Джейми блаженно спит в своей кроватке, плотно укутанная в одеяло. Я не поддаюсь искушению взять ее на руки, хотя знаю, что, когда возьму свою сладкую, любимую дочурку, почувствую себя намного лучше. Но ей нужно спать, а у меня есть куча незавершенных дел.

Я как можно тише заправляю постель и крадусь вон из комнаты, чтобы присоединиться к миссис Такер на кухне.

– Налить вам что-нибудь выпить? – предлагаю я.

Она обжаривает лук на сковороде, и квартира наполнена сладким запахом ароматных трав и чеснока.

– Нет. Не нужно.

– Может, я могу помочь с… – Я показываю на плиту.

– Чили? – заполняет она паузу. – Нет.

Тогда ладно. Я облизываю сухие губы и рассматриваю варианты. Хотелось бы спрятаться в спальне до тех пор, пока не вернется Такер, но, когда мой взгляд падает на гору посуды, я решаю, что сперва надо прибраться. Если даже мне придется при этом разговаривать с кем-то, кто, очевидно, считает меня никчемным слизняком.

– Такер уже показывал вам бар? – спрашиваю я, раскладывая миски. – Он отлично поработал и уже получает достойную прибыль. – Бар Такера был полон с момента открытия.

– Еще рано. Большинство баров прогорает через пару лет. Я бы предпочла, чтобы он распорядился отцовской страховкой иначе. – Она поджимает губы. – И сказала бы ему это, если бы он спросил.

Хорошо, что он этого не сделал. Такер явно влюблен в свой бар и уже говорит о покупке еще одного, поскольку, по его оценкам, денежный поток первого года даст ему достаточно средств, чтобы инвестировать в следующий бизнес. Он бизнесмен, а не бармен, и это поймет любой, кто послушает его хотя бы пять минут. Он говорит об увеличении риска, доходности инвестиций, нормах прибыли и скрытых возможностях.

– Думаю, его ждет большой успех, – с уверенностью заявляю я.

– Ну конечно. – Она фыркает. – Такер мог бы купить риелторский бизнес в Техасе. Он должен был работать в офисе, а не в баре.

Она произносит «бар», словно говорит «бордель».

– А теперь он живет над ним, – она снова тяжко, разочарованно вздыхает. – Не этого хотел для него отец.

Я не знаю, что ответить, и начинаю говорить о Джейми, потому что бабушка не станет критиковать свою внучку.

– Джейми не спала, когда вы приехали? Она такая умная. Мы читаем ей каждый день. Я нашла статью, в которой сказано, что если читать младенцу как минимум два часа в день, он будет любить чтение.

Господи. Я начинаю походить на бабулю, которая рассуждает о псевдофактах из рекламных статей так, будто это заповеди.

Мать Такера игнорирует мои замечания.

– Так говорит, что ты кормишь грудью, и ей не хватает пяти процентов до нормального веса. Это угрожающий недовес. В мое время мы использовали молочную смесь. Она наполняет животики и помогает им расти.

Нужно смириться с тем, что мне не удастся сказать что-то, в чем миссис Такер не найдет изъянов.

Хватаясь за остатки иссякающего терпения, я отвечаю:

– Большинство врачей сегодня выступает за грудное вскармливание. Материнское молоко сбалансировано так, чтобы удовлетворять нужды младенца, и есть исследования…

– Которые докажут что угодно, – презрительно заканчивает она, убавляет огонь до минимума и идет к раковине, чтобы помыть руки. – Я слышала, есть исследования, согласно которым дети, растущие рядом с алкоголем, имеют множество проблем. Надеюсь, этого не случится с Джейми.

Я наступаю одной ногой на другую и давлю, надеясь, что боль меня отвлечет, поскольку стиснутые зубы уже не помогают. Затем напоминаю себе, что миссис Такер любит своего сына, и вся ее критика, часть которой обоснованна, идет от любви. Не ко мне, а к нему. Мне стоит уважать это.

– Мы не будем жить тут вечно, – с притворным энтузиазмом говорю я.

Я заканчиваю с посудой и разворачиваюсь к гостиной. Может быть, расстояние удержит меня от того, чтобы сказать что-то глупое или злое. Это лишь нанесет еще больший ущерб моим и без того сложным отношениям с матерью Такера.

Если я собираюсь остаться с ним, то должна сделать так, чтобы мы поладили.

– Дела в юридической школе идут хорошо. Я попала в отличную группу. Там каждый очень важен, потому что только вместе мы сможем сложить картинку общего видения. Когда я только начала учиться там, не собиралась заводить никаких друзей, но в начале учебы так все думают, – рассказываю я, убирая свои учебники. – Там есть один парень в нашей группе, Саймон, он гений. У него фотографическая память и исключительная способность концентрироваться на самом важном. Я слишком сильно отвлекаюсь на детали.

– Саймон? Ты учишься с другим мужчиной?

Я резко поднимаю голову, слыша ее подозрительный тон.

– Да, в моей группе есть мужчины, – осторожно отвечаю я.

– Джон знает об этом? – Она складывает руки на груди, глядя на меня так, будто я только что призналась в том, что трахалась с другим студентом прямо на глазах у ее сына.

– Да. Он знает Саймона. Мы занимались тут. – Ну, на самом деле – в баре. Моя группа обожает ходить туда.

Она качает головой, и кухонные лампы выделяют красно-золотые пряди ее волос.

– Это именно то, чего я ожидала, – произносит она.

Я поджимаю губы.

– Вы о чем?

– О том, что ты пользуешься моим сыном и делаешь это с самого первого дня, как вы встретились.

Я втягиваю носом воздух.

– Ч-что?

– Как скоро после того, как узнала о страховке, ты решила захомутать его, Сабрина? – Ее лицо холоднее льда. – Очень удобно, когда он платит за все, пока ты учишься с другим мужчиной.

Вы, мать вашу, издеваетесь?!

Я полностью распрямляюсь, чувствуя, как кровь в моих венах бурлит от возмущения.

Она может критиковать меня как домохозяйку – в этом я не сильна.

Может возражать против грудного вскармливания – я могу выдержать это, ведь тоже озабочена весом Джейми, хотя врач заверяет меня, что недобор веса нормален для детей на грудном вскармливании.

Меня не волнует, когда она на весь Бостон высмеивает то, как я воспитываю ребенка, ухаживаю за ним или убираюсь.

Но я, черт возьми, не потерплю, если она будет нашептывать Такеру ужасные и безосновательные сплетни.

Я могу выжить и сама. Мне не нужны деньги Такера, я просто хочу его, настолько сильно, что брошу все, лишь бы быть с ним и Джейми.

Со всем имеющимся достоинством я поворачиваюсь к миссис Такер.

– Я очень вас уважаю. Я занималась всем этим де… всеми этими материнскими делами всего четыре месяца и, вероятно, тысячу раз делала что-то не так. Это трудно, но у меня есть Такер, ваш потрясающий сын, который помогает мне каждую минуту своего времени. Я представить себе не могу, как вы делали это все одна, но не позволю вам оскорблять меня и мои намерения. Это мой дом. Да, я не идеальна, но я стараюсь. Люблю Джейми, люблю Такера и, если в какой-то момент их счастью будет угрожать Гарвард или работа, тут же все брошу.

Она распахивает свои карие глаза.

Но я еще не закончила.

– Он и Джейми – самое важное в моей жизни, – яростно продолжаю я. – И я делаю все, чтобы они оба остались со мной, вкладываю все свои силы в эту семью и пытаюсь дать Джейми детство лучше, чем то, что было у меня, даже если это означает учиться с мужчиной, который, кстати, счастливо женат и имеет двоих детей.

За спиной миссис Такер раздается какой-то шум, и вырисовывается силуэт. Мне требуется еще секунда, чтобы понять: в дверях стоит Такер.

Опершись рукой о косяк, он криво усмехается.

– Так ты любишь меня, да?

39Такер

Сабрина выглядит так, будто хочет исчезнуть или может выпрыгнуть в одно из многочисленных окон нашей квартиры. Знаю, она не любит оказываться в центре внимания, и я, возможно, даже не стану осуждать ее, если она решит сбежать.

Но что бы ни сказала ей моя мать перед моим приходом, а я намерен выяснить все до последнего слова, это, очевидно, придало Сабрине долю смелости. Она хмурится, глядя на мою мать, а потом разворачивается и встречает мой взгляд.

– Я тебя люблю, – подтверждает она.

Я делаю шаг ближе.

– С каких пор?

– С самого гребаного начала. – Когда моя мать морщится, Сабрина глуповато улыбается ей. – Извините. Мы с Таком все еще чистим язык. Не всегда вспоминаем, что вместо брани можно говорить «блин». – Она вскидывает бровь. – Или вы и за это станете меня отчитывать?

Губы у матери кривятся так, будто она пытается не рассмеяться.

– Нет, – говорит она слабым голосом. – Не стану. На самом деле… – она устраивает показательное представление, надевая свои зимние ботинки и пальто, – думаю прогуляться по кварталу. Люблю смотреть на снег.

– Чушь собачья. – Я делаю вид, что кашляю в кулак. Моя мать ненавидит зиму, и мы оба это знаем.

По пути к двери она бросает взгляд на меня.

– Прошу, ускорьтесь с этой «чисткой языка», Джон.

Когда она уходит, мы с Сабриной улыбаемся друг другу. Хотя веселье длится недолго.

– Прости меня, – говорит она.

– За что? – Я сокращаю расстояние между нами и кладу руки на ее стройные бедра.

– Я не хотела грубить твоей маме. Просто… она сказала… кое-что обидное. – Она поднимает руку, когда видит мрачное выражение на моем лице. – Не хочу повторять, мне кажется, она больше никогда не будет так говорить.

Я согласно киваю.

– Хочешь сказать, теперь, когда она знает, что ты меня любишь?

– Да.

С минуту я изучаю ее прекрасное лицо, прежде чем вновь улыбнуться.

– С самого гребаного начала, да?

– Ну, может, не прямо с начала, – уступает она. – Не буду врать, Так. Помнишь про ту связь, о которой ты говорил, когда мы впервые встретились? Что наши взгляды пересеклись и ты почувствовал что-то в тот момент? – Сабрина вздыхает. – Той ночью я чувствовала одно лишь желание.

– Знаю.

– Но это больше не так. И уже давно.

– С каких пор? – я не могу удержаться. – Когда ты поняла, что безумно любишь меня?