— Ты чем-то расстроена, дочка? — спросила Мануэла.

— Нет, с чего ты взяла?

— Я же вижу — ты грустная какая-то. Это тебя Далила расстроила? Что она тебе наговорила?

— Далила тут ни при чем, мама. Просто я почему-то вспомнила об отце. Ты давно не показывала мне его фотокарточку. Покажи сегодня, ладно?

— У меня ее нет… Не знаю, куда она подевалась, — растерявшись, стала бормотать Мануэла. — Но я поищу ее…

— Мамочка, прости меня, я сделала тебе больно, — обняла ее Питанга. — Но прошло уже столько лет, я выросла. Неужели твоя боль и со временем не сгладилась?

— Нет, к сожалению. Мы с твоим отцом очень любили друг друга и должны были пожениться. Но я уехала далеко-далеко… А потом пришло известие, что он погиб, — Мануэла смахнула набежавшую слезу.

— И он не узнал, что я родилась?

— Не узнал… Я и сама тогда не умерла только потому, что ждала тебя… Так что ты спасла мне жизнь, дочка, — Мануэла через силу улыбнулась и„взяв себя в руки, продолжала вполне обыденным тоном: — Иди заниматься. Завтра ведь у тебя контрольная.

— Хорошо, мама, — неохотно согласилась Питанга. — Но ты все же поищи папино фото. Ты мне обещала.

Вечером Мануэла рассказала о просьбе дочери Кливеру, надеясь получить от него какой-нибудь дельный совет, но тот опять стал ворчать:

— Наверняка тут не обошлось без Далилы. Питанга ведь давно уже не заводила разговор об отце.

— Но сейчас завела. Что мне теперь делать?

— Не знаю. Может, наконец, наберешься храбрости и скажешь ей правду? Питанга уже не ребенок. Когда-нибудь она узнает об отце от кого-нибудь другого и не простит тебе твоей лжи. Не лучше ли, если ты сама ей все расскажешь?

— Нет! Нет! — испуганно воскликнула Мануэла. — На это я никогда не пойду.

На следующий день Асусена очень порадовала мать, решив отправиться в школу, несмотря на недомогание.

— Вот молодец, — приговаривала Серена, подавая завтрак дочери. — В школе у тебя и болезнь пройдет быстрее.

— Да, я надеюсь, — глухо отвечала Асусена.

Счастливая мать не догадывалась, что дочь собиралась вовсе не в школу, а в офис к Витору. После вчерашнего разговора с Далилой ей нестерпимо захотелось заглянуть в глаза Витору и самой услышать, почему он больше не приходит. Ни в коей мере не подозревая Далилу во лжи, Асусена в то же время была уверена, что та неверно поняла слова Витора — пусть даже и откровенно грубые. «Он чем-то обижен, оскорблен, — рассуждала Асусена по дороге в офис, — и его грубость — всего лишь самозащита. Надо прямо спросить, что его мучает, и помочь ему стать прежним — ласковым и нежным Витором».

Однако на деле все обернулось совсем не так, как представлялось Асусене. Едва увидев ее в приемной своего кабинета, Витор пришел в бешенство.

— Что тебе нужно? Кто позволил тебе появляться у меня на работе? Уходи отсюда немедленно!

— Я хотела только взглянуть на тебя, — пролепетала обескураженная Асусена. — Мне больше ничего не надо. Ты так давно не приходил…

— Ах вот в чем дело! — еще больше разгневался Витор. — Тебе хотелось бы, чтобы я был твоим верным псом! Сидел бы возле тебя на привязи и облизывал твоих родителей!

— Витор, опомнись, что ты говоришь? — в отчаянии воскликнула Асусена, но он продолжал, не слыша ее:

— Ну конечно, по-твоему, я должен вечно благодарить тебя за то, что ты отдала мне самое ценное, что у тебя было! Но разве я тебя к чему-нибудь принуждал? И разве твоя драгоценная мамочка не объяснила тебе, как девушке следует вести себя с мужчинами? Чего же ты теперь от меня хочешь?

— Ничего. Ничего, Витор, — едва сдерживая слезы, молвила Асусена. — Только хотела сказать, что люблю тебя.

От этих слов он на какое-то мгновение растерялся, сник, но его замешательство продолжалось недолго. Словно испугавшись, что Асусена может увидеть его слабым и сомневающимся, Витор отвернулся и бросил жестко:

— Ну вот, сказала — и уходи. Надеюсь, я тебя больше никогда здесь не увижу.

* * *

Несколько дней Асусена пролежала в жару, и Далила вызвалась привезти к ней Оливию, которая работала теперь заведующей клиники на верфи и рыбозаводе, принадлежащих Веласкесам. Осмотрев Асусену, Оливия затруднилась поставить диагноз, она не могла понять причины повышенной температуры.

— Может, с тобой случилось что-нибудь такое, о чем ты не хочешь никому рассказывать? — спросила она Асусену. — Я врач. Все, что ты мне скажешь, останется между нами. Просто я хочу понять, что послужило толчком для твоей болезни. Далила говорила, будто ты расстроилась из-за того, что тебя бросил парень. Это правда?

Асусена упорно молчала, и Оливия вынуждена была уйти, прописав ей жаропонижающее и взяв кровь на анализ. Серене она объяснила, что у Асусены, вероятнее всего, какое-то эмоциональное расстройство.

— Но неужели температура может повышаться от обиды и огорчения? — не поверила ей Серена.

— Может. Во всяком случае, я не вижу другой причины. Сердце, легкие, желудок — в норме. И даже горло не покраснело. Похоже, что это результат сильного нервного потрясения.

— Стало быть болезнь любви, — тихо молвила Серена.

— Да, так бывает, — подтвердила ее диагноз Оливия. — Особенно если эта любовь — юношеская, первая.

Встретившись в офисе с Витором, она сочла необходимым рассказать ему о болезни Асусены.

— Сейчас только ты можешь ее излечить. Поезжай туда, поговори с ней спокойно.

— Еще одна защитница? — возмутился Витор. — Да знаешь ли ты, о чем просишь меня? Появиться в доме Асусены, встретиться с ее сумасшедшими родителями, с ее бешеным братцем? Нет! В свое время я умолял их разрешить мне встречаться с Асусеной. Не скрою, она мне очень нравилась. Но ее родственники отнеслись ко мне как к какому-то негодяю и бандиту. Мой дед вступился за меня, пытался втолковать им, что я не собираюсь обижать Асусену. Оказалось — только зря перед ними унижался. Кассиану попросту избил меня… Нет, Оливия, лучше мне там не появляться, не давать надежду Асусене. Сейчас ей тяжело, но со временем она успокоится, забудет меня и полюбит кого-нибудь другого.

— Прости, Витор, я не знала всех этих обстоятельств…

— Не стоит извиняться. Я думаю, ни один нормальный человек не мог бы предположить того, что устроили родители Асусены. Поэтому пусть они сами расхлебывают кашу, которую заварили.

Глава 28

В последние дни Изабел всю свою кипучую энергию вкладывала в подготовку выставки Франсуа: оформляла помещение, составляла каталог и рекламные проспекты, рассылала приглашения гостям, а также не упускала из виду меню предстоящего банкета. Аманда, несмотря на запрет матери, тоже проводила все свободное время в мастерской Франсуа, пытаясь быть ему хоть в чем-то полезной, но неутомимая Изабел практически не оставляла ей такой возможности. Понимая, что соперничать с Изабел сложно, Аманда была вынуждена согласиться даже на роль кухарки и посудомойки, лишь бы только находиться вблизи Франсуа: готовила бутерброды, варила кофе для него и Изабел, затем убирала мастерскую, стараясь задержаться там как можно дольше, а точнее — пересидеть Изабел и остаться наедине с Франсуа. Тот, видя эти уловки, сердился и буквально выталкивал ее домой:

— Я не хочу иметь неприятностей с твоей мамой, так что, будь добра, уходи. Уже поздно.

— Не надо мне напоминать о моем возрасте, — кокетливо поджимая губки, говорила Аманда. — Важно не то, сколько мне лет, а то, насколько взрослой я сама себя ощущаю. Мне хочется, чтобы у тебя получилась грандиозная выставка, и ради этого я могла бы даже заночевать в комнате Франшику. Да, не усмехайся, так было бы гораздо удобнее всем, потому что с самого раннего утра я занималась бы приготовлением завтрака и ты не тратил бы на это свое драгоценное время.

— Аманда, идем, я провожу тебя домой, а то меня еще привлекут за растление малолетних, — отвечал на это Франсуа, решительно уводя ее из мастерской.

Летисия подозревала, что дочь по-прежнему бывает у Франсуа, и прямо спрашивала ее об этом, но Аманда глазом не моргнув сочиняла всяческие истории про занятия в библиотеке или прогулки с подругами. Хорошо зная свою дочь, Летисия ей не верила и, обеспокоенная этой ложью, собиралась строго поговорить с Франсуа, да все мешали какие-то неотложные дела в фирме. Неожиданно ее беспокойство усилил Бонфинь, вздумавший поделиться с коллегой своими душевными переживаниями.

— Знаешь, — сказал он, волнуясь, — мне кажется… То есть я почти уверен, что Изабел влюбилась в Франсуа и они тайно встречаются.

— Франсуа? С чего ты взял?

— Я видел у Изабел его фотографии. К тому же она целыми днями где-то пропадает, ничего мне не говоря.

— Не хочу тебя огорчать, но этот сердцеед на все способен, — нечаянно подлила масла в огонь Летисия. — У него в доме живет какая-то девица, и при этом он принимает там мою Аманду. Совсем заморочил девочке голову.

Так, накручивая друг друга, они пришли к заключению, что надо немедленно поставить Франсуа на место.

Подъехав к его дому, они увидели припаркованную поблизости машину Изабел. Это привело Бонфиня в ярость, и он, ворвавшись в мастерскую, учинил скандал. Ничего не понимающая Изабел кое-как угомонила мужа, а Летисия прямо потребовала от Франсуа оставить в покое Аманду и Изабел — жену своего лучшего друга.

— Мне просто повезло, — горячилась она, — что я не натолкнулась здесь на Аманду. Ведь я знаю: она прогуливает уроки и с утра до вечера находится в твоей мастерской. Скажи, что тебе надо от моей дочери? Ты решил устроить здесь гарем?

— Летисия, успокойся, — попытался сохранить хладнокровие Франсуа. — Ни твоя дочь, ни Изабел меня не интересуют в том смысле, который подразумеваешь ты. Более того, могу сказать, что есть только одна женщина, волнующая меня. Я говорю о тебе, Летисия.