Глядя на холст, он не мог сдержать улыбку. Никто не предполагал, что писать Симонетту будет настолько легко и приятно – уголь сам скользил по наброску, краска ложилась ровными слоями. Но ни один из портретов его до конца не удовлетворил.

Превзойти оригинал оказалось не под силу.

Он вспомнил, как долго шли уговоры девушки, чтобы она стала моделью, как сильно был недоволен ее муж – и лишь вмешательство Лоренцо сгладило его праведный гнев.

Если бы Марко Веспуччи знал истинную причину, по которой Симонетта так хотела позировать!.. Наверно, даже могущества Лоренцо не хватило бы, не спасло.

Обойдя холст, он лег на поставленную посреди мастерской софу, в точности повторив позу мужчины на картине, и глубоко задумался. Память снова и снова рисовала прекрасные черты ее лица, чистые глаза, удивительную улыбку. Мелодичный голос – совсем юный, тихий, словно журчание ручейка – нашептывал ему в темноте слова, что обычно они оставляли наедине между собой. Он зажмурился, вновь чувствуя на губах ее робкий поцелуй и шелк кожи под собственными пальцами.

Если бы он только мог!.. Он бы пришел просить ее руки хоть сейчас, обещал бы золотые горы и вечное счастье и выполнил бы обещание, даже несмотря на свою репутацию!

Почему, ну почему она уже замужем?

Неужели им так и придется скрываться всю жизнь? Делать вид на людях, что они не более чем просто добрые знакомые, когда страсть сжигает их обоих изнутри, обугливая сердца?

Неужели в этом их судьба?..

Он бросил взгляд на незаконченное полотно.

В этом и в их картинах. Этого у них никто никогда не отнимет. Никто и никогда даже не поймет, что скрывается за застывшими силуэтами, отдаленно похожими на когда-то живших людей, любивших друг друга до беспамятства. Никто не узнает, насколько иссушающей была их страсть, сколь огромной была эта любовь.

Если бы только Святая церковь могла что-то сделать! Но просить у них помощи – все равно, что признаться во всем. И вместо сочувствия их осудят. О них так или иначе будут судачить, сплетничать, кто-нибудь обязательно обнаружит сходство. Возможно, его даже обвинят во грехе, но все это останется лишь досужими домыслами.

Нет, о них никто не должен узнать. Пускай для всех они останутся всего лишь партнерами, двумя людьми, встретившимися в мастерской художника. Пускай ее образ останется таким же светлым и чистым, как и она сама – по крайней мере, это он в силах выполнить.

Эта тайна останется в веках.


Глава одиннадцатая

Сон был настолько ярким, что, проснувшись на рассвете, Артем мог вспомнить все в мельчайших деталях. Даже из постели выскочил в одних штанах, добежал до стола, где нашел чистый листок, и записал на нем все, что могло иметь значение.

Вернувшись вечером с прогулки, он почти сразу отправился к себе. Лука и Бьянка звали его ужинать, Алессандра предлагала принести ему еду в комнату, на что он только вяло отмахнулся – настроения сидеть в кругу друзей не было совершенно.

В комнате он переоделся, заглянул в ванную и лег в кровать, даже не посмотрев на раннее для сна время. Пролежав так несколько часов, в конце концов, он все-таки провалился в беспокойный сон, но даже тогда подсознание выдало ему его же переживания в знакомых образах.

Допустим – только допустим! – что Вита права, и он действительно когда-то был знаменитым художником. Тогда получается, что все эти сны и не сны вовсе. Воспоминания.

Виттория не раз подтвердила, что слухи о связи Боттичелли и Симонетты могли быть не просто слухами. Да и какой нормальный художник будет чуть ли не в каждом женском портрете изображать одну и ту же модель? Это как раз вписывалось в предположение о том, что Боттичелли ее любил.

А судя по его воспоминаниям, любовь была взаимной.

Они тщательно хранили этот секрет, так, что только со временем люди заподозрили истинную суть их отношений – когда Симонетты уже не стало.

Артем внимательно просмотрел свои записи. Образ незаконченного полотна отпечатался в памяти особенно ярко, и, придвинув к себе ноутбук, он открыл браузер и вбил в поиск несколько слов. На экране тут же ровными рядами высветились картины.

Он прокрутил всю галерею несколько раз так медленно, что черепаха уже давно доползла бы до канадской границы.

Картины с двумя влюбленными, расположившимися на софе при свете свечи, в галерее не было.

Так. Это уже точно ни в какие ворота.

Понятное дело, у многих художников время от времени всплывают неизвестные ранее работы. Ван Гог, Сислей, наброски Да Винчи... Такие случаи редки и случаются раз в пару десятков лет, а иногда и еще реже.

Кажется, теперь очередь дошла и до Сандро Боттичелли.

На кой черт он приехал на целый месяц?..

Захлопнув крышку ноутбука, Артем вытащил из кресла смятую футболку, кое-как разгладил, быстро надел и вышел из комнаты. Мозг требовал заряд кофеина, а желудок – горячий завтрак.

В кухне уже что-то шкворчало. Толкнув дверь, Мейсхер ввалился в комнату, запнувшись о порожек, и колдовавший у плиты Лука смерил его недовольным взглядом.

- Как было тихо, пока ты спал!

- Ну прости, – огрызнулся Артем, с грохотом отодвинул стул и сел, глядя на плиту голодными глазами. Лука фыркнул.

- Там вон еще порожек есть и колонна, можешь еще погреметь, а то не все проснулись.

- Лука, я с утра особенно злой, тем более до завтрака.

- А то я этого как будто не знаю! Забыл, кто с тобой соседствовал четыре года?

Перевернув колбаски, мужчина быстро посыпал их чем-то сверху, подхватил круглую миску и вылил ее содержимое на соседнюю сковороду. По воздуху поплыл аромат жаренных яиц.

- А ты чего расселся? – вдруг спросил Лука. Артем захлопал глазами. – Давай, подъем, открывай холодильник, мой овощи и делай панцанеллу.

- Я не умею.

- Ничего, с овощами справится даже такой, как ты.

- И что, интересно, это должно значить? – проворчал Артем и, так и не дождавшись ответа на свой вопрос, полез в холодильник.

К тому моменту, как Лука закончил с омлетом, он успел лишь нарезать пару помидоров, и итальянец со страдальческим выражением лица отправил его обратно за стол, взялся за нож и быстро покромсал оставшиеся овощи. Артем как раз сосредоточенно раскладывал по тарелкам омлет.

- Так, а теперь рассказывай, что с тобой происходит? – неожиданно проговорил Лука, усаживаясь напротив друга и наливая себе кофе. Мейсхер с трудом сглотнул здоровый кусок.

- В каком смысле?

- В самом прямом. Ты сам на себя не похож последние дни. Приехал, был такой веселый, а сейчас прям тень ходячая.

- Сплю плохо, – почти не покривил душой Артем. – Чертовщина всякая снится, под влиянием вашей истории. То я на банкетах, то еще где. Не удивлюсь, если сегодня во сне увижу рыцарский турнир.

- Это нормально. Ты слишком... рационалист, – подобрал слово Лука. – Тебе во всем надо видеть свою логику, чтобы все было четко по полочкам и строго по алфавиту, а так в жизни не бывает. В работе – пожалуйста, твои немецкие корни только рады будут такому порядку, но вот в остальное время... Надо проще смотреть на вещи.

- Даже если что-то кажется совсем из ряда вон?

- Даже тогда. Кто его знает, вдруг все правда? – он лукаво улыбнулся. – А ты сейчас про что? Уж не про Витторию ли?

- Это ты на что намекаешь? – уткнулся в тарелку Артем. Друг подозрительно хмыкнул.

- Да я прямо говорю. Колись, влюбился?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Я уезжаю через три недели!

- Так ведь только через три, – многозначительно выгнул бровь Лука. – Ой, ладно, можешь не говорить. Только дурак не заметит, как ты на нее смотришь.

Отложив вилку, Артем отодвинул от себя пустую посуду и сделал глоток кофе, насмешливо глядя на ухмыляющегося друга. Лука выглядел таким довольным, словно только от него зависело личное благополучие Мейсхера – эдакая итальянская фея-крестная.

Нет, фей. Лука Сальвиани, итальянский повар и фей-крестный. Звонить по телефону...

- И как же я на нее смотрю?

- Как кот на сметану: еще чуть-чуть, и усы запачкаешь. А вообще действуй, а? Она прекрасная девушка.

- Удивительная, – согласился Артем. – Ладно, не учи меня, сам как-нибудь разберусь. Лучше скажи, ты когда в Германии первый раз оказался, не было ощущения, что ты там уже был?

- А ты не помнишь, как я в Берлине постоянно терялся? – хохотнул Лука. – Какое там ощущение, тут бы на только что пройденную улицу правильно выйти!

- Вот, а у меня впечатление, словно я во Флоренции уже сто раз бывал. Даже ориентируюсь без карты.

- А ты еще ворчал, когда я тебе что-то о городе рассказывал! Скажи спасибо моим рассказам, не то потерялся бы в первый же день.

- Ну да, наверно...

- Так все-таки, что произошло? Только давай без этих твоих отговорок про сон и прочее.

Артем медлил с ответом, и Лука прищурился сильнее.

Он слишком хорошо знал своего русского друга. Когда у него не ладилось на работе, он возмущался. Когда не складывалось в личной жизни, тихо изливал душу за рюмкой коньяка. А если выигрывал крупное дело или добивался чего-то, праздновал весело и шумно.

Но вот таким неприкаянным он не видел Артема очень давно. В прошлый раз все навалилось сразу: проблемы с учебой, ссора с отцом, разрыв с девушкой. Должно было произойти что-то серьезное, если сейчас друг так себя вел.

Но вместо ответа Артем вдруг улыбнулся.

- Просто странности преследуют. Вроде и места знакомые, и иногда такие факты вспоминаются, что Вита удивляется, откуда я вообще могу такое знать. А я и сам толком не помню. Ну и сны к тому же. Как-то все в одну кучу свалилось, вот и не понимаю немного.