И Рамиру рассказал Самюэлю как на духу все, что с ним творилось. Оказалось, что к нему вернулась Летисия. Решение далось Рамиру трудно, но в конце концов он решил: он оставит семью, Серену и будет жить с Летисией. Случился у него трудный разговор с сыном, пришлось ему все объяснить, потому что он увидел их вместе с Летисией и хотел отречься, проклясть отца. Поговорили они как мужчина с мужчиной. Сын понял, что Рамиру не только муж, не только отец, он еще и просто человек со своей особой личной судьбой. Вот судьба и ведет его к юношеской любви, которую он до сих пор не забыл и за которую заплатил так дорого.

Но и перед Сереной Рамиру хотел быть честным. И ее он любил, и ее уважал. Он не мог изменить Серене, поэтому решил, что не уйдет со всеми в море, все расскажет жене и оставит дом, чтобы начать новую жизнь. Так они договорились с Летисией.

А когда Рамиру пришел домой и увидел, как Серена готовится к проводам, жарит, печет, складывает в корзины, думает о каждой мелочи, язык у него не повернулся. А Серена стряпала и приговаривала:

— Будете в море есть, будете нас вспоминать — дом вспоминать, семью, которые остались на берегу. Приготовила я тебе все самое любимое, самое вкусное! Никогда я больше не буду огорчать тебя своими слезами на причале. Вот увидишь, я буду тебе улыбаться! Чтобы помнил меня только с улыбкой!

Каждое движение Серены, каждый шаг, каждый взгляд говорили о ее любви. Вся ее жизнь была полна заботой о муже и любовью к нему. Так мог ли он в один миг лишить ее жизни?

Не хватило на это духу у Рамиру. Од понял, что на этот раз выйдет в море и отложит на некоторое время принятое решение. Но только отложит, потому что решение его было непреклонно, но пока еще не давалось ему. Вот об этом он и ставил в известность Летисию, и она должна была понять его… Кому просто ломать устроенную жизнь?

Самюэль взял записку и обещал передать по назначению. Ему было жаль Рамиру, жаль Серену, но травить душу разговорами он не стал.

С тяжелым сердцем остался ждать его Рамиру. Он чувствовал себя виноватым и перед Сереной, и перед Летисией, хотя не обманывал ни ту, ни другую.

* * *

Самюэль сразу же зашел в офис к Летисии, но она была на совещании, и он отдал записку секретарше Сузане, которая пообещала сразу же передать ее сеньоре Веласкес. Дожидаться сеньору Самюэлю было недосуг, у него были и другие дела. Одно поручение было выполнено, и Самюэль отправился к Оливии.

Разговор им предстоял горький, нелегкий, но он состоялся, этот разговор. Оливия, конечно, не сказала Самюэлю, что из-за бесхарактерности Дави, из-за его готовности во всем слушаться своего патрона, Витора, она почувствовала себя в полной власти Веласкеса. Дави повел себя так, что позволил этому крайне неприятному молодому человеку не только вмешиваться в их жизнь, но распоряжаться ею. Сколько ни объясняла это Оливия своему жениху, сколько ни просила его не вмешивать Витора в их жизнь и отношения, Дави будто оглох и поступал по-своему. Терпеть и дальше такое положение Оливия не могла, и она с ним покончила!

— У Дави слабый характер, — грустно сказала Самюэлю Оливия, — он во что бы то ни стало стремится к успеху и соглашается быть рабом. Сейчас он в добровольном рабстве у нового главы своей фирмы, Витора Веласкеса, я с этим смириться не могу. Для меня самое главное в мужчине — это твердость, у него должна быть своя жизненная позиция, свои принципы, свое достоинство. Твердость и честность — вот что самое главное. А для Дави главное — преуспеть, а в средствах он просто не разбирается.

— Я чувствую себя виноватым перед сыном, — понурил голову Самюэль, — с детства он у нас был слабеньким, всегда ему доставалось от мальчишек, и возвращался он зареванный. Я его не утешал, твердил, что надо быть сильным, уметь постоять за себя, и ему, наверное, казалось, что я его совсем не люблю. И к рыбацкому делу он тоже не был приспособлен. Вот и пришлось ему уйти из родного дома, когда он подрос, и я до сих пор переживаю, что вот так случилось, что всю жизнь он прожил без родительской поддержки…

— Я понимаю, что вы хотите сказать, сеньор Самюэль. Да, Дави всего добился сам. Ему есть чем гордиться. Но почему-то его успехи не сделали его самостоятельным. Он все время ищет, кто бы взял на себя ответственность за его жизнь, за его решения. Мне было бы трудно видеть в таком человеке главу семьи, своего мужа.

— Жаль, дочка, очень жаль. Дави упустил такую возможность стать счастливым.

Самюэль понимал Оливию и не мог осуждать за принятое ею решение, но за сына ему было по-настоящему горько.

Уже совсем в сумерках заглянул он к старине Кливеру. И тут его ждала радость — Бом Кливер протянул ему объемистый сверток.

— Неужели журнал? — не поверил Самюэль..

— Он самый, — улыбнулся Кливер. — Читай, если сможешь. Хотя увидишь, не такое это простое дело.

— В море у меня будет время, — рассмеялся Самюэль, — глядишь, что-нибудь и расшифрую. Вот спасибо так спасибо тебе, старина.

Домой Самюэль вернулся радостный. Рамиру, несмотря на поздний час, дожидался его. Он надеялся, что Летисия прочитала при Самюэле записку и, может быть, что-то передала письмом или на словах…

Но Самюэлю нечем было его утешить.

— Записку я передал секретарше, иначе не получалось, — повинился он.

— Спасибо, — поблагодарил Рамиру. Завтра они уходили в море, и уходил он с тяжелым, очень тяжелым сердцем.

Глава 25

Витор заметил Самюэля, выходящего из офиса. Он даже поздоровался с ним. Больше того, на днях Витор видел свою матушку в роще. Она гуляла там вместе с отцом Асусены. Их взаимное расположение, если не сказать больше, не оставляло никаких сомнений. Да и в глазах у донны Летисии в последнее время появился какой-то особый блеск. Она стала очень живой, подвижной и до крайности полюбила благотворительную деятельность: открыла ясли, затем детский садик. В общем, Витору не нужно было ничего объяснять, все было для него и так ясно. А когда он узнал, что Самюэль принес для сеньоры Веласкес записку, то взялся сам передать ее матушке. И не счел для себя зазорным ознакомиться с ее содержанием:

«Донна Летисия, — гласила записка, — к несчастью, нашу встречу придется отложить. Очень жаль, но я не смог сделать то, что обещал. Завтра мы уходим в море, а когда вернемся, я найду вас, чтобы объяснить все лично. Так или иначе, знайте, что наша договоренность остается в силе и планы не меняются».

Витор хмыкнул. Разумеется, никаких записок матери он передавать не собирался. Зато вечером сказал Аманде, которая после встречи с Лилианой пребывала в расстроенных чувствах:

— Не вешай носа, сестричка! И берись за Франсуа покруче. Наша матушка, похоже, уже пристроилась!

Аманда не поняла, что имел в виду Витор, говоря о Летисии, но советам брата она привыкла доверять и поэтому решила все-таки навестить Франсуа, тем более что в прошлый раз она его не застала. А еще дедушка улетел в Рио, дом без него как-то опустел, и Аманда чувствовала себя совершенно свободной.

* * *

В Рио-де-Жанейро улетел не только Гаспар Веласкес, с ним улетел и Франшику, к которому он испытывал какую-то инстинктивную, непреодолимую симпатию, а вместе с Франшику и Лилиана.

Проводив Лилиану с Франшику, Франсуа вздохнул с облегчением. Наконец-то! Наконец-то он сам себе хозяин! Наконец-то настало долгожданное одиночество и возможность как следует поработать.

Франсуа радостно потирал руки, готовясь приняться за дело. И вот тут-то появилась Аманда, она излучала сияние, а Франсуа разом потускнел.

— Наш шофер мне сказал, дорогой, что уехали и Франшику, и твоя гостья, и я подумала, что тебе, наверное, ужасно одиноко.

— Аманда, — с отчаянием простонал Франсуа, и выражение его лица было куда красноречивее слов.

— Ясно! Я не вовремя! — сообразила Аманда, и ее хорошенькое личико омрачилось. — Ты хочешь, чтобы я ушла?

— Хочу! — с облегчением воскликнул Франсуа. Но Аманда не собиралась сдаваться так легко,

Витор же сказал: берись покруче.

— Не успела я прийти, как ты выкидываешь меня на улицу, будто собачонку! Мне кажется это неприличным!

Аманда подошла к Франсуа близко-близко и заглянула в глаза, пытаясь вызвать сочувствие.

— Хватит, Аманда! — с тяжким вздохом сказал Франсуа. — Не надо меня соблазнять! Ни тебе, ни мне это не нужно! Ты же взрослая, должна наконец понять!

В голосе Франсуа было столько неподдельной усталости, что Аманда впервые ему посочувствовала. В конце концов, она же и вправду хорошо к нему относилась, она же не хотела его огорчать…

— Знаешь, я пришла, чтобы с тобой помириться. Сказать, что не буду больше к тебе приставать. Я вела себя страшно глупо и поняла это. Я знаю, тебе нравится моя мать…

— С чего это ты взяла? — Франсуа вовсе не собирался откровенничать с Амандой, он терпеть не мог вторжения в свою личную жизнь.

— Да успокойся, Франсуа! Я все знаю и поняла, что если все у вас пойдет на лад, то ты станешь моим отчимом. И поэтому мы не должны ссориться. Разве я не права? — Аманда вопросительно смотрела на Франсуа.

На этот раз слова и поведение Аманды были вполне разумны, и Франсуа охотно согласился с ней. Другое дело, что он уже сильно сомневался, получится ли у них что-то с Летисией, и дело было не в каких-то внешних неурядицах. Дело было в притяжении. Если есть притяжение, то неурядицы преодолеваются, если его нет, каждая вырастает размером в гору. Для Летисии все препятствия были непреодолимыми, она все время убегала от него, и не надо закрывать на это глаза. Но несмотря на это, благоразумие Аманды его очень порадовало, и он спешил закрепить ее на новой позиции.

— Конечно, права! Мы с тобой друзья, и в знак нашей дружбы я попрошу тебя об одном одолжении.