Мария Зайцева - Трогать нельзя

Ну ладно, она.

Невинная девочка, оставшаяся одна в этом мире. Понятное дело, что она обратила внимание на меня, единственного близкого взрослого человека, мужчину. Не родного по крови. Конечно, она могла запросто перепутать это желание защиты, стремление обрести семью, с любовью. Она молоденькая.

Совсем неопытная.

А ты, Боец? Ты?

Ты — тоже неопытный?

Или ты просто ебнутый?

Второе — вернее.

Она положила руку мне на грудь, мягко провела ладошкой, но я вовремя перехватил.

Кто-то из нас двоих, ебанутых, должен быть взрослым.

И это явно не она.

— Татка, ты чего? Я — твой брат. Ты — моя сестра. И ничего больше.

— Не родная! Я — не родная! — выкрикнула она, пытаясь бороться и выдергивать ладошку, но я держал крепко.

— Это неважно, Тат. Ты себе придумала бред. У меня есть девушка.

— Девушка? — у нее это получилось прям шепотом. И щеки стали бледные-бледные.

Я даже испугался, что она в обморок упадет.

— Да, девушка. Тат, давай прекратим это. Мне на работу. Тебе в школу.

Кто бы знал, чего мне стоило от нее отойти и сделать вид, что я весь такой хладнокровный.

В голове шумело. И мысль билась только одна: «Она меня любит… Любит… Любит… И я мог бы… Прямо сейчас… Вот прямо сейчас…».

Я поспешно поставил кружку на стол и свалил в свою комнату. Не глядя на нее, застывшую столбом у барной стойки.

И уже в комнате какое-то время бросался на стены.

Несколько раз подходил к двери и даже за ручку брался. Зачем-то.

А потом услышал, как она топчется возле двери, обуваясь. Тихо всхлипывая.

Вышел, сложил руки на груди. И добил:

— После школы — домой. Готовиться по проекту у нас можно. И заранее меня предупреди, чтоб я тоже дома был.

Она только глянула на меня злобно и обиженно.

Но я это перенес стоически.

Ничего. Пусть злится. Пусть.

Это лучше, чем то, что до этого было.

Не так соблазнительно.

Она подуется, пообижается и прекратит. Переключится на что-то другое.

Я же, набирая срочно Варьку, тоже собирался переключиться.

Мне тогда это прямо очень нужно было.

* * *

Я докуриваю и поднимаюсь к себе.

Стою под душем, смывая накопившееся за день напряжение. И уговаривая себя, что все правильно сделал. Все правильно.

Я себя уже год так уговариваю.

Чего только не было за этот год…

Ладно.

Чего об этом.

Татка, судя по поведению, меня, кроме как брата, никак уже не воспринимает. Переболела.

Ты же хотел этого, Боец? Да?

Вот и получи.

И не вой. На стены не бросайся.

На людей — тоже.

Дай уже своей младшей сестре спокойно жить. Строить отношения. С парнями.

Но одна мысль об этом приводит в привычное бешенство.

Да, я сам ее тогда оттолкнул. И потом, после выпускного, тоже сам.

Хотя поцелуй этот, пьяный и горький, вспоминаю до сих пор так, что каждый раз член кровью наливается.

Это был реально самый лучший поцелуй за всю мою жизнь.

Я потом его столько раз пытался смыть, стереть, заменить другими.

Нихера.

Татка, дрянь ты мелкая, как ты так умудрилась испортить мне жизнь?

И, самое главное, что теперь делать-то мне?

В замке шуршит ключ.

Я, как был, в полотенце вокруг бедер, отправляюсь встречать гостя. Гостью.

Потому что ключ от квартиры есть только у одного человека.

У Татки.

— А вот знаешь, что, Серый ты гад, — начинает она с порога, еще не видя меня, и уже по голосу я слышу, что сестра прилично нажрата.

Когда успела-то?

Минут пятнадцать же прошло с тех пор, как домой усвистала?

Или у нее на старые дрожжи?

— Ты не имеешь права мне указывать, понял! Не имеешь…

Тут она видит меня, выходящего из спальни, и запинается, глядя расширенными глазами на мою голую грудь, облизывает губы и заканчивает уже не так уверенно:

— Права…

— Ты где взяла выпивку, коза? — я суров и внушителен. По крайней мере, стараюсь таким выглядеть. И руки на груди складываю.

Какого хера даже штаны не натянул, дурак?

Но так быстро все произошло, не успел просто. И вот теперь стою, под ее медленным взглядом, голый.

В одном полотенце. Попробуй тут внушительно и серьезно выглядеть, при таком раскладе!

Ситуация, бл*.

— Мне уже год как спиртное продают! — хрипит она, потом оглядывается невольно, делает шаг назад, к двери.

Ну надо же!

Весь запал куда-то испарился!

А чего так, а?

Я делаю шаг к ней, надеясь, что сестра испугается и свалит к себе, избавив нас обоих от неловкости.

Но она только опирается спиной на дверь, бессильно свешивая руки по бокам.

И смотрит на меня, смотрит. Смотрит!

Да бл*!

Ну невозможно же, когда так смотрят! Ну можно же с ума сойти!

Не смотри так, дура!

Не смотри!

Я делаю еще шаг, она поднимает упрямо подбородок. Я вижу, что в ноздре у нее сережка. Еще одну дырку сделала, идиотка.

С прошлого года она как с цепи сорвалась.

Я ее тогда, после выпускного, откуда она исчезла все с тем же дегенератом, от которого я отгонял ее весь последний школьный год, еле нашел.

И в каком виде, бл*!

Нет, признаю, тогда был мой косяк.

Я отвлекся немного.

Но это лишь потому, что смотреть на нее не мог. Слишком она была кукольная. В этом пышном платье, с этой прической красивой, кудряшками, вся тонкая, воздушная. Фея.

Я знал, что она нарочно так оделась, чтоб меня позлить. Нарочито невинной. Нарочито девочкой.

После произошедшего между нами недо-разговора с ее недо-признанием, мы больше не возвращались к этой теме.

И очень долго старались не пересекаться в квартире.

Я плюнул на все и стал приводить к себе Варьку. Чтоб уж окончательно.

И одновременно усилил контроль над сестрой.

Плотно поговорил с мелким утырком, подкатывающим к ней яйца.

И просил передать остальным результаты беседы и свои выводы по ситуации. Судя по окосевшим глазкам, все всё поняли прекрасно.

Татка, скорее всего, узнала о происходящем, но дулась и ничего мне не говорила.

А потом и некогда стало особо. Последний год в выпускном классе — это, знаете ли. Не самое веселое время. Их запрягали по полной. И нас, родителей и опекунов, тоже. Потому что ценник, озвученный на выпускной еще в сентябре, в начале учебного года, был конским и со временем только рос.

Но я платил. У Татки все должно быть самое крутое. И дал карт-бланш на покупку платья и всех остальных, так сильно нужных для девочек приблуд.

Что характерно, Татка спустя полгода примерно вроде как оттаяла.

А, может, это было связано с тем, что я отправил Варьку на вольный выпас? Как только мне эта мысль пришла в голову, я тут же исправил ситуацию, притащив домой другую бабу.

Татка утром выглядела не очень. Я тоже, потому что секс был отстойным, и я чужую телку пару раз все же Таткой назвал. Но в целом все вроде наладилось.

Мне удалось доказать девчонке, что я мудак и что на меня вообще не надо смотреть, как на мужчину.

Ей удалось доказать мне, что она в это верит.

Мой внутренний мерзкий голос был с этим всем категорически не согласен, но его я удачно затыкал.

На выпускном, охерев от ее длинных ног, пышной юбки и масляных взглядов мелких утырков, считающих себя очень даже взрослыми, я махнул лишнего и отвлекся на ее класснуху. Чисто на поболтать, не денегерат же я, в конце концов! Хотя бабенка была, мне кажется, не против.

И проморгал сестренку.

Свалила с этим придурком!

Как только я просек свой проеб, тут же рванул искать.

Малыша нашел в школе, в одном из кабинетов, в соплях и слюнях.

Применив особые методы допроса, выяснил, что ничего не было, и Татка отправилась гулять.

А потом были самые весёлые несколько часов в моей жизни, когда я ее искал.

Тогда и начал седеть, наверно.

И в итоге нашел.

Сидящую на бордюре, с бутылкой в руке.

Зареванную, в порванном платье. И с обрезанными волосами.

Она поднялась с бордюра и посмотрела на меня своими огромными глазами с потекшей косметикой.

Нереально красивая.

Нереально.

Я не удержался тогда.

Тяжелая ночь, напряг, нервы — все дало о себе знать.

И вылилось в то, во что не должно было выливаться.

Я не должен был ее трогать.

Нельзя мне ее трогать. Пользоваться ее раздаём, ее первыми, такими искренними чувствами. Не мог я этого себе позволить.

Но позволил. Мудак. Эгоист.

Я целовал ее грязно, по-взрослому, так, как только и умел. Так, как хотел всегда. Сжимал ее, трогал, кажется, везде, жадно задирал порванную пачку, добираясь до крепкой красивой попки, стискивая ее с такой силой, что она застонала мне в губы. Мягко и жалобно. И вы думаете меня это остановило?

Нихера!

Она вцепилась мне в волосы своими тонкими пальчиками, повисла на шее, словно ноги не держали. А я держал. Просто на весу держал и буквально пожирал ее. Не знаю, был ли у нее первый поцелуй или нет, но ее точно нельзя было целовать так, как я делал. С ней нельзя было обращаться так, как я хотел.

Дико, до боли в яйцах, хотел.

Нельзя. Не заслуживала она такого. И мыслей моих грязных. Пошлых. Не заслуживала. И животного этого поцелуя.

Она сама не понимала, на что меня толкает. Что может в итоге случиться.

Она не понимала.