлюха — оставляйте эти слова себе, домашним, а на моем форуме, под моей книгой, имейте уважение потеребить свой лексикон и найти другие слова для выражения эмоций. Девочки, я серьезно. Забаню без жалости. А еще будьте честнее к с собой, постарайтесь обходится без двойных стандартов. Если вы любите деньги, другие тоже вправе их любить. Если вы не стали выдающейся бизнес-леди, то другие тоже вправе ими не становится. Если ваш муж не рассыпается песком перед ногами тещи — другие мужчины тоже вправе этого не делать. Ну и так далее. Очень хочется, чтобы бы меня услышали.

Ну и напоследок, ловите стишок от Чарли Маар, который очень поднял мне с утра настроение. Надеюсь, кого-то он тоже улыбнет.

Супер Мирон:

Достаю из широких штанин

Документ существенно важный.

В нем родители просят простить,

Что вели себя с Тати неважно.


Изо рта вынимаю кольцо,

Между гланд со вчера его прятал,

И упав на колено одно,

Умоляю назвать Тати дату,


Когда скрепим мы наш союз.

Я отказа не принимаю!

Серенаду я ей пою

О любви, пусть весь свет о ней знает!


Я зубами наколку набью

На плече, чтобы всем видно стало,

Два сердечка и Ай лав ю!

Но и этого, знаю, мало.


Прям с подъезда поедем с ней в ЗАГС,

Руса тоже прихватим в больницу,

Ну а если помрет — не беда!

Для меня важнее — жениться!


По пути позвоню маме Тати,

Пусть берет огурцы, помидоры,

И скорее в Москву к нам катит,

Поживет на наших просторах!


Если сяду в тюрьму — ерунда!

Я же ведь — настоящий мужчина!

Отсижу от звонка до звонка,

Защищая честь дамы любимой.


Не дождется она меня?

Кто же не совершает ошибок?

Просто я ей не доказал,

Что любовь моя — твердая глыба!


Я во всем только сам виноват,

Злой садист, похерист и подонок!

Без суда моей казни хотят

Толпы сверх романтичных девчонок

Глава 35

— Я только что из турагентства вышла, — взволнованно говорит в трубку мама. — В общем, по твоему совету выбрали мы Черногорию. Апартаменты мне одни очень понравились, чистенькие такие, светлые. Но дороже, конечно, чем Геленджик получается.

Мама замолкает, предоставляя мне возможность вступить. Нужно было позвонить ей раньше и избавить от бесполезных хождений, но я никак не могла собраться духом.

— Мам… — я отворачиваюсь от окна, теряя кадр детской площадки, и разглядываю холодильник. — Я не смогу помочь с поездкой. Мы с Мироном больше не вместе.

Вот и все. Я это сказала. «Не вместе», произнесенное повторно, звучит чуть менее болезненно.

— Тати… — голос мамы взвивается и падает, становясь растерянным. — Но… почему? Все же было хорошо… Я думала…

Это именно та реакция, которой я боялась: когда я чувствую необходимость успокаивать ее, тогда как у самой нет на это сил. Оправдываться за крушение чужих надежд, топчась на обломках собственных — то еще испытание.

— Мам, так получилось. Сейчас я не готова это обсуждать. Мне жаль, что с поездкой так вышло. Вы все еще можете поехать в Геленджик.

— Да при чем здесь Геленджик, Тати? Я же за тебя переживаю… Все же было у вас хорошо, поэтому я не понимаю… Где ты сейчас живешь? Он тебя выгнал?

Я закрываю глаза и зажимаю переносицу. Мамино волнение объяснимо, но сейчас оно совсем не то, что мне нужно.

— Нет, он меня не выгнал. Я сняла квартиру. Сейчас занимаюсь поисками работы. Во вторник у меня первое собеседование.

В трубке слышится треск, за ним приглушенное всхлипывание, от которого ноющая боль в груди сменяется раздражением. Пламя моей совести и без того не знает передышки, чтобы подбрасывать в него дрова маминых ожиданий.

— Мам, я тебе позже позвоню. Мне нужно идти.

Не дождавшись ее ответа, я вешаю трубку и оседаю на табуретку. Идти мне никуда не нужно, да и дел никаких не осталось. За вчерашний день я вычистила всю квартиру, включая окна, дополнила список вакансий, сходила в магазин за продуктами. На сегодня планов нет. Мысли волной уплывают в недалекое прошлое. Чем бы мы занимались с Мироном? Сегодня воскресенье, так что мы бы обязательно вышли на завтрак, затем догуляли парка. Я бы предложила сходить в кино, и мы стали спорить о том, какой фильм выбрать. Он терпеть не мог мелодрамы и комедии, а я их, напротив, обожала.

Я убираю остатки недоеденного обеда со стола и плетусь в гостиную. Наверное, когда я устроюсь на работу, все станет лучше. Мне придется думать о чем-то кроме нас, я начну уставать, у меня появятся новые знакомые. Возможно, с кем-то из них я даже подружусь.

Когда телефон, за неделю привыкший хранить молчание, разражается стандартной мелодией, я вздрагиваю. Вздрагиваю, даже зная, что это не он.

— Тати Ильясовна, здравствуйте. Вы оставляли нам сумку на гарантийный ремонт. Звоним сообщить, что вы можете ее забрать.