И я, вдруг, вспомнила жизнь в деревне, когда плесень это нормальное явление. Было так, что открывали мамины заготовки зимой, а там тонкая плёночка. Её просто снимали и всё, считая, что таким образом можно избавиться от заражённых спорами грибков зон. Это уже в школе я узнала, что если какой-то продукт заражен, то мало убрать очаг поражения. Споры есть уже на всей доступной им поверхности. А последствия. Последствия могут быть непредсказуемыми.

Женщина демонстративно наколола кусочек сыра на вилку и сунула в рот, отчего я просто подорвалась с места в туалет, благо он был не далеко. Вывернуло меня всем, что успела съесть за завтрак. Пожалуй, сегодня у меня действительно есть повод отказаться от еды, и никто не посмеет мне сказать, что я нарушаю чьи-то там правила и пренебрегаю инструкциями!

Умывшись во второй раз за утро, я нашла в себе силы выйти из ванной комнаты. Елизавета Андреевна уже убрала со стола дор блю и сейчас смотрела на меня очень внимательным взглядом.

— Чаю?

Покачала головой, поняв, что ничего не хочу. Состояние, честно говоря, оставляло желать лучшего.

— Я пойду на работу. Пожалуйста, давайте вечером без всех этих деликатесов. Я понимаю, что у вас инструкции и на моё правильное питание, но всё же хочется что-то более привычное, а не все эти сумасшедшие изыски.

Женщина согласно кивнула, взяв руки чашку с чаем. Дальнейшей беседы быть просто не могло. Я поднялась в свою комнату и подхватила сумочку, желая, как можно скорее, сбежать из-под стражи, взглянула на фото на тумбочке и улыбнулась, чувствуя, что и этот день будет полон чудесных моментов.

Упаковывая очередной букет роз и улыбаясь клиенту, совершенно забываешь о том, что зудит вечерами под кожей, когда остаёшься в пределах четырёх стен и с роем мыслей в голове. Да, Дмитрий полностью обеспечил моё существование, но я всё равно вышла на работу. Это случилось по двум причинам. Во-первых, я не хотела зависеть от него. Да, это всё та же иллюзия свободы. Во- вторых, четыре стены неимоверно давили, держа в вечном напряжении и готовности вывернуться наизнанку, высвобождая истерику.

Работа в уютном цветочном магазине стала отдушиной. Способом уйти от деструктивных мыслей, положенных в основу моей новой жизни. И это сработало. Сработало столь отлично, что я действительно прекрасно себя чувствую, и уже без особой боли, вспоминаю о прошлом. Да, есть дискомфорт, но сердце почти не кровоточит.

— Вик, я выйду минут на десять? — обратилась ко мне коллега. — Нужно в аптеку за витаминками сходить. Обещаю, вечером отпущу пораньше.

Я улыбнулась, посмотрев на её выпирающий из-под фартука животик и кивнула, невольно вспомнив о контракте.

Рано или поздно это должно будет случится, но почему-то сейчас беременность не вызывает у меня такой паники. Мне и самой хотелось о ком-то заботится. Не так, как мои “родители”, а с нежной и искренней любовью, со всеми “Ути-пути, какие пальчики!”, “Агу” и прочими умилительными вещами. Да, я понимаю, что ребёнок это, и огромная ответственность, и отсутствие сна по ночам, и глухое раздражение, когда кто-то пытается вклинится в воспитательный процесс, но... но есть в этом что-то действительно важное. Значимое. Что-то, что необходимо мне, как воздух.

В обед проверила смартфон и снова увидела пропущенный вызов от Воскресенского. Я так и не брала трубку, но он звонил каждый день, как молчаливое напоминание о своём существовании, как

некое сообщение о том, что через сотни километров он помнит обо мне. Как, если бы присылал сообщения "Я всё ещё жду. Всё в порядке”.

И сначала мне было больно видеть даже его имя на дисплее, но с каждым днём эта боль всё утихала.

Две недели пролетели так стремительно... Кажется, каждый из этих дней был наполнен теплом и светом, выталкивающим из меня горечь. Но ещё не до конца.

Не до конца...

Закончив раньше, как мы и договаривались с Ириной, я отправилась на приём к врачу-гинекологу в частной клинике, который осмотрел меня и взял необходимые анализы. Не то, чтобы были какие-то жалобы, но после первого секса, считается разумным посетить доктора, а я всё оттягивала этот момент. Гинеколог назначил приём через два дня, у меня как раз должен был быть выходной.

После посещения я отправилась на пляж, чтобы прогуляться босиком по горячему песку, промочить ноги в морской воде и вообще провести время с пользой для своего внутреннего мира. Только в тишине, без отвлекающих факторов и в приятных условиях можно навести порядок в голове. К тому же, дом находился через триста метров от этого места. Нужно было только идти вперёд, что я собственно и делала, любуясь заходящим солнцем, пока взглядом не выхватила знакомую фигуру в безупречном костюме далеко впереди.

Воскресенский держал руки в карманах брюк и смотрел на меня очень напряжённо...

Я замерла, не в силах сделать следующий шаг и так же оторвать от него взгляд. Он ничуть не изменился за эти две недели: такой же подтянутый, с идеальной прической на темно-русых волосах и застывшей маской ледяного безразличия на лице. Не знаю, сколько мы так смотрели друг на друга - молча, со своими мыслями, так, будто не два человека, живущих на одной планете, в одной стране и в одном городе, а словно... Инопланетяне. Два чужих существа, что разглядывают друг друга через барьер космоса и, возможно, хотят стать ближе. Но разве можно соединить однополярные стороны магнита?

Первый шаг сделал Дима, пока я думала, будет ли глупо, если я развернусь и пойду обратно. Или побегу, тут уж как пойдет. И нет, не потому, что мне страшно, просто... Сложно. Все очень сложно, запутанно и странно.

Я стояла все то время, пока он приближался ко мне: у меня ноги точно стали частью песка, даже не шелохнувшись. Мужчина подошел, остановился поодаль, не стремясь вклиниться в мое личное пространство и тем самым давить на меня. Руки спрятаны в карманах, плечи расслаблены, но отчего- то мне кажется, что его спокойствие такой же обман, как и мое прошлое. Хрупкий лед, который переломится быстрее, чем загорится спичка.

— Ты не ответила ни на один вызов, — постановил Воскресенский, при этом вглядываясь вдаль, туда, где кутался в шаль моря наливающийся алым закат. — Я волновался.

— И ты потратил несколько часов на полет, чтобы только сказать, что волновался?! — с насмешкой задала скорее риторический вопрос я, тоже повернувшись в сторону моря. Мягкие пенистве волны лизали берег, оставляя после себя мелкие камушки. Надо бы потом снова пройтись по пляжу и собрать самые красивые. Не знаю, для чего, но у меня уже целая шкатулка с ракушками, теперь собираю камни. — Мне показалось, что Елизавета Андреевна и армия охранников докладывают о каждом моем чихе и даже сообщают, что я ем на завтрак или полдник.

— Если я позвонил именно тебе, то значит, имелся повод, и мне нужно было поговорить с тобой и без игры в сломанный телефон, — мягко, с какими-то новыми интонациями произнес Дима, и у меня проскользнула ужасная мысль, что его голос сейчас надо бы записать, чтобы слушать и слушать... Что-то такое в нем было и именно сейчас. Но желание, слабое и бредовое, просуществовало всего- то пару секунд, а затем его смял здравый смысл.

Господи, какой голос? О чем я вообще думаю??

— И что же за повод? — я вскинула бровь и развернулась. Наши взгляды встретились, ударились о невидимую стену, между которой целая пропасть, и я первая отвернулась, потому что почувствовала себя внезапно беззащитной. Невероятно слабой, потому что вряд ли снова собирусь по осколкам, если меня разобьют.

— Идем в дом, становится прохладно, — проигнорировав мой вопрос, почти приказал Воскресенский.

Я покачала головой.

— Не хочу. Закончим наш разговор здесь.

— Причина моего столь поспешного приезда находится в доме, но раз ты не хочешь идти, то давай постоим, — пожал плечами мужчина. — Меня в целом все устраивает: море, закат, красивая девушка рядом...

— Хор-р-рошо! — я чуть ли не зарычала. — Идем! Только мы смотрим на эту причину, ты отвечаешь на мой вопрос и уходишь. Все. Ты мне обещал дать время, и две недели для меня - это мало.

— Я помню. Пошли.

И я пошла, даже не предполагая, что меня ждет самое настоящее чудо.

А новоприобретенное чудо весело виляло хвостом и радостно ело корм из цветастой миски.

— Тот самый?... — выдохнула я, медленно подходя к догу и опускаясь на колени. Конечно, тот самый: об этом говорили две перебинтованные лапы.

— Как видишь, он. Не захотел оставлять его в приюте, а в квартире ему было скучно. Ты рада?

Рада ли я? Безумно!

Села на корточки и, поглаживая дога, благодарно улыбнулась:

— Очень рада! Спасибо! Только... А как его... ее... собаку зовут?

— Это мальчик. Его имя мы вряд ли узнаем, выбирай новое.

Я сразу решила, что он будет Счастьем. Спросит у меня кто-нибудь в дни, когда от отчаяния хочется выть, счастлива ли я, и я, вспомнив чудом выжившую собаку, отвечу: "да, у меня есть Счастье".

— Вика, нам надо поговорить, — Воскресенский осторожно приподнял меня за плечи, заставив встать, но возмутиться не успела, потому что мужчина сразу же отпустил и продолжил, спрятав руки в карманах, будто сдерживая, чтобы... не коснуться еще раз: — Сколько времени тебе еще понадобится?

Я машинально сделала пару шагов назад и, удовлетворившись расстоянием между нами, спросила:

— А если мне и всей жизни будет недостаточно?

Сложно. Я не хочу сейчас об этом думать. Не сейчас. Но зря я думала, что если окажусь подальше от знакомых, проблемы подождут меня режиме паузы.

— Я тебя не отпущу, — спокойно отреагировал Дима. Спокойно, холодно... словно ему все равно. Зачем тогда он нас обоих мучает? Ради своей мести?

— Я не желаю и дальше быть орудием мести! — вспылила я. — Можешь шантажировать чем угодно - неустойками после разрыва договоров, полицией, судом, но мне плевать, я не отступлю. Это моя жизнь, и я решаю, что мне делать и как делать!