– Первый.

Она морщится.

– Удачи, дорогая. Просто помните: каждый следующий год легче предыдущего. А самый первый – если честно, лишь естественный отбор. – Она похлопывает меня по спине. – Вы справитесь.

Я проскальзываю внутрь и подсоединяю грудь к молокоотсосу. Отсюда до юридической школы приличное расстояние, но оборудование есть только тут, поэтому приходится таскать с собой все эти бутылочки и тюбики, а на дорогостоящий портативный отсос я разориться не могу. Мой расчетный счет до сих пор рыдает от того урона, что нанесли ему учебники.

Я расстегиваю шелковые пуговицы и снимаю бюстгальтер. Весь этот процесс довольно противный, но я чертовски устала и испытываю легкое раздражение оттого, что тупой машине требуется двадцать минут, чтобы выцедить из моей груди две унции молока, которые Джейми даже не захочет есть.

Раскачиваясь в кресле, я вытаскиваю телефон, чтобы прочитать сообщения. Мне писали Хоуп и Карин, но я пролистываю их сообщения и нажимаю на имя Такера.

Такер: Зашел во время обеда увидеть Джей.

Под сообщением есть фото малышки, спящей в кольце его рук. Мое сердце сжимается, а место между ног – которое я считала убитым родами – бешено пульсирует. Нет ничего сексуальнее, чем любящий отец.

Такер заставляет все мои гормоны легкомысленно отплясывать.

Я: Она такой ангел.

Такер: Не хочу уходить от нее.

Я: У меня молоко залило всю рубашку. Было ужасно стыдно.

Такер: О, бедная моя. Я приду позже и помассирую твою спинку.

Я: Мне надо прочесть тысячу страниц, и это даже не преувеличение.

Такер: Я позабочусь о Джей, а ты учись.

Я: Ловлю на слове.

Такер: Хорошо. А то ты никогда не позволяешь мне ничего делать.

«Потому что не хочу тебя оттолкнуть», – хочется написать мне, но я, конечно же, не набираю это.

Я: Ты лучший отец, о котором можно только мечтать.

Такер: У тебя маленькие запросы, детка, но мне это нравится.

Я: :)

Я: Хочу сейчас вздремнуть, пока из меня тут отсасывают жизненные соки. Выгляжу так, словно я – часть Матрицы, подсоединенная к машине.

Такер: Хочешь красную таблетку или голубую?

Я: Возьму ту, которая заставит Джейми спать.

Такер: Пойду куплю снотворного.

Я: Жаль только, мне нельзя его принимать.

Такер: Моя мама рассказывала, что ее мама натирала ей десны бренди, чтобы заставить заснуть.

Я: Надеюсь, министерство внутренней безопасности не читает эти сообщения. И как, работало?

Такер: Понятия не имею. Я оставлю бутылку бренди рядом со снотворным.

Я: Вот видишь. Лучший отец на свете.

Такер: ЛОЛ. Иди спать, дорогая.

***

Хоуп и Карин купили мне книгу «Иди, мать твою, спать». Я читала ее Джейми сто раз. Она не работает. Это просто мусор. В выходные Джейми решила, что у нее аллергия на сон. Единственный раз, когда она хотя бы закрывает глаза, – когда я двигаюсь.

Хотя я могу читать и ходить одновременно, спать и ходить – уже за пределами моих способностей, поэтому третью неделю в юридической школе я начинаю, не дочитав восемьсот страниц. Притаскиваю себя в аудиторию, не прочитав ни единого слова для занятий по контрактам. Я осилила уголовное право, и это все.

Остается надеяться, что профессор Клив вызовет сегодня кого угодно, кроме меня.

– На прошлой неделе мы прошли первых два элемента, которые формируют контракт. Мистер Баглиано, прошу, расскажите аудитории об этих двух элементах и о ведении дела «Карлил» тысяча восемьсот девяносто восьмого года.

Мистер Баглиано, который выглядит итальянцем сообразно своей фамилии, послушно пересказывает два принципа, которые мы изучили ранее.

– Предложение и соглашение. В суде рассматривалось дело «Карлил» о том, может ли реклама считаться офертой. Его вел английский апелляционный суд, он постановил считать это обязательной односторонней офертой, которая может быть принята любым, кто отзовется на рекламу.

– Отлично, мистер Баглиано. – Профессор Клив сверяется со своим списком, где, полагаю, указаны наши имена.

Я закрываю глаза и молюсь, чтобы мое имя волшебным образом исчезло оттуда.

– Мисс Джеймс, расскажите нам о третьем элементе контракта и о ведении дела «Борден».

Мое сердце проваливается куда-то в желудок, и я отчаянно начинаю сканировать аудиторию, как будто могу прочесть ответ в глазах одногруппников. Над их головами не появляется горящей лампы, впрочем, как и над моей.

Парень рядом со мной, чье имя я даже не пыталась узнать, бормочет что-то уголком рта. Звучит как «расслоение». Это непохоже на правильный ответ. Он снова кашляет в руку, произнося что-то вроде «расслоение». Нервный смех прокатывается по аудитории, а мои щеки вспыхивают и горят все сильнее.

Профессор Клив поджимает губы.

– Мистер Габриэль говорит «рассмотрение», мисс Джеймс. – Он переводит взгляд на бедолагу рядом со мной. – Мистер Габриэль, поскольку вы знаете ответ, может, поделитесь с нами ведением дела?

Мистер Габриэль бросает на меня сочувственный взгляд, затем выравнивает свои идеально сложенные листочки с заметками и продолжает обсуждать обоюдность, необъективность и прочее дерьмо, о котором я не имею ни малейшего представления.

Я кладу на место тетрадь со своими куриными каракулями. В одном месте чернила потекли и пропитали страницу, когда я пустила слюни, заснув на ней, а рядом красуется пятно от грудного молока и детской отрыжки.

Сложно слушать продолжение лекции из-за охватившего меня стыда, но я делаю пометки в надежде, что, когда буду позже просматривать всю эту чушь, станет понятнее.

После окончания лекции профессор Клив просит меня подойти.

Он сплетает пальцы и кладет на них подбородок.

– Мисс Джеймс, профессор Фромм поделилась со мной вашими личными обстоятельствами, и хотя я понимаю, насколько это может быть трудно, мы не смягчаем требований к ученикам по причине материнства.

– Я и не думала, что они будут снижены, – натянуто отвечаю я. – Простите за сегодняшнее и обещаю, что в будущем не будет никаких пробелов.

– Очень надеюсь на это, но напоминаю: у нас балльная система, и кто-то будет в итоге отчислен.

Я поднимаю руку, чтобы потереть шею, но не потому, что она чешется, а потому что испытываю непреодолимое желание ударить его.

– Это буду не я, – заверяю я его.

Он смотрит на меня долгую, неловкую минуту, прежде чем отпустить легким кивком.

– Посмотрим.

35Такер

Сабрина появляется у меня в квартире в пятницу днем, нагруженная так, что можно заполнить целый детский магазин. С самого дня рождения Джейми я понял, что больше не могу выходить из дома с одним лишь бумажником, телефоном и ключами.

Нет. Чтобы просто взять Джейми на короткую прогулку, требуется сумка для «памперсов» со всем, от детских платочков до пустышек и крошечной мягкой утки, расставаясь с которой Джейми кричит так, будто ее убивают. Плюс коляска, шапочка и смена одежды, если она отрыгнет на себя.

Даже имея все это снаряжение, в половине случаев я обхожусь лишь подгузником и бутылочкой, что делает все остальное в моих глазах бесполезным.

Хотя я не жалуюсь. Мне нравится быть отцом. Хотелось бы видеть Сабрину и ребенка каждый день, весь день, но сейчас у меня есть лишь несколько полноценных выходных в неделю и мои вечерние визиты к Сабрине. Каждый раз, как я прихожу туда, предлагая провести ночь вместе, она мягко качает головой. Думаю, ей неловко видеть меня рядом с ее сомнительным отчимом, и чем больше я узнаю Рэя, тем больше его ненавижу. Этот ублюдок грубый и непристойный. Да, доктор Сьюз мог бы написать целую серию сказок для взрослых об этом засранце.

– Привет, – Сабрина проталкивает коляску в тесный дверной проем, и от меня не ускользают темные круги у нее под глазами.

Когда мы говорили этим утром, она сказала, что не смыкала глаз, потому что Джейми будила ее каждый час. У нашей дочери ненасытный аппетит, и, точно знаю, она любит грудь Сабрины так же, как и я, потому что всякий раз, как мы пытаемся накормить ее грудным молоком из бутылки, это занимает времени вдвое больше, чем кормление грудью.

– Привет. Как моя девочка сегодня? – спрашиваю я с улыбкой.

– К моему удивлению, бодро, учитывая, что она не давала мне спать всю ночь.

– Я имел в виду тебя, дорогая, – закатывая глаза, я склоняюсь поцеловать ее.

У нее на губах какой-то фруктовый блеск – клубничный, кажется. И это настолько вкусно, что я наклоняюсь, чтобы попробовать еще раз. Провожу языком по ее нижней губе и издаю тихий стон.

Черт, мне хочется стоять тут и целовать ее вечно. Или даже лучше: сорвать с нее одежду и потеряться в ее теле на целую неделю. Но наши шесть недель еще не закончились, а даже если бы закончились, не уверен, что Сабрина хочет секса. Она такая уставшая все время, что скоро, вероятно, станет зомби.

Не знаю, как у нее получается ходить на занятия, делать домашнее задание, писать работы и все еще заниматься нашей дочерью. Думаю, это свидетельство ее силы и решимости, хотя я бы хотел, чтобы она позволяла мне делать больше и снимать с нее нагрузку. Черт, даже на то, чтобы попросить ее прийти сегодня и предложить позаниматься в тишине, пока я присмотрю за ребенком, потребовался получасовой спор, прежде чем она в конце концов уступила. Ей тяжело учиться дома, когда бабушка постоянно трещит ей на ухо о Кардашьян, а Рэй постоянно наведывается в кухню взять свежего пива.

Мой же сосед по комнате работает целый день, так что в квартире хорошо и спокойно. Плюс в последнее время у меня было не так много работы на стройке из-за непрекращающихся дождей, и всю эту неделю я оставался дома, слоняясь без дела и рассматривая различные варианты для бизнеса.