— Тебе лучше смыться отсюда. Слышишь, они бегут сюда.

Вальтер прибежал первым, пинками гоня перед собой камень; последним пинком он направил камень в сторону Вилли, тот остановил камень ногой. Прибежали и остальные. И теперь, задыхаясь после беготни, четыре мальчика остановились, увидев свою недавнюю жертву.

— Жиденыш просит добавки, — сказал Фредди.

— Так и есть, — кивнул ему Вилли.

— Дай-ка мне вон тот камень, — сказал Фредди.

— Подойди и возьми сам, — ответил Вилли.

— Сам напрашиваешься, парень?

Фред вышел вперед, все еще тяжело дыша, остальные трое подпирали плечами стену в нескольких шагах, они никак не могли отдышаться после недавней своей возни и пробежки. Когда Фредди замахнулся, Вилли тоже замахнулся, будто хочет ударить кулаком ему в голову, и руки Фредди инстинктивно взметнулись к лицу, защищая его; но Вилли ударил его другим кулаком, и не в голову, в незащищенный живот, ударил сильно. От этого удара Фредди задохнулся, и тогда последовал еще удар, перекрыв и то немногое дыхание, которое у него оставалось; пользуясь растерянностью нападавших, Вилли энергично протаранил коленом пах другого подбежавшего мальчика, и тот согнулся пополам, замычав от боли. Трое других парней бросились на Вилли, но дыхание их все еще не было восстановлено; они хотели схватить его и прижать к земле, но произошла заминка, они брезговали прикоснуться к нему руками, ведь вся его одежда была вымазана навозом. Их движения от нерешительности замедлились и отяжелели; Вилли без особого труда избегал их попыток вцепиться в него, поскольку вцепляться в него им не очень-то было приятно. И от ударов, нацеленных ему в голову, хоть и неуклюже, но он увертывался. Он вертелся кругами, не подпуская их близко, и начал уже уставать. Но вот, осмотрительно выбрав момент, он пошел в атаку. Вальтер был первым, кто получил полный набор ударов от взлетающих кулаков Вилли, удар за ударом сыпался на его лицо, нос, губы; двое других попытались было вступиться, но неуверенно, силы их еще не были восстановлены, поэтому даже объединенные их усилия оказались малоэффективны. Завершив с Вальтером, Вилли теперь повернулся к этим двум. Один просто взял и убежал, другой же мальчик растерянно медлил с действиями, и Вилли схватил его за шею и за руку и, заломив ему руку за спину, продолжал нажимать, пока тот не заорал. Тогда он презрительно оттолкнул его в сторону и снова повернулся к Фредди, все еще катавшемуся от дикой боли по земле. Склонившись над ним, Вилли прижал его коленом и начал сдирать с него одежду. Раздев его догола, Вилли обратился к тому, что возился со своей вывихнутой рукой, и тоже его раздел. Свою собственную испоганенную одежду он снял и бросил на землю; Фредди мог выбирать: идти ли ему по улице нагишом или облачиться в вонючие тряпки. Девочка, наблюдавшая все это, теперь повернулась к Вилли — восхищенно и недоверчиво — и, глядя, как он с важным видом триумфально покидает сцену, сказала:

— Ты мог смыться, чем такое битье-колотье.

— Не понял, что ты сказала?

— Почему ты не ушел? Они могли проломить тебе голову.

— Я знал, что поколочу их.

— Знал?

— Конечно.

— Их же четверо!

— Да уж, четверо. Но я знал, что могу их поколотить.

— Ты, наверно, сильнее, чем кажешься.

— Нет. Просто я находчивый. Они же усталые, а я свежий. Когда я сидел и слушал, как они носятся, я подумал, что за бестолочи. После такой беготни я обязательно поколочу их, я вообще очень упрямый… — Тут он расхохотался. — Что они себе думали, когда носились как угорелые? Пока они там бегали, оставив меня отдохнуть, я тут отдыхал; давай поспорим, теперь они побоятся ко мне сунуться. А если бы я убежал, так они бы точно меня доконали.

* * *

Вилли пребывал в сиротском приюте с девяти до тринадцати лет. В течение этого времени он частенько навещал свое семейство, а иногда даже приносил им еды, которую ему удавалось вынести из стен приюта. С монашками он ладил хорошо, потому что всегда выполнял заданные уроки, а когда было нужно читать вслух, заменял их и даже умудрялся организовать лучшее выполнение уроков другими учениками. Пока Вилли пребывал в стенах сиротского приюта, он часто помогал слабому и почти ничего уже не способному выполнить в полную силу старичку, состоящему при саде и по мере возможности занимавшемуся всякого рода починками, что требовались здесь почти каждый день. В этих старых и плохо содержащихся, давно не знавших ремонта зданиях вечно что-то ломалось. Уже давно протекала крыша, и протекала она месяцами, прежде чем предпринималось хоть что-нибудь для устранения течи; сад был здорово запущен, неделями не выкашивалась трава; железо входной калитки ржавело из-за того, что не было хорошенько прокрашено; древняя древесина оконных рам и переплетов подгнивала; окна с выбитыми стеклами временно забивались кусками картона, и с этого времени шанс на производство более основательной починки почти исчезал. Для монахинь всего этого было слишком много; они просто не знали, с чего начинать и какие дела требуют большей срочности, и так — в недоуменном раздумье — ничего и не начинали, возлагая свои упования на Господа Бога и молясь Ему, чтобы Он сделал что-нибудь с протекающей крышей и разбитыми окнами, а заодно с грустью сообщали Господу о том, что в гардеробе священника, стоящем в ризнице, не закрывается дверца. Вилли обнаружил средство для решения большей части всех этих проблем. В приюте находилось сорок три воспитанника, из которых не менее тридцати способны научиться производить несложные починки и ремонты. У Вилли не было, разумеется, идей, как починить протекающую кровлю или чем застеклить разбитые окна, но он был готов использовать в этом деле древний метод проб и ошибок. Так он и начал помаленьку разворачиваться, имея под своим началом целый сиротский приют, силой вытащенный на работу. Он понимал, что успех в основном зависит от организации, от того, как он сумеет развернуть наличные силы и таланты и направить их к достижению хороших результатов. Нелишне было подумать и о способах вознаграждения лучших; поначалу не было трудности в отборе одного мальчика с художественными наклонностями для отскабливания от ржавчины железной калитки с дальнейшей ее окраской — сей избранник начинал работу весьма рьяно, но вскоре ему становилась очевидна вся гнусность поставленной перед ним задачи, что моментально сказывалось на качестве энтузиазма, — энтузиазм убывал, работа надоедала, мальчик становился беспокоен и в результате нерезультативен. Так что Вилли пришлось изыскивать другие методы; он назначил на эту калитку восемь мальчиков (не обязательно с художественными наклонностями), разделив их на четыре команды, по два человека в каждой, потом разделил калитку на четыре части, и каждой команде выделил для работы кусок калитки. Команда, которая закончит первой, награждается освобождением от уборки туалетов — а уборка туалетов была наименее приятным заданием из всех, какие давались в приюте, — на месяц! Дети в наибольшей своей части оказались способными принимать и выполнять задания, даваемые им Вилли, и объяснялось это не в последнюю очередь тем, что он с легкостью давал себе такие задания и сам, — он в любую минуту мог начать делать что угодно и проявлять так много энтузиазма и энергии, что вскоре недовольные зрители превращались в более или менее способных помощников, и когда деятельность охватывала всех, Вилли спокойно мог выскользнуть из трудового процесса, чтобы уделить внимание и другим участкам кипучей деятельности.

Тогда же, пребывая в сиротском приюте, он отважился приступить к своему первому бизнесу. Он прослышал, что неподалеку произошло разорение одной лавочки — старик хозяин умер, а вдова его была слишком слаба и больна, чтобы вести дело самой. Запасы лавки, состоявшие главным образом из дешевой кожаной галантереи, дамских сумочек, записных книжек, кошельков, школьных ранцев и дорожных сумок, — были распроданы по сильно сниженным ценам. Но Вилли интересовали не кожаные изделия, а оставшаяся после распродажи партия зонтиков — штук пятьдесят, которые, очевидно, никому не понадобились. Он пошел к судебному исполнителю и сделал предложение. Он сказал, что уверен в том, что найдет покупателя для этих зонтов, а заминка в том, что у него нет денег. Они сказали ему "нет", они не могли. Как доверить десяти-одиннадцатилетнему ребенку товар, да еще поверив ему в долг? Вилли, не растерявшись, решил обратиться к вдове и отправился на свидание к ней, прихватив букет цветов, сорванных в приютском саду. К тому моменту, как им распрощаться, они пришли к соглашению; она решила, что мальчику можно на время доверить с десяток этих зонтов для продажи, а если ему не удастся их сбыть, он их просто вернет. Вилли исходил из того, что желание купить зонтик никогда не возникает у людей в сухую, солнечную погоду, и стал ждать дождливых дней. Так что время для торговли зонтами было определено. Имея на руках партию товара — свою первую партию в десять зонтиков, — Вилли раздраженно ждал подходящего дня. И такой день пришел через неделю. С утра и до раннего вечера было солнечно и тепло, но часам к восьми пошел сильный дождь. Вместе с пятью прошедшими тщательный отбор торговцами, рекрутированными из числа воспитанников сиротского приюта, Вилли вышел с товаром на Бродвей. Люди, одетые по-летнему легко, выходили из театров и ресторанов и видели, что им грозит здорово промокнуть; тут-то и появлялся Вилли и его торговцы со своими зонтиками. И момент совсем не подходил для того, чтобы поторговаться. А если кто из покупателей выражал слишком уж неблагоприятное мнение относительно того, что, мол, в хорошую погоду такие зонтики не стоят и десятой части той цены, которую им сейчас предлагают, то юные торговцы, заранее проинструктированные Вилли, отвечали, что они дети сиротского приюта Поминовения Всех Усопших и что процент от продажи зонтиков пойдет на ремонт кровли, протекающей так сильно, что Святая Мария вынуждена все время мокнуть под дождем. Все зонты были распроданы в полчаса! Остальные зонтичные запасы реализовались в течение двух следующих недель. Вилли пришел к заключению, что, если бы у кого-то была бы уверенность в том, что каждое лето обязательно будет дождливым, зонтичный бизнес на Бродвее мог бы сильно процвесть.