Джулиана Маклейн - Цвет небес

— Я просто думаю, что нам стоит подготовиться к любому исходу, вот и все. Не заходи в своих надеждах слишком далеко, ладно?

О Боже! Я так разозлилась на него в ту секунду! Хотела закричать в трубку, потянуться по проводам и хорошенько встряхнуть его! Он всегда был таким предусмотрительным. Уверена, если бы что-то зависело от него, он бы посоветовал Мэтту лечь в больницу прямо сейчас, потому что заниматься чем-либо ещё нет смысла. А лежа в больнице, Мэтт мог бы заранее написать себе некролог, чтобы в случае чего после операции его можно было бы напечатать в утренней газете. Просто на всякий случай.

— Ну а я собираюсь зайти далеко, — сказала я, — и намереваюсь там остаться. Я буду говорить с Мэттом о будущем, о том, какой чудесной будет его жизнь, когда он выпишется из больницы. Я собираюсь провести с ним каждую оставшуюся минуту, строя планы на следующий год и на все последующие годы.

И снова пауза.

— Какие планы? — спросил Питер.

Я посмотрела на потолок, чувствуя, как на меня накатывает лавина грусти. Как я смогу сказать это по телефону? Как сказать Питеру, что я чувствую на самом деле? Он будет сломлен.

— Точно не знаю, — ответила я. Не то чтобы я пыталась пощадить его чувства, ведь я сказала правду. Мэтт никогда не был способен задержаться надолго на одном месте. Он был кочевником — по крайней мере, до этих пор. С операцией или без, я знала, что будущее точно неизвестно. Я не могла быть уверена, что Мэтт навсегда подарит мне своё сердце или встанет на одно колено, чтобы попросить моей руки.

Но хотела ли я этого на самом деле? Разве не это же было проблемой в моих отношениях с Питером? Он был готов сказать «Да», а я всё сомневалась и чувствовала, что мне не хватает воздуха.

Тем не менее, зная, что Питер заслуживает иного ответа, чем тот, что я только что дала, я кашлянула и продолжила:

— Не знаю, что случится в будущем, но не могу тебя обманывать. У меня есть чувства к Мэтту. Всегда были, и сейчас мне нужно находиться рядом с ним.

Я услышала, как заскрипел стул в кабинете Питера. Затем то, как Питер встал и закрыл дверь.

— Не понимаю. Что ты говоришь?

Я сделала ещё один глубокий вдох:

— Говорю, что мне нужна свобода, чтобы провести время с Мэттом.

Он фыркнул:

— Это то, что я думаю? Мы расстаемся? Вот зачем этот звонок нужен был на самом деле.

— Мне очень жаль.

— Жаль? — Я подскочила, испугавшись прозвучавшего в его голосе гнева. — Ты с ума сошла? Ты провела с этим парнем два дня и ни с того ни с сего хочешь одним махом разрушить всё, что мы с тобой строили с детства? Мы должны были пожениться. Мы встречались почти пять лет. Считаю, тебе стоит хорошо подумать, Кора. Он ненадежен и, кроме того, через месяц уже может быть мертв.

— Питер! — Я не могла этого слушать. Я понимала, что он обижен и зол, но этими словами он переходил все границы.

И я совершенно точно обдумала свое решение. Обдумывала его всю жизнь. Даже когда судьба разлучила нас, Мэтт всегда был со мной, в моём сердце. Я скучала по нему и тосковала, и неважно, сколько времени нам осталось. Даже если мало, мне оно нужно. 

Конечно, я надеялась, что всё сложится не так. Я хотела быть рядом с Мэттом до своего последнего вздоха.

Операция пройдет успешно. Я повторяла это себе снова и снова, а когда Мэтт выздоровеет, всё будет по-другому. Мы восполним всё потерянное время.

Питер ошибался насчет Мэтта. Во всём.

Телефонный разговор с Питером закончился плохо. Ему хотелось знать, сколько времени я провела с Мэттом, целовались ли мы и занимались ли «чем-то ещё».

Я сказала ему правду: да, мы целовались и держались за руки.

Питер ничего не сказал, но я услышала его стесненное дыхание. Потом он выпалил, что больше никогда не хочет видеть меня и слышать мой голос. И повесил трубку, не попрощавшись.

Я вернулась в комнату и немного поплакала, думая, прав ли Питер. Может быть, я сошла с ума. Я помню, как Мэтт вел себя со мной в машине по дороге из Марблхеда, когда он закрылся от меня стеной ледяного отчуждения.

Питер никогда так со мной не обращался. Мы никогда не причиняли друг другу боли, равно как и не вели никаких ожесточенных споров. По крайней мере, до сегодняшнего дня.

Немного погодя я встала с постели и вернулась к телефонной будке. Бросила ещё одну монету в прорезь. На этот раз я собиралась рассказать родителям о болезни Мэтта и объяснить, как только что разбила Питеру сердце и разорвала нашу неофициальную помолвку. Я подозревала, что они также не обрадуются новостям. Так и вышло. Им было очень жаль Мэтта, но они были ошеломлены и сбиты с толку моим решением порвать с Питером, поскольку он успел стать членом нашей семьи. Родители обожали его и беспокоились обо мне.

***

В следующие пять дней мы с Мэттом проводили вместе каждую свободную минуту. Он не позволял мне прогуливать уроки, поэтому высаживал меня из машины за пять минут до начала занятий и ждал снаружи по окончании учебного дня.

Если мне нужно было написать реферат или иное письменное задание, Мэтт отвозил меня в библиотеку, садился рядом и писал книгу, пока я занималась.

Не скажу, что это было легко. Меня совсем не интересовала антропология, когда Мэтт сидел напротив меня, более красивый и привлекательный, чем имел на то право любой мужчина. Он отвлекал меня, и если я не восхищалась его красотой, то беспокоилась об опухоли в его голове и боялась предстоящей операции и всего, что ему придется пережить до выздоровления.

«А что, если все кончится плохо? — печально думала я. — Что, если он не выживет, и это наши последние дни вместе?».

Боялся ли он? Я — да, но не могла позволить ему узнать об этом. Когда бы мои мысли ни вторгались на эту смутную территорию, я брала себя в руки и старалась думать о чем-то другом. Простой улыбки Мэтта обычно хватало, чтобы успокоить меня. Именно тогда я поняла, что ничего не могу от него утаить. Каким-то образом он всегда чувствовал мой страх и поднимал глаза от страниц блокнота. В такие мгновения он обычно целовал меня в щеку и ободрял, не говоря ни слова.

Мы были связаны друг с другом. И всегда будем. Неважно, что случится, я всегда знала, что наши отношения никак не мимолетны.

***

На пятую ночь мне приснилось, что я иду по лесу в сумерках. Где-то неподалеку ухала сова. Толстый слой янтарных сосновых иголок устилал землю, и, пробираясь сквозь чащу, я слышала, как они трещат и ломаются под ногами. Откуда-то издалека доносился шепот моря. Я чуяла запах соли и надвигающийся на берег туман…

Вокруг было тихо, и внезапно мне стало страшно. Я поняла, что нахожусь там в полном одиночестве.

А затем я услышала жуткий рев из-за спины и подумала, что это животное. Я подскочила как раз в тот миг, когда холодная океанская волна врезалась в меня, сбила с ног и поволокла за собой в чащу.

Не уверена, чем кончился этот сон, но думаю, что я утонула.

Я проснулась в панике, жадно хватая ртом воздух.

***

На следующий день Мэтт забрал меня из колледжа в обеденный перерыв, и я рассказала ему о своем сне.

Как только я упомянула унесшую меня волну, Мэтт проницательно посмотрел на меня и остановился на обочине.

Он смотрел прямо перед собой, вцепившись в руль, и стучал по пластику пальцем. Затем подвинулся на сидении и обнял меня.

Я всегда знала, что Мэтт весьма чувствителен, хотя внешне он казался грубым и мужественным. Из-за его манеры одеваться, курения и пьянства в школе его многие боялись. Но когда я рассказала ему о своем сне, он расчувствовался и заплакал в моих объятиях, как заблудившийся ребенок, которого только что нашли.

Не уверена, как долго мы сидели в машине его брата, но отчетливо помню, как обнимала Мэтта, целовала его в макушку и гладила по голове. Но как бы крепко я его не обнимала, казалось, что стать ближе у меня не получается. Я так горячо любила его, что не существует слов, способных описать это чувство. В ту ночь я бы умерла за него, если бы этим могла избавить его от боли.

В то же время я знала, что Мэтт не позволит мне это сделать, потому что также пожертвовал бы жизнью ради меня. Именно поэтому он и плакал. Он знал, что сон исходит из моих внутренних страхов. Мэтт стоял перед лицом смерти, а я стояла рядом с ним. И он оплакивал то, что мне пришлось разделить с ним эту боль.

— Мне так жаль, — сказал он. — Я не хотел впутывать тебя в свои проблемы. Мне бы следовало держаться подальше.

— Нет, — возразила я. — Если бы ты остался в стороне, всё было бы хуже, потому что мою жизнь отравило бы сожаление от того, что я не с тобой. Слава богу, ты приехал. Иначе я навсегда осталась бы в аду.

Тем вечером, когда стемнело, мы выехали на пустынную проселочную дорогу за пределами города и остановились там. Забрались на заднее сиденье, целовались и срывали друг с друга одежду, чтобы прикоснуться к обнаженной коже. Мэтт спросил, девственница ли я до сих пор, и я ответила, что да, но не хочу ею оставаться. Не с ним.

Он настоял, что мы должны подождать, потому что будущее неясно.

Я согласилась, но очень неохотно и только на время.

Порой жизнь может быть невыносимо жестокой. Теперь я это знаю. Я поняла это в те дни, оставшиеся до операции Мэтта, когда мы не знали, что переживаем: начало нашей совместной жизни или её конец.

Но такова жизнь, верно? Мы знали лишь, что каждый день может стать для нас последним. И больше значения имели благодарность и признательность, которые мы должны чувствовать за каждый отпущенный нам драгоценный день вместе.