В свидетельстве о рождении записали: Михаил Драганович Стоядинович, югославы удивлялись:

-Заштото така? - у них отчества не было, просто имя и фамилия, а Драган задирал нос - сын с его отчеством. С первых же дней папа научился лихо справляться с пищащим сыном: если мужичок сильно начинал плакать, он брал его на руки и, негромко напевая на родном языке, ходил по квартире, и засыпал пригревшийся в больших и таких надежных папиных руках крошка-син, впитывающий с первых дней жизни второй родной для него язык.

Минька с важностью катал коляску, объясняя всем любопытствующим, что там его маленький дружжок! У него стали-таки выговариваться такие неудобные буквы Ж и Ш, и естественно, он старался как можно чаще их проговаривать, мог ходить и жужжать, или шипеть, дед же подхваливал и хвастался Ваньке своим умнейшим унуком.

  

ГЛАВА 10.


А перед днем Победы дед заплакал: ему как фронтовику и активному ветерану выделили в доме напротив на первом этаже однокомнатную квартиру. -От этто да, Аль, я же усю жизнь унимания столька не видав!

Алька радовалсь, прикидывая, что и как разместить в квартире, а Минька ладошкой размазывал слезы по дедову лицу и приговаривал:

--Не плачь, куплю калач!

-Ах ты ж пострелёнок малой! - улыбался сквозь слезы дед, - ну, унуки мои дорогия, я теперя должон нямного дольше прожить, у таких-то хоромах!

Возле его квартирки была небольшая ниша в стене, и дед, прикинув и посоветовавшись со своим Ванькой, Егорычем, "удумал тама сделать каморку для инстрУментов, будя у мяне мастерская, у квартире неможно верстак иметь, этта ж такую красоту портить!"

Выбрали стол, стулья и шкафчики для кухни, установили все, а тут Ванька Егорыч собрался в отпуск "у санаторию, узял и на деда путевку и поехали два хронтовика у Подмосковье, отдыхнуть".

Пока они там отдыхали, Алька с Серегой обустраивали дедову квартиру, получилось очень даже неплохо, поучаствовали в оформлении и ребята: Васька привез две поделки-домовушки из дерева, югославы сделали из сосновых дощечек оригинальный шкаф для одежды с тумбочкой, чтобы дед мог присесть, надевая обувь в небольшой прихожке. Тумбочку сразу же опробовал Мишук, поскакав на ней. Мамка привезла домотканные дорожки, Антоновна притащила цвяты у горшках - дед обожал их поливать, Сережка привез полочки, две интересные тарелки на стену, Алька прикупила посуды. Драган приволок тканное сербское панно, - 'майки моей работа' - получилась уютная квартирка. Осталося купить деду диван и телевизор, решили, что выбрать должен сам.

Приехавший посвежевший дед "долго молчав, ходив по своей хате, трогал усё", потом присел на тумбу в прихожке - Мишук конечно же, полез на колени, и обнимая внука, растерянно сказал: -Я чёта, Аль, совсем ничаго не понимаю, какя-то чумная жизня у мяне стала, я как у кипятке варюся!

-Вот и варися! А то прокисал бы у своей Чаховке, - пробурчала Алька, еле сдерживая слезы от умиления. - Сразу предупреждаю, будет бардак - получишь по шее!

-Не, Альк, я такую красу бяречь буду! - Дед старался, содержал у чистоте свою бярлогу, Алька все равно раз в неделю по выходным отправляла их с Минькой погулять и убиралсь у деда, кирзачи его любимые она давно отвезла в Медведку, с деда станется в них ходить.

-Ты, унучка, як смотришь, я Сяргею заранее отпишу хату?

-Хорошо смотрю, как ещё?

- От и славно, я боявся, осерчаешь!

- Ты чё, меня обидеть боялся? Дед, ну ты даешь? У меня свой угол есть, нам с Минькой вполне хватает, а Сережке такой подарок как с неба свалился. Дед, не майся дурью, мы с братиком, было время, кусок хлеба пополам делили, не до жиру было.

А Санька Плешков и Саша Аверченко попали в переделку... напоролись на засаду, и там, где, казалось, все было проверено-перепроверено. Днем по этой горной дороге прошла наша колонна, все было чисто, а вечером, ехавшие на трех БМДешках, солдатики из второй роты Авера, попали в переплет - шедшая в средине машина резко подпрыгнула, и раздался взрыв. Санька Плешков, едва очухавшийся, утирая заливавшую глаза кровь, с огромным трудом, кашляя и матерясь, вытаскивал из машины неподвижного старлея. Он уже хрипел от натуги, ясно понимая, что ещё чуть-чуть и задохнется от едкого дыма, не слыша, как колотят по заклинившему люку снаружи... когда как-то внезапно его ухватили за ворот и начали вытягивать наружу. Он, сипя и матерясь, орал сорванным голосом и рвался к дыре в машине: "Старлея, старлея..." - и, уже уплывая в темноту, услышал:

-Вытащили твоего старлея, дышит!

Когда Плешков всплыл из какой-то бездонной ямы с чернотой, то с удивлением увидел над головой серую обшивку и ощутил дрожь. -"Похоже, в самолете..." - пришла откуда-то мысль, - ..блин, ведь собьют!..

Он дернулся, пытаясь повернуть голову, и услышал женский голос:

-Тихо, тихо, лежи, не надо резко шевелиться! - немного повернув голову, увидел женщину.&bsp;  -Где я? - с трудом прохрипел Санька.

-В Москву летим, не переживай, сынок, все хорошо будет.

- А старлей?

- Старлея твоего первым бортом отправили в Бурденко, - проговорил кто-то сиплым голосом справа. -Сержант, это Ерин, мы с тобой назло всем духам живы.

-А, - вспомнил Санька, - ты же тоже с нами в бмдешке был? А ещё?

Тот сипло выматерился:

-Только мы трое... ...

-Хватит разговоров! - раздался сердитый голос, - наговоритесь ещё. В Красногорске Санька совсем пришел в себя. Боли было много, Ерин, оклемавшийся раньше - ему досталось поменьше, рассказал, морщась и матерясь, что Плешков, повернувшись перед взрывом к командиру, как бы закрыл его собой с одной стороны, ухватив дерьма во всю спину. -Командиру досталось только спереди, а то б уже давно груз двести... И поэтому старлея вытащили живого, кароче, тебе, сержант, наш командир жизнью обязан!

Зная свою заполошную мамку, Плешков не стал писать про ранение, врал, что в командировке, писал бодрые письма, благо правая рука оказалась целой, что нельзя было сказать про левую, перенес две операции, вытащили из руки и предплечья много осколков.

- Хирург не Бог, но его заместитель, - Микишин, осматривая его после второй операции, сказал: -В рубашке ты, земляк, родился, с такими ранениями обычно руку сохранить не удается, но уральцы -крепкий народ.

-А вы откуда, товарищ подполковник, родом?

- Бисерский я, Санек, бисерский.

Санек обалдел:

-Бисер? Соседний поселок?

- Ну, а где еще такое чудное название встретишь? Я тебе больше скажу, мы с Сашкой Латыновым в меде вместе учились, он, вот, дома остался, а я рванул в военную медицину.

- Вот это да! - выдохнул Плешков. - Вот это радость!

- И я рад, ты, земляк, поправляйся, руку надо будет долго разрабатывать, через сопли и слезы, но шевелиться будет!

-Товарищ подполковник! А можно одну просьбу?

-Да, говори!

-Мне бы узнать, как мой командир, живой ли? Я его до последнего тащил, сказали, что, вроде, в Бурденко отправили, Вы не сможете узнать? Старший лейтенант Аверченко Александр Борисович.

-Попробую, отдыхай пока.

Как ни странно, в госпитале подружились с Ериным, куда только его пакостность делась. -Сань, ты не обижайся, что я всякую пургу гнал, на твоих девчонок-одноклашек грязь лил, я дурак, ща вот после того, как на тот свет чуть не свалил, много передумал. Ну изменила мне... бывшая, но жизнь-то не закончилась. А может, оно и к лучшему, вон, тут какие сестрички бегают, я к одной вот уже с месяц приглядываюсь, Леночке. Может, и женюсь... Микишин тебе про старлея ничего не узнал?

-Пока молчит, жаль будет, если не вытянул... хороший мужик наш Авер. Лето заканчивалось, желтели березы, разноцветные клены радовали глаз, бездонное и такое мирное небо было даже непривычным.

Выписывался Ерин, уезжал домой радостный, вместе с Леной, они расписались здесь, Плешков попал-таки в свидетели, а у Саньки ныла душа, он так ждал весточку об Авере.

-Саня, ты только не теряйся!! И если что-то узнаешь об Авере, тут же пиши или звони! - прощаясь, сказал Витька Ерин.

Микишин зашивался на операциях, и Плешков не напоминал ему, понимая, что у земляка нет времени. Рука потихоньку зажила, шрамов на ней было много, но они становились не такие страшные, и Сашка с упорством разрабатывал её.

- Земляк, ты поедешь в санаторий, а потом уже на родину, буду дома, встретимся обязательно, а, да, жив твой ротный, жив, где-то на реабилитации, - сказал Микишин при очередном осмотре.- Родине -поклон, соскучился я по нашим лесам. Так хочу пошишкарить, мать сказала, шишек много уродилось!

-Пишите адрес, пришлю сразу же, как домой приеду!.

В санатории Санька сразу взяли в оборот, да он и сам старался как можно чаще заниматься и с рукой, и ваще. Вот так, выходя умотаннным и мокрым после очередной тренировки, услышал, как кричит медсестра.

-Вер, скажи Аверченко, освободился тренажер, пусть идет!

Плешков замер, напряженно вглядываясь в конец длинного коридора... и радостно завопил, когда увидел неспешно идущего по коридору своего комроты:

-Товарищ старший лейтенант, живой!!!

Авер сбился с шага, застыл на мгновение, а потом рванулся к нему:

-Санька! Плешков!!

Они крепко обнялись, помолчали, потом не разнимая рук долго всматривались друг в друга, у Авера с левой стороны лицо пересекал длинный шрам.

-Вот это радость у меня... - хрипловато сказал Авер, - я ж не знал, кто тогда... потом уже мне сказали, что меня сержант вытащил, я собрался после санатория к тебе на родину ехать, да только вот боялся... что ты...

-Живой я, ещё занудный Ерин Витька, тоже. Он уже домой уехал!

Они говорили перебивая друг друга.

- Аверченко, тренажер отменяется? - спросила их подошедшая сестра.

-Нет! Сань, ты через часок давай в беседку, там над прудом.

-Да, товарищ старш... Тот улыбнулся:

-Капитан я теперь, Сань.

-О, поздравляю!