Наверное, выгляжу. Человеку ведь свойственно адаптироваться к изменяющимся условиям — банальный инстинкт выживания. Тяжелее лечится то, что внутри.

Я улыбаюсь ему в ответ.

— Говорю же — я в порядке.

Мне в очередной раз становится неудобно, что каждый наш разговор так или иначе посвящен мне. За короткое время Саша стал мне хорошим другом: почти каждый день он справляется о моем настроении в СМС, реже — звонит, и иногда мы встречаемся в кофейне, как сейчас. Меня все чаще посещает мысль, что Саша думает о большем, но каждый раз я ее откладываю. Он спасительный кусок суши для потерпевшего кораблекрушение, и я не хочу его терять.

— Хватит обо мне. Расскажи о себе. Чем оказался плох ННГУ Лобачевского? Почему ты решил переехать в Москву?

— МГИМО круче, — усмехается Саша. — Ну еще мне хотелось уехать из дома. Отдельной квартиры в Нижнем у меня нет, а жить с отчимом — та еще пытка.

— У вас плохие отношения?

— Мягко сказано. Однажды мы с ним так разругались, что чуть не подрались.

Опустив ложку, я смотрю на него.

— А… твоя мама?

— А что мама?

— Что она думает по этому поводу?

Саша пожимает плечами.

— Переживает, конечно.

— Я имею в виду, она не пыталась с ним поговорить… Сказать, что так нельзя?

— Думаешь, разговорами она сможет заставить его полюбить меня?

— И… ты по-прежнему к ним ездишь?

— Езжу, конечно. Она ведь моя мать. Мне, честно говоря, наплевать, любит Семен меня или нет. Главное, что мать не обижает. У них своя жизнь, у меня своя.

Я разглядываю голубой ободок тарелки, пытаясь уложить в голове сказанное Сашей. Вспоминаю разговор с Мироном, свой отказ пойти в ресторан с его родителями. Я и правда думала, что он сможет заставить их меня полюбить? Хотела, чтобы ради меня он перестал с ними общаться? Господи, надеюсь, что Мирон не разругался с отцом. Алина сказала, что старший Булатов зол на него, и возможно ему понадобится его помощь.

— Ты притихла, — замечает Саша.

Я заставляю себя посмотреть на него. Почему осознание собственных ошибок приходит только тогда, когда уже ничего нельзя исправить? Как много «за» я ему дала, чтобы облегчить возможность вычеркнуть меня из жизни.

— Извини. Вспомнила, что сегодня мне еще нужно будет посидеть за ноутбуком.

— Я тебя отвезу. Только в ближайшую «Азбуку» по пути заскочим? Я подсел на их багеты.

Как и обычно, Саша не позволяет мне поделить с ним счет. Зная это, я никогда не заказываю больше чашки кофе и одного недорогого блюда. Мы садимся в его машину и, проехав пару кварталов, паркуемся возле «Азбуки вкуса». Это еще один капкан воспоминаний. Супермаркет находится по пути к нашей с Мироном квартире, и мы оба часто здесь бывали. Только здесь продаются мои любимые японские салфетки для очистки рук.

— Ты что-нибудь будешь брать? — Саша приподнимает в руке корзину, показывая, что я могу класть продукты в нее.

Я мотаю головой. Во-первых, у меня в холодильнике достаточно еды, да и аппетит держится на нулевой отметке, а во-вторых, здесь дорого. Немного подумав, я все же кладу в корзину салфетки. Их я могу себе позволить, и они вкусно пахнут. Саша не спорит, когда я выкладываю их на ленту и огораживаю разделителем. Думаю, так он не хочет подчеркивать бедственность моего положения.

Мы выходим на улицу, Саша укладывает пакеты в багажник и указывает на тот, что положил справа.

— Этот с фруктами твой, — и немного смущенно добавляет: — Не отказывайся, Тати. Здесь вкусные мандарины.

— Спасибо, — мой голос немного охрип от прилива чувств. Это большая, необъятная благодарность. За то, что у него такое доброе сердце и за то, что заботится обо мне просто так.

Я берусь за ручку, собираясь открыть дверь и застываю, пригвожденная к земле острым прострелом в груди. Невозможно было себя подготовить, сколько бы я не прокручивала момент нашей встречи у себя в голове. Я как бестолковый пешеход с дырявым зонтиком, наивно веривший, что он сможет защитить меня в ливень: стою, промокшая насквозь и стучу зубами. Мирон застыл возле двери своего Мерседеса, его взгляд лежит на мне без попытки сдвинуться. С момента нашей последней встречи прошло меньше месяца, а сейчас мне кажется, что он изменился до неузнаваемости. Его волосы, всегда модно подстриженные, превратились в короткий ежик, щетина на щеках гуще и темнее, и кожа больше не выглядит такой загорелой. Это его не портит. Он все еще самый красивый мужчина из всех, кого я когда-либо знала.

Моя рука отпускает ручку, повисает безвольной веткой вдоль тела. Сердце, изнывавшее от холода, стучит горячо и часто. Взгляд Мирона соскальзывает ниже, спускается к бедрам, ногам. Меня давно не заботит, как я выгляжу, но сейчас, рядом с ним, мозг судорожно вспоминает, что на мне надето. Брюки и кремовая рубашка. На ногах лодочки. Хорошо, что я с работы.

— Тати, ты садишься? — отрезвляющим хлопком раздается сзади.

Бесплотная нить между нами разрывается так резко, что я почти слышу этот звук. Мирон отрывает взгляд от моего лица, смотрит мне за плечо. Я знаю, что он видит там Сашу, но ничего не в силах изменить. Это ведь совсем не то. Просто у меня больше никого нет. Мы встречаемся глазами на короткую секунду, в которой проносится вся наша счастливая жизнь. Мирон слегка кивает мне, а потом начинает идти. Я задыхаюсь, глядя на то, как с каждой секундой расстояние между нами увеличивается. Не могу объяснить, что в этой короткой встрече подействовало на меня так, что я еле держусь на ногах. То, как много всего есть для меня в его взгляде, или осознание того, что мы больше не вместе. Есть он. А есть я. Сейчас он зайдет в магазин, купит упаковку своей любимой минералки и поедет к себе домой, туда, где больше нет меня. А поеду в одинокую квартиру, где никогда не будет его.

Стеклянные двери съезжаются, скрывая из виду синюю рубашку, а я по-прежнему не могу пошевелиться. Взгляд машинально падает на окна его машины, не давая мне даже шанса подготовиться к тому, что я могу там увидеть. Другую девушку, или Алину. На секунду прикрываю глаза и беззвучно выдыхаю. За стеклом никого нет. По-крайней мере, пока.

Саша останавливает машину возле моего подъезда, поднимает ручник и, развернувшись, смотрит на меня.

— Спасибо, что довез, — улыбка благодарности стоит мне неимоверных усилий — я слишком оглушена состоявшейся встречей. — И за фрукты. Не стоило, но все равно огромное тебе спасибо. Ты… замечательный.

Саша незаметно кивает, и я не сразу успеваю осмыслить эту странную звенящую паузу между нами. Осознаю ее лишь тогда, когда он касается меня ртом. Его дыхание теплое и фруктовое, наверное, из-за жевательной резинки, губы мягкие, осторожные. Я пытаюсь, изо всех сил пытаюсь, но проигрываю.

— Саш, прости, — я вжимаюсь головой в обшивку кресла, стараясь не дышать. Потому что с этим чужим запахом ко мне вдруг отчетливо приходит другой. Я слишком хорошо помню, как пахнет Мирон, чтобы не сравнивать.

Лихорадочно нащупываю пластик ручки и тяну, ловя разочарование во взгляде Саши.

— Я позвоню, Тати, — летит в закрывающуюся дверь.

Глава 37

— Люблю твои ногти, — мурлычет Мила, сосредоточенно работая пилкой. — Кутикулы практически нет, да и тонны укрепителя не нужны.

Мила проверенная маникюристка, найденная мной еще на первом курсе. Со времен первого покрашенного ногтя я ей не изменяю. Она работает с выездом на дом, цены у нее демократичные, а результат всегда идеален.

— Ну и как ты справляешься? Одной квартиру снимать накладно.

— Со следующей недели ко мне заезжает соседка. Арендная плата пополам.

— Ты молодец, Тати. Не знаю, сколько бы времени мне потребовалось, чтобы оправиться от… — Мила бросает на меня быстрый взгляд и вновь опускает глаза.

Я знаю, что она имеет в виду. Каково начинать с самого низа, когда еще месяц назад мог позволить себе практически все.

— У меня не было большого выбора. Любой станет барахтаться, если начнет тонуть.

— Звучит невесело, — сочувственно произносит она. — Да и выглядишь ты невеселой. Ходишь куда-нибудь?

— Почти нет. После работы все, чего мне хочется — это вытянуть ноги. Даже не знаю, почему шесть часов сидения на стуле так выматывают. Изредка вижусь с одногруппником, — я с опаской смотрю поверх ее медицинской маски и спешно добавляю: — Он просто друг. Помогал мне с переездом и прочим. Хороший парень.

Несмотря на давнее знакомство, я никогда не откровенничала с Милой, но сейчас слова льются из меня потоком. Я изголодалась по общению, хочется, чтобы кто-нибудь меня слушал.

— Но мне даже нравится уставать. Так быстрее засыпаешь.

— Сегодня мы с парой моих друзей встречаемся в «Пушкине». Присоединяйся. По поводу денег не волнуйся — у них с этим порядок.

Я смотрю, как указательный палец покрывается глянцем и мотаю головой. Незнакомая компания — это совсем не то, что мне сейчас нужно.

— Спасибо, но я, пожалуй, пас. Не хочу портить вам веселье.

— Во-первых, ты ничего не испортишь, а во-вторых, всегда можешь передумать. Нет ничего хорошего в том, чтобы чахнуть дома. Мой номер у тебя есть.

И пусть я не собираюсь принимать предложение Милы, оптимизм и легкость, которыми наполнен ее голос, заставляют меня улыбнуться. Сейчас они напоминают мне о том, что жизнь продолжается.

Закончив работу, Мила расцеловывает меня в щеки и уходит, оставив после себя аромат парфюма и горку смятых ватных спонжей. В квартире я снова одна. До восьми я осваиваю очередной бесплатный онлайн-урок по делопроизводству, и когда он подходит к концу, судорожно придумываю, чем занять остаток вечера, чтобы мысли вновь не свернули на скользкий путь отчаяния. Пытаюсь смотреть комедийную мелодраму, но кривляния актеров неожиданно начинают раздражать, и я закрываю ноутбук. Поджав под себя ноги, открываю ленту инстаграма и начинаю бесцельно ее листать: лица, губы, снимки из тренажерного зала, затейливо составленные натюрморты в нюдовых тонах, фотографии природы. Палец самовольно прилипает к экрану, и мне приходится отговаривать себя делать то, что секунду назад пришло в голову. К чему это саморазрушение? Я ведь совсем не готова. Что если я найду то, что ищу?