Маргарита Кармин - Царица снов

— Благодарю вас, сударь. Я думаю, я учту ваш совет и, если мадам Элизабет позволит, буду гулять…

Предложение было на время отклонено, но врач, действительно, советовал совершать прогулки, и Бетти разрешила сиделке гулять с Лолианой в небольшом садике вокруг дома.

Дорожки в садике были посыпаны песком и аккуратно очерчены красным кирпичом. Лолиана шла медленно — теперь она не могла ходить быстрее. В саду было несколько клумб с различными цветами — начиная от капризниц-роз и кончая обыкновенными крокусами. Лолиана села на скамейку у одной из клумб. Ее сиделка уселась рядом.

— Посмотрите, мадам, какие чудесные цветы! — сказала она. — Наша барыня любит цветы, поэтому заставляет садовника каждое утро ставить в вазоны по букету. Вон в той небольшой оранжерее — ее любимцы, самые великолепные цветы. Их обычно ставят в вазы или корзины, — когда хозяйка принимает гостей. Садик этот красивый, да только работы много. Красиво, когда цветы стоят в вазах, в пышных букетах, а вот эти, маленькие, — мне кажется, незачем особенно украшать ими сад. За ними ведь тоже ухаживать надо, а пользы от них никакой — отцвели и скрылись под снегом. Никакого толку от этих ромашек и фиалок.

Она наклонилась и сорвала одну сиреневую фиалку. Несколько секунд разглядывала ее, затем оборвала лепестки и пустила их по ветру. В руках у нее остался только стебелек.

Лолиана побелела как полотно, но сиделка не смотрела на нее. Ли не отрывала взгляда от изуродованного цветка. В голове у нее пронеслись обрывки мыслей, каких-то страшных картин; но не более. Она ничего не могла вспомнить.

— Мадам, — снова заговорила сиделка. — Могу ли я вас попросить кое о чем? Вы такая хорошая, такая добрая…

Лолиана ждала окончания фразы.

— Мадам Стонер мне велела сегодня весь вечер быть с вами — ее ведь не будет дома… Но вы, я вижу, себя совсем хорошо чувствуете. Могу ли я вас попросить? Сегодня вечером… На этот день у нас с Льюисом назначена помолвка. Год назад мы познакомились с Льюисом и назначили даже свадьбу на это число… А мадам Стонер неволит меня ухаживать за вами. Я рассчитывала, что к этому дню вы поправитесь, но мадам говорит, что вам нужен еще уход. Мадам, отпустите меня на несколько часов… Я быстро вернусь! Я прошу вас!

Лолиана улыбнулась и, конечно же, отпустила сиделку, сказав, что вечером сможет обойтись и без нее. Девушка горячо благодарила ее.

— Мадам, а вы не скажете хозяйке? — спросила она с беспокойством.

— Нет, Мэгги, не скажу. Конечно, ты можешь идти. Когда ты собираешься уходить?

— Сразу после прогулки. Льюис обещал зайти за мной… О, мадам, вот он! — радостно воскликнула девушка, указывая рукой на отворяющуюся маленькую калитку в дальнем конце сада.

Лолиана обернулась и вздрогнула. Мужчина, взглянув на нее, остановился. Ли вскочила и закрыла лицо руками, словно ее хотели ударить.

— Нет, нет! Не хочу! Нет! — дрожа всем телом, закричала она. — За что? Джоуд! Джоуд!

Мужчина тоже узнал ее и теперь рад был бы скрыться — в гостиничном номере она, отбиваясь, укусила его за руку, он это еще помнил.

Лолиана зашаталась. У нее закружилась голова… А вечером Лолиана снова слегла в постель. Но теперь ее болезнь усугубилась — она была почти на краю гибели. Доктор сказал, что вновь вылечить такое воспаление почти невозможно.

— Он — государственный преступник, и его следует судить, и судить по закону, а не прибегать к тайным быстрым… непосредственным мерам.

Этот разговор начался в кабинете полицейского капитана. Речь шла о пойманном некоторое время назад преступнике. Вина его была огромна, а охота за ним была давно прекращена только потому, что слишком велика была слава этого человека и слишком могуществен был он. Его судьба решалась в этой комнате, и вокруг этого вопроса возникли споры.

— Держать его дальше бесполезно и опасно. Я не могу быть уверенным, что сегодня ночью он не сбежит. Не отрицайте, капитан, он может испариться, и никто не узнает, куда он делся. Он запугал всех караульных, и теперь они все наотрез отказываются нести пост по ночам. Если бы вы знали, сколько пришлось нам намучиться с ним!

— Юридический устав требует, чтобы над ним был учинен суд. Его вина велика, и вы сами сознаете это, поэтому следует это дело передать в Высший суд. Его имя известно многим, поэтому министры не преминут разобраться во всем этом и учинить расправу, как того требует закон. Нам причитается многое, — это, действительно, невероятный подвиг. Однако есть еще одно возражение — мы поймали атамана, но его многочисленная армия осталась, и необходимо взять наиболее отъявленных из них, застать их врасплох. К замку приблизиться трудно, и в этом нам может помочь только он сам. Я слышал, они его боготворят.

— Но, капитан, это будет тянуться мучительно долго — весь этот юридический процесс… и за это время, я опасаюсь, мы можем его упустить.

— Это — лишнее! Он довольно крепко прикован. К тому же, у нас есть чем усмирить его. Кстати, почему вы жалуетесь мне на его непокорность, когда есть такой легкий способ успокоить его на достаточно долгий срок?

— Но, капитан, у нас нечем доказать свою правоту. Ведь нанятые болваны упустили женщину, и теперь у нас нет вещественного доказательства. Кроме того, мои помощники боятся его не потому, что он может убить их, — он действительно достаточно крепко прикован, — а потому, что этот уже укоренившийся страх перед ним и его могуществом не дает им понять сущность его теперешнего положения.

— Ничего-ничего, их можно успокоить. Ты видел, какое действие произвела эта сцена на него? Он успокоится — я уверен. Согласен, это в какой-то степени жестоко, но иного пути поймать такого человека нет. Нам не нужны вещественные доказательства. Он видел ее в наших руках, он поверит в то, что все зависит только от него, — поэтому ему нужно изредка напоминать об этом. Он успокоится. Когда ты сменил караульного в последний раз?

— Нынче утром, капитан.

— Ну, что ж. Идем туда. — Капитан поднялся.

— Куда? К нему?

— Чему же ты так удивлен? Сегодня я кое-что выпытаю у него, а завтра утром мы отправим его в Лондон. Наше дело сделано, теперь пускай за него принимается Высший суд.

С этими словами капитан отворил дверь и вышел из своего кабинета. Второй — его собеседник и, видимо, подчиненный — следовал за ним.

Ужасная картина ждала их. Дверь в “обитель” Джоуда была настежь распахнута, на пороге лежали успевшие закоченеть трупы караульных, а на песке во дворе были видны следы лошадиных копыт. Наручники, прикованные к большому стальному кольцу в стене, были сорваны и лежали на холодном каменном полу.

— Я говорил вам, — прошептал один из вошедших, глядя на все эти следы.

Пускаться в погоню было бесполезно — разбойник, должно быть, умчался далеко; к тому же следы на песке говорили о том, что освободителей было много.

Планы тщеславного капитана, мечтавшего о славе и почете после совершенного им подвига, разрушились. Но все же ему было чем утешиться — ему сохранили жизнь.

Однако… Мы предоставим читателю самому решить, была ли это удивительная случайность или преднамеренные действия, — но в ту же ночь дом капитана полицейских сгорел, причем произошло это так быстро, что никто даже не успел выбежать из дома. Остальных помощников капитана постигла не менее печальная участь. Наутро их нашли связанными и уложенными в ряд, причем все они были обезглавлены.

Джоуда беспокоила мысль о потере Лолианы. С тех пор как ее вырвали из его объятий, он не мог найти ее. Тщетно ждал он очередного гонца, который отправлялся в то или иное место, чтобы узнать что-либо о местонахождении Лолианы. Ему приносили только печальные вести о неведении.

Король потерял всякую надежду отыскать ее. Несколько месяцев он тщетно старался найти ее, и в конце концов ему пришлось снова смириться с мыслью, что она умерла. Смириться — пожалуй, неподходящее слово. От этой мысли ему становилось тяжелей, но никаких доводов против не было. О Лолиане действительно ничего не было известно.

Он совершенно изменился; лицо его посерело, он похудел. Совсем недавно он оплакивал ее, — но ему вернули надежду. Он убедился в том, что она жива, — но в последний момент он снова потерял ее.

Да, он преступник, он грешник — разбойник, убивший на своем веку немало людей и завоевавший себе тем славу. Он знал, что его боятся и осуждают, но эта казнь превышала его вину. Жизнь потеряла для него всякий смысл.

Кино, однако, решил разыскать хотя бы тело Лолианы или узнать, где она похоронена. Он, втайне от Короля, отослал еще несколько человек в Дункель и за его пределы. Многого он не добился; и тогда, даже не спросив разрешения Короля, он сам отправился в этот городок, чтобы вернуться с каким-либо известием или не вернуться совсем.

Первым делом он отправился в гостиницу “Дункель” и, хорошо заплатив хозяину, узнал имена тех двоих, что держали Лолиану у окна в памятный злосчастный день. Хозяин не мог отказать “такому богатому джентльмену” и приложил все усилия, чтобы его любопытство не осталось без удовлетворения. Вскоре к Кино явился один из негодяев. Бедняга! Он сразу понял, с кем имеет дело, и откровенность его не знала границ. Правда, не знала границ и его болтливость: “Я грузчик, всего только грузчик, а деньги, сэр, нужны всем, и я согласился за определенную сумму побыть караульным при женщине, которая находилась в этом номере…”, — но тем не менее в скором времени перед Кино стоял второй негодяй, с которым его свел первый. Тут старания Кино увенчались успехом. Льюис — так звали второго — был менее разговорчивым, зато указал дом, а главное — назвал имена хозяев дома, в котором нашла приют Лолиана. Кино нахмурился, когда узнал, что она больна. (К тому времени, когда он разыскивал ее, ей стало значительно лучше, но Льюис говорил о событиях, которые имели место при нем: он видел, как Лолиана упала в обморок, заметив его, и оттого тяжко заболела.) Однако Короля должна была обрадовать и такая весть. Правда, возникло еще одно затруднение. Кино понял, какое именно, когда Льюис назвал имя хозяйки, которая приютила Лолиану у себя. Странное, непредвиденное стечение обстоятельств! Но тем не менее радостная весть у него теперь была, и он направился в замок, чтобы рассказать об всем Джоуду.