— Ты действительно собиралась выстрелить в меня? — наконец, спрашиваю я.

Она отстраняется, и я не удерживаю ее.

— Не задавай вопросов, на которые знаешь ответ.

Я приподнимаю бровь, и Уна закатывает глаза.

— Рана была бы не смертельной, — говорит она и, развернувшись, уходит.

— Это успокаивает, — бормочу я, следуя за ней через лес.

На выходе из леса нас встречают Джио, Томми и еще два бойца с автоматами в руках. Джио бросает на Уну свирепый взгляд, но она, показав ему средний палец, проходит мимо, плавно покачивая бедрами. Томми отделяется от группы и идет вслед за ней. Пусть будет с ней – видит Бог, так надежнее.

— Не мог бы ты поскорее перестать пялиться на ее задницу и рассказать мне, что происходит? — неторопливо говорит Джио.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Сюда направляется русский. Мне нужно, чтобы все наши лучшие люди были готовы к отъезду через час.

— Куда мы едем?

— В пентхаус. В него невозможно проникнуть, так что это самое безопасное место из всех, что у нас есть, — в глубине души мне хочется забрать Уну и сбежать, но я никогда ни от кого не прятался. Такое чувство, что я разрываюсь надвое, пытаясь бороться с первобытным инстинктом защитить свое потомство любой ценой. Но дело в том, что нас с Уной боятся не просто так. Она сказала, что мы не можем иметь детей, потому что наш мир полон опасностей. Ирония судьбы заключается в том, что для защиты нашего ребенка мы должны быть именно такими, какие есть: жестокими, могущественными, вселяющими ужас.

Как раз то, что я могу.


***


За всю дорогу из Хэмптона Уна не произнесла ни слова. Как только мы входим в пентхаус, она сразу же направляется к лестнице. Я вижу, что Уна напугана, и лишь только это должно вселять в меня страх.

Я даю указания парням: охрана, дежурства, осмотр периметра, а затем поднимаюсь наверх и приоткрываю дверь спальни. В луче света, проникающего из коридора, я едва различаю лежащую на кровати Уну. Рядом с ней Джордж: его голова покоится на ее груди, и Уна поглаживает его по макушке.

Я вхожу. Джордж вскакивает и выбегает из спальни. Клянусь, этот пес превращается в настоящего бунтаря, когда она рядом.

Я снимаю костюм и иду в душ. Горячие струи воды бьют по моим напряженным мышцам, но легче не становится. Я на взводе. Мне поможет либо драка, либо секс. По возвращении в спальню застаю Уну лежащей на спине и смотрящей в потолок. Губы сжаты в тонкую линию, а в глазах тот решительный взгляд, который я временами у нее замечал.

Достав из шкафа трусы, натягиваю их, ложусь в постель и, приподнявшись на локте, несколько секунд разглядываю Уну.

— Что происходит в твоей голове, Morte?

— Все было совершенно бесполезно, — глубоко вздохнув, она отворачивается. — Я была готова пожертвовать всем ради этого ребенка.

Я хмурюсь.

— Ты собиралась уйти, — говорю я, вспоминая наш разговор, когда она сказала, что не хочет быть матерью. Что-то тут не так. Никто не прилагает столько усилий ради жизни, от которой готов отказаться.

— Пока Николай не знал бы, что ребенок мой, он был бы в безопасности. Поэтому да… я держалась бы на расстоянии.

Я тяжело вздыхаю.

— Уна …

— Но время самопожертвования прошло. Теперь мы на пороге войны, — ее глаза встречаются с моими. Уна садится, проводит кончиками ногтей по моему подбородку и касается губами моих губ. — Не знаю, сможем ли мы победить, но ты нужен мне, — выдыхает она возле моего рта. — Мы убьем всех или умрем вместе, пытаясь сделать это.

Вот она – моя королева.

Она снова надела свою кровавую корону.

Я улыбаюсь, обхватываю рукой ее затылок и перекатываюсь, накрывая Уну своим телом.

— Я живу ради гребаной войны.

— Тогда мы убьем каждого, кто может навредить нам, — говорит она.

Черт, ее кровожадная жестокость чертовски возбуждает. Уна прикусывает мою нижнюю губу и царапает ногтями спину, заставляя стонать. Резким движением отрываю пуговицу на ее джинсах и, встав на колени, стягиваю их вместе с нижним бельем. Скользнув ладонями под ягодицы, приподнимаю вверх ее бедра и накрываю ртом клитор. Ошеломленная, Уна издает громкий стон и, вцепившись пальцами мне в волосы, притягивает мою голову ближе. Я проникаю языком в ее лоно, и она вращает бедрами, чтобы прижаться ближе к моему рту. Резко и без предупреждения Уна обвивает ноги вокруг моей шеи, сдавливает ее и одним резким движением переворачивает меня на спину. Теперь она сидит на моем лице, ее киска – напротив моих губ. Я улыбаюсь и скольжу по ней языком. Уна откидывается назад, упирается одной рукой мне в живот и, ритмично двигая бедрами, трахает мой рот, а я помогаю ей в этом. Ее тело напрягается, потом замирает, и с губ слетают протяжные стоны. Обожаю наблюдать за тем, как из-за меня Уна теряет контроль, зная ее несгибаемый характер. Она не прогибается ни под кого. И то, что я вижу сейчас, – это редкое исключение. Ее подарок в знак признания моей власти над ней.

Тело Уны обмякло. Я сталкиваю ее в сторону и укладываю на живот, а сам встаю на колени. Она тяжело дышит. Ее кожа блестит от пота. Рывком приподняв Уну за бедра, вонзаю в нее два пальца, от неожиданности она хватает ртом воздух и прижимается лицом к руке, чтобы заглушить стон.

— Я чертовски хочу тебя, Morte, — потянув за волосы, я вынуждаю ее приподняться на руках. Теперь ее спина прижата к моей груди. Моя кожа касается ее кожи. Я целую Уну в шею, и она дрожит. С каждым моим прикосновением, с каждым поцелуем ее дыхание учащается.

— Ты моя, — выдыхаю я ей в ухо. Проведя ладонью вдоль всего тела, я обхватываю ее за шею, заставляя встать на колени. Она оглядывается через плечо и прижимается ко мне ягодицами. Крепко сжав бедра Уны, одним толчком я погружаюсь в нее. Облако страсти и жестокости окутывает нас, смешиваясь с неистовым желанием защитить одно единственное существо

Мы с Уной – одна команда, и я чувствую нашу силу. Мы с ней единое целое, и нас, черт возьми, не остановить.

Она хватает меня за запястье, вонзая ногти в кожу, поворачивает голову и целует меня. Я стискиваю зубы, потому что быть с ней – это рай. Я никогда не смогу насытиться ею, она никогда мне не надоест. Все в ней бросает мне вызов, и я хочу ее до потери сознания. Мне нужно, чтобы она была рядом.

Мое имя срывается с ее губ. Уна выгибает спину и со стоном подается навстречу моим толчкам. Мне нравится видеть ее такой – потерявшей контроль и беззащитной передо мной. Мышцы ее влагалища сжимаются вокруг моего члена, и от пронзившего все тело удовольствия я издаю протяжный стон. Я твержу ей, что она моя, но, когда кончаю, понимаю – часть меня принадлежит ей.

— Черт! — с моих губ срывается гортанный рык. Ее ногти царапают мою руку. Мои пальцы сжимаются на ее горле. Мы оба падаем вперед, и я, тяжело дыша, утыкаюсь лицом во влажную кожу между ее лопаток. Уна переворачивается на спину. Она выглядит такой чертовски невинной: рассыпанные по кровати волосы, раскрасневшиеся щеки и выпуклый живот, внутри которого растет мой ребенок. Я припадаю к ее губам в поцелуе, перемещаюсь вниз, к груди, втягиваю сосок в рот, а потом … целую нежную кожу живота.

— Ни у одного ребенка в мире не будет защиты надежнее, — тихо говорю я, поднимая взгляд на Уну.

Она выгибает бровь.

— Кажется, большинству людей для этого достаточно купить семейный автомобиль и заклеить розетки.

— Мы явно не принадлежим к большинству, Morte.

Она садится лицом ко мне. Ее брови сдвинуты, и между ними залегла тонкая морщинка.

— Так вот на что похож страх?

— Возможно.

Она потирает грудь.

— Такое ощущение, что я разваливаюсь на части, а все, в чем раньше была уверена, по ниточке отрывается от меня. Может, я просто не создана для этого?

— Еще никогда не было никого более подходящего.

Уна жестокая и опасная. Мне жаль того, кто вдруг когда-нибудь решится причинить вред ее ребенку. Возможно, она не соответствует представлениям об идеальной матери, но стоит вам взглянуть на животный мир, как вы сразу поймете: самые лучшие матери всегда смертельно опасны.


***


Когда я просыпаюсь утром, Уны уже нет, и, как обычно, мне приходится идти ее искать.

Я нахожу ее: скрестив руки на груди, Уна сверлит взглядом Джио.

— Считаю до трех, а потом сверну тебе шею, чтобы Неро обнаружил твое мертвое тело именно здесь, — говорит она ледяным тоном.

— Я не … — начинает Джио.

— Раз … — считает Уна, и в этот момент я подхожу к ней со спины и целую в шею, после чего продолжаю путь в сторону кофеварки. — Два.

— Зачем ты считаешь?

Она смотрит на меня из-за плеча Джио.

— Мне нужны мои пистолеты, а он не отдает их.

Вздохнув, я упираюсь руками в кухонный шкаф, ожидая, когда кофемашина выдаст мне порцию черного нектара.

— Джио, этим я сам займусь.

Джио качает головой и уходит.

— Нет, не займешься, — возражает Уна, подходя ко мне и яростно сверкая глазами.

— Детка, ты и пистолеты…

Она тычет пальцем мне в грудь.

— Не смей, мать твою! Я стреляю лучше любого из твоих дерьмовых бойцов. Я стреляю лучше тебя. Итак, на что же это будет похоже, Неро? Ты будешь обращаться со мной, как с пленницей? Или как с личным инкубатором? — Уна сердито смотрит на меня, сжав губы в плотную линию. — Ты мне не нужен, запомни это.

Вот обязательно ей надо спровоцировать меня. Подойдя к ней вплотную, я хватаю ее за горло и притягиваю к себе.

— Черт возьми, не советую дразнить меня, пока я не выпил кофе.

Уна продолжает свирепо смотреть на меня, но не делает никаких попыток вырваться.

— Ты - не пленница. Мы с тобой на равных, — я отталкиваю ее от себя.