Около 6.15 вечера за дверью моего кабинета поднялся шум, заговорщическое совещание персонала, истолкованное мною как обсуждение слухов перед концом рабочего дня. Как раз в тот момент, когда я смирилась с мыслью, что придется одной работать допоздна, Роуз — видимо, выбранный народом гонец — осторожно постучалась в мою дверь.

— Ева, — мрачно сказала она. — Ваш сын учится в Г ладстон-Хай, не так ли?

Я уже погрузилась в Интернет.

«Жертвы массового убийства в Гладстон-Хай».

Сколько учащихся пострадало и кто именно, а также виновный не назывались. Никаких подробностей. Новости были раздражающе короткими. «Охрана» наткнулась на «место кровавой бойни» в школьном спортзале, куда «сейчас пытается проникнуть полиция». Я разволновалась, хотя ничего не поняла.

Я немедленно позвонила тебе на сотовый и выругалась, когда он оказался отключенным. Дорожа комфортом и одиночеством, ты часто отключал телефон, когда рыскал по Нью-Джерси в поисках коров необходимой окраски. Я понимала твое нежелание разговаривать с представителями «Крафта» или с твоими знакомыми болельщиками, но ты мог бы сделать исключение для меня. Иначе какой смысл в этих чертовых телефонах? — злилась я. Я позвонила домой, но нарвалась на автоответчик. Был чудесный весенний вечер. Несомненно, Роберт вывел Селию на задний двор поиграть. Кевин не снял трубку, и это меня встревожило, но я лихорадочно убеждала себя, что он слоняется где-то с Ленни Пугом, с которым почему-то стал проводить еще больше времени после слушаний по Пагорски. Возможно, не так легко заменить рабски послушного приятеля.

Я схватила плащ и решила поехать прямо в школу. Когда я выходила, мои коллеги уже смотрели на меня с благоговением, достающимся тем, кто пусть мимолетно, но ощутимо связан с новостями.

Пока мы следим, как я бегом спускаюсь в гараж, плюхаюсь в свою «луну» и вылетаю из города, правда, только для того, чтобы застрять в пробке на Вест-Сайд-хайвей, давай кое-что проясним. Я действительно думала, что в колыбели Кевин визжал от неудержимой ярости, а не от голода. Я свято верила, что, издеваясь над «грязным» лицом нашей официантки, он прекрасно понимал, как обижает ее, и что он изуродовал географические карты на стенах моего кабинета по злому умыслу, а не из-за ложно направленных творческих способностей. Я все еще была убеждена, что он систематически соблазнял Виолетту содрать корки с лица и рук и что он гадил в памперсы до шести лет не потому, что был травмирован или растерян или отставал в развитии, а потому, что вел полномасштабную войну со своей матерью. Я думала, что он уничтожал игрушки и книжки, которые я так усердно мастерила, потому что они были для него символами его собственной неблагодарности, а не сентиментальными игрушками, и я была уверена, что он втайне научился читать и писать, дабы абсолютно лишить меня ощущения материнской полезности. Моя уверенность в том, что именно он разболтал переднее колесо велосипеда Трента Корли, была непоколебимой. Я не питала никаких иллюзий по поводу того, как гусеницы попали в рюкзак Селии, или того, что она по собственной воле забралась на наш белый дуб на высоту в двадцать футов. Не ей пришло в голову смешать на ленч вазелин и карри, и вовсе не она придумывала игры в «похищение» и «Вильгельма Телля». Я была абсолютно уверена: что бы ни прошептал Кевин на ухо назовем-ее-Элис на школьном балу в восьмом классе, он не восхищался ее платьем. И как бы моющее средство ни попало в левый глаз Селии, я ни на секунду не сомневалась, что ее брат выступил не только в роли благородного спасителя. Я считала его мастурбации с распахнутой дверью намеренным сексуальным насилием над его матерью, а не неконтролируемым буйством подростковых гормонов. Хоть я и сказала Мэри, что Лоре придется утереться, я вполне допускала, что наш сын обзывал хрупкую, недокормленную девочку жирной. Для меня не было тайной, как «Список людей, которых нужно убрать» оказался в шкафчике Мигеля Эспинозы, и, полностью принимая на себя ответственность за распространение вируса в собственной фирме, я считаю коллекционирование компьютерных вирусов отвратительным и дебильным хобби. Я твердо убеждена: Викки Пагорски подверглась показательному судилищу по личному предательскому плану Кевина Качадуряна. Хотя я признаю, что ошибалась насчет ответственности нашего сына за стрельбу камнями в приближающиеся машины на шоссе 9W, и всего десять дней тому назад считала исчезновение любимой фотографии из Амстердама еще одним проявлением беспримерной озлобленности своего сына, как я и говорила, я всегда верила в худшее. Однако даже мой неестественный материнский цинизм имеет свои границы. Когда Роуз сообщила мне, что в школе Кевина произошло жестокое нападение и, вероятно, несколько учащихся убито, я испугалась за него. Ни на секунду мне не пришло в голову, что преступник — наш сын.

Как известно, показания свидетелей беспорядочны, особенно сразу после событий. На месте преступления царит дезинформация. Только когда все уляжется, хаос сменится порядком. Нажатием нескольких клавиш я в любой момент могу получить бесчисленные версии действий нашего сына в тот день в примерном хронологическом порядке. Несколько обрывков истории были мне известны, уже когда я повернула «луну» с включенным приемником на школьную парковку, но у меня, как и у Кевина, впереди еще долгие годы умозрительных заключений и совершенствования оправданий.

Школьная администрация не всегда относится к своим официальным бланкам как к ключам к королевству, и я сомневаюсь, что их надежно запирают. Как бы то ни было, Кевин уделил достаточно внимания курсу английского Даны Рокко, чтобы усвоить канцелярский стиль. Точно так же, как вы не используете сленг в статье для школьной газеты, вы не играете в нигилистские игры с трехбуквенными словами, когда печатаете текст на официальном бланке. Например, послание, полученное Грир Улановой и посланное с таким запасом, чтобы его могла доставить вовремя даже нерасторопная почта Найака, отличается той же достоверностью, что и образ Рона Ховарда, созданный Кевином для тебя, и образ застенчивой, растерянной жертвы, посвященный Алану Стрикланду.

«Дорогая Грир!

Педагогический состав школы Гладстон-Хай гордится всеми учащимися, использующими свои замечательные таланты на благо общества. Однако некоторые студенты, отличившиеся в каких-либо видах искусства или внесшие наиболее выдающийся вклад в формирование динамичной образовательной среды, неизменно привлекают наше внимание. Мы рады отметить наградой эти необычайные успехи в конце школьного года.

Посоветовавшись с учителями и персоналом, я составил список из девяти образцовых учащихся, которые кажутся нам наиболее достойными нашей новой премии «Восходящие звезды». Я счастлив сообщить вам, что Вы — одна из девяти учащихся, отмеченных нами за Ваш выдающийся вклад в формирование политической и гражданской ответственности.

В рамках продвижения данного проекта мы просим всех победителей собраться в спортзале в четверг 8 апреля в 15.30. Мы надеемся, что вы сможете начать подготовку программы торжественного вручения наград, намеченного на начало июня. Демонстрация ваших исключительных талантов будет вполне уместна. Те, из вас, кто занимается различными видами искусства, могут подготовить выступления; остальным, обладающим академическими талантами, придется проявить смекалку и придумать, как наилучшим образом продемонстрировать свои достижения.

Хотя мы принимали решения, основываясь исключительно на личных заслугах, мы постарались достичь такого соотношения полов, рас, этнической и религиозной принадлежности и сексуальных предпочтений, чтобы премия «Восходящие звезды» надлежащим образом отражала разнообразие нашего сообщества.

И последнее: я прошу Вас держать в секрете информацию о награжденных. Если до меня дойдут слухи о любых формах хвастовства, я буду вынужден пересмотреть решение о Вашей кандидатуре. Мы искренне желали бы наградить каждого учащегося, поскольку каждый человек уникален. Вот почему нам очень важно, чтобы Вы не инициировали ненужную ревность и зависть до тех пор, пока имена победителей не будут обнародованы.

Примите мои сердечные поздравления,

Доналд Бивонз,

директор школы».

Идентичные письма, соответствующим образом адаптированные, были посланы остальным восьми учащимся. Денни Корбитт был выбран как актер, Джефф Ривз — за игру на классической гитаре, Дора Вулфорд — за «идеальный уход за собой», Брайан Маус Фергюсон — за компьютерные успехи, Зигги Рандолф — не только за балет, но и в качестве «поощрения терпимости к отличиям», Мигель Эспиноза — за академические достижения и «ораторское искусство», Совито Вашингтон — за успехи в спорте, Джошуа Аукронски — за «изучение кинематографии» и — здесь я не могу не обвинить Кевина в потере контроля — «заучивание наизусть сценариев Квентина Тарантино», хотя большинство людей склонны относиться к лести с подозрением. Дана Рокко получила несколько иное письмо — с просьбой возглавить собрание в четверг и с сообщением о том, что она удостоена звания «Самый любимый учитель», но, поскольку все остальные учителя также любимы, желательно, чтобы она сохранила свою награду в секрете.

Хотя силки были расставлены ловко, план не был застрахован от непредвиденных обстоятельств. Дана Рокко могла упомянуть о собрании Бивонзу, который обнаружил бы свое неведение, и все сорвалось бы. Можно ли назвать Кевина удачливым? Дана не назвала бы.

Вечером 7 апреля Кевин поставил будильник на полчаса раньше обычного и аккуратно разложил одежду на утро, выбрав ту ослепительно-белую рубашку с пышными рукавами, в которой отлично получился бы на фотографиях. Лично я всю ночь металась бы без сна, но я бы никогда и не придумала столь гротескный план, так что могу лишь предположить, что если Кевин и испытывал трудности со сном, то только от возбуждения.