Глава 23


- Что ты делаешь? – немного сбившись, спросила Ольга. Нет! Нет! Нет!


Черт возьми, это уже становилось ненормальным, аномалией человеческих отношений – постоянное животное желание трахаться, как бешеные кролики, стоит только оказаться друг у друга в поле зрения.


- А на что это похоже? – вопросом на вопрос ответил Роман, все ближе и ближе наклоняясь к ее лицу.


- Ты же не собираешься… – предостерегающе начала Ольга, хоть и хотела снова почувствовать его руки, губы, да и против остальных частей тела не возражала, но все это казалось каким-то неправильным, что ли.


Сексом делу не поможешь и всего не исправишь, все равно придется когда-нибудь выбраться из койки и начать говорить, а это у них пока получалось не очень. Нет, безусловно, обсудить новую популярную книгу или даже поговорить о вымерших мамонтах они могли, а вот на теме собственных отношений всегда что-то шло не так.


- Собираюсь, – вроде как само собой разумеющийся факт подтвердил Островский.


- Подожди…


- Тебе не кажется, что ждал я и так слишком долго.


Он говорил так, как будто придавливал ее к стене еще больше с каждым словом, и снова не оставлял выбора, не давал права на решения. Роман заметил, как в глазах Ольги зажегся бунтарский огонек, и это возбуждало еще больше. Как тогда, когда они только познакомились и от нее за километр чувствовалась эта строптивость, взбалмошность, страстность, пылкость. Сейчас она, кажется, собиралась сказать какую-то колкость, но Роман не дал это сделать. Просто сгреб ее в охапку и поцеловал, настойчиво, грубо, без права капитулировать, удерживая одной рукой за талию, а второй за голову.


Безумие… Безумие охватывало их с каждой секундой все больше, заполняя собой пространство кухни и прижавшиеся друг к другу тела. Способность думать и действовать вопреки инстинктам исчезла, оставив только нечто, напоминавшее нимфоманию.


Почти на ощупь, не отрываясь друг от друга и на ходу сбрасывая одежду, они двигались в комнату.


- Господин писатель, – простонала Ольга ему в губы, когда он навалился на нее всем телом, придавливая к дивану, – что вы со мной делаете?


- То же, что и вы со мной, госпожа сценарист, – ответил Роман, опуская одну руку вниз.


Ольга почувствовала его пальцы, они были такими, какими она и помнила, жесткими, грубыми, но это ей и нравилось. Все та же боль на грани удовольствия, как в первый раз с ним. Этот человек был набором контрастов во всем.


«Может, я все-таки мазохистка, если нежность меня не пробирает», – подумала Ольга, некстати вспомнив про Олега.


Роману всегда нравилось это – стоило только провести рукой по ее телу, поцеловать, и, черт возьми, даже никакой дополнительной смазки не требовалось. Сейчас он не рассчитал силу и довольно резко рванул тонкую кружевную ткань, которая тут же разошлась под нетерпеливыми пальцами, оставляя на коже левого бедра красную полоску. Ольга едва поморщилась от секундной боли, прикрыв глаза.


Островский вошел довольно резко и остановился, надавив руками на ее плечи.


- Открой глаза, – жестко, даже со злостью попросил он.


Она посмотрела на него и нахмурилась. Таким его видела впервые. Роман снял очки и отбросил куда-то в сторону, вроде бы даже не волнуясь, разобьются ли они.


- В чем дело? – спросила Ольга в попытке привстать на локтях, но железная хватка только усилилась.


- Смотри на меня и не смей думать о своем режиссере сейчас.


Роман сделал один толчок, второй – она попыталась высвободиться из его хватки, но только сама себе этими попытками оставляла синяки на теле. Положив одну руку поперек ее груди, Островский наклонился прямо к раскрасневшемуся лицу, обхватив второй ладонью шею, и провел языком по губам.


Он чувствовал ногти в коже плеч, но это было несравнимо с тем, какая боль его рвала внутри. Он понимал, что все, что случилось с Ольгой, не только ее вина, но все равно наружу вырывался неандерталец, который защищал свое. Знал, что ей больно, но разве ему нет?


Для Романа все закончилось слишком быстро, а какое-то непонятное жжение в груди так и осталось, и, наверное, именно оно сыграло с ним злую шутку. Опять. Не учился на своих ошибках.


- В итоге я так и не понял, что ты решила? Кто же в итоге лучше трахается? Я или твой режиссер?


Ольга как будто протрезвела и холодным, спокойным и почти равнодушным тоном, которым она заразилась у Романа, сказала:


- Островский, пошел вон!


Он только усмехнулся, никогда, на своей памяти, не просил повторять два раза, но сейчас переспросил:


- Что?


- Ты меня слышал, – спокойно отозвалась Ольга, пытаясь сбросить с себя его неподъемное расслабленное тело.


Роман посмотрел на нее так, что паралич сковал все тело. Он понимал, что перегнул, что она не станет в нежно-романтическом припадке падать к нему на плечо и кричать: «Ты лучше всех!»


Сам все сломал и проиграл. Но овертайм у него все еще есть. На время съемок, на время, которое они должны провести вместе, но не факт… Поэтому вырвалось:


- Ты завтра на съемки едешь?


Ольга, ладонями закрыв лицо, нервно рассмеялась, но опять сказала:


- Пошел вон!


Роман молча поднялся, нашел очки и пошел, как по хлебным крошкам, по дорожке из одежды. Ольга открыла шкаф, достала халат и, накинув его на плечи, вышла на балкон. Предательские слезы жгли глаза, слезы обиды и злости, но сейчас не время плакать. Она надеялась, что Островский уйдет, но через пару минут услышала звук открываемой за спиной балконной двери и напряглась. Ольга затылком чувствовала, как он сверлит ее взглядом, но молчание никто не нарушал. Она не выдержала первой и повернулась к нему. Каменное лицо, сложенные на груди руки, тяжелый взгляд – все это выглядело так, как будто Ольге сейчас надо было за что-то оправдываться перед ним.


- Что-то еще? – спросила она. – Секс? Отсос? Подрочить?


- Блядь, что за женщина? – задал Роман риторический вопрос и, довольно жестко схватив ее за запястье, потянул обратно в квартиру со словами: – Может, не стоит выяснять отношения на балконе на потеху соседям?


- Я сказала, чтобы ты выметался из моей квартиры.


Как совсем недавно возбуждение накрывало их с головой, так теперь злость выметала остатки здравого смысла. Роман давно научился держать под контролем свои негативные качества, но он не знал, что делать с ревностью. Это было для него в новинку, а оказалось, что это чувство равносильно злости и вызывает неконтролируемые приступы агрессии, сопровождаемые болью.


Он продолжал удерживать ее руку, пока Ольга не сказала:


- Отпусти, мне больно!


Островский мгновенно разжал ладонь, а она потерла кожу, на которой отчетливо был виден след пальцев.


- Извини.


- Извинила, – ответила Ольга. – Это все? Тогда можешь проваливать.


- Тебе не кажется, что ты сейчас опять просто пытаешься сбежать, потому что сама не знаешь, чего хочешь и как тебе поступить, – тихо сказал Роман. – Но знай, что я не твой режиссер и не стану несколько лет наворачивать вокруг тебя круги, ожидая, когда ты снова окажешься в моей постели. Да мы бы и никогда не смогли строить из себя друзей, потому что друг для друга как афродизиаки. Если я ухожу, то не возвращаюсь. Извини еще раз, я сегодня был грубым. До завтра!


Ольга слушала его тихую речь, понимая, как нелегко Роману дается каждое слово, как он умело прячет злость. Каждое слово отдавалось ей ударом в грудь, в которой все еще кипела обида.


Она даже не заметила, как он ушел, только хлопок двери привел в чувство. Ольга бы вроде сделала шаг следом, но остановилась и просто сползла на пол с мыслью, что надо бы сходить разбить пару тарелок. А вдруг легче станет? Но сил не было.


Что надо было им сделать? Наорать друг на друга, высказать все накопившиеся обиды? Нет, они продолжали молчать, зная цену каждого лишнего слова, которое могло вырваться в порыве злости. Но знали ли, каковой может стать цена их молчания?


Ольга действительно не знала, что делать. Выбор… Правильный и неправильный? Или просто выбор? Каждый поступок – это выбор, который человек делает ежедневно. Что для одного правильно, для другого – нет. Сейчас Роман положил этот груз на ее плечи, и Ольга почувствовала себя маленькой растерянной девочкой. И одинокой, до боли одинокой.


Первая мысль, посетившая раскалывающуюся голову, – напиться. Не поможет. Вторая – поговорить с кем-нибудь. А с кем? С Романом говорить не получается, у Наташи своих дел хватает, зачем еще перекладывать на плечи беременной подруги свои проблемы. Олег… Нет, у него уже, кажется, началась аллергия на имя писателя, да и после всего плакаться снова ему в жилетку было бы неуместно.


Ольга наконец дала волю слезам. Они просто катились по щекам, не сопровождаемые ни всхлипами, ни громкими рыданиями. Драма человеческих отношений, для которых Ольга чувствовала себя непригодной, во всем ее проявлении. Можно ли что-то построить на болоте, где каждый вложенный в фундамент кирпич тонет в вязкой жиже.


Может, не стоило уходить?


Этот вопрос все крутился и крутился у Романа в голове. Он даже поднялся на одну ступеньку назад, но застыл на месте на несколько секунд, а потом продолжил свой путь вниз.


Что он делал неправильно?


Все.


Не умел он строить отношения. У всех как-то легко получается, не без заморочек, конечно, но и не так. Как там говорила Анна: умный, но дурак. Или что-то в этом роде.