– Но не жаль ли тебе пакеха? – Голос вождя вдруг зазвучал настороженно. – Они умрут, и ты знаешь это, не так ли?

– Да? Так решили? – Кэт притворилась удивленной, но лгать она не умела. – Что ж, они… они заслужили это. Этот Уэйкфилд плохой командир, а уж офицер… Они…

– Стало быть, ты не считаешь себя пакеха, Кэт? – спросил вождь.

Кэт вздрогнула. Ее никогда не называли этим именем, которое она взяла себе после прибытия в деревню маори. Те Ронга всегда звала ее только Поти.

– Я чувствую себя как дочь Те Ронги! – твердым голосом заявила она, и это была правда. – Это значит, что я чувствую себя как человек. Тангата, понимаешь?

Она произнесла это слово с кратким «а» после первой «т». Так называли всех людей в мире. Слово с долгим «а» относилось только к членам племени.

Вождь внимательно смотрел на нее.

– Что ж, по крайней мере, ты выучила наш язык, – произнес он, а затем махнул рукой в сторону пленников за оградой. – Завтра ты объявишь им приговор. Докажи нам, что ты тāнгата, часть нгати тоа.


Кристофер оставил деревню позади, но далеко не ушел и при этом не мог объяснить самому себе причину задержки. Он ведь должен хотеть лишь одного: как можно скорее спасти свою шкуру, быть может, даже привести помощь для остальных. Особенно его беспокоило последнее. Если он сейчас бросится в Нельсон и расскажет о приговоре, брат капитана Уэйкфилда немедленно отправит людей освобождать пленников. Возможно, это снова будет разношерстная компания, которую маори одолеют играючи. Появятся новые жертвы, и эти стычки в конечном итоге окончательно перерастут в войну. И в конце концов вести ее будут настоящие солдаты из оклендского гарнизона. Против них у деревни Те Раупарахи нет никаких шансов. А Кэт… Крис вспомнил рассказы о побоищах и резне, случавшихся в самых разных колониях. Если дело примет скверный оборот, ни поселенцы, ни туземцы не остановятся перед убийством женщин и детей.

Нет, прежде чем эта лавина сойдет с гор, он должен разобраться в ситуации. Если маори отложат казнь, он отправится в Нельсон и все там расскажет. В конце концов, собственный народ ему ближе, чем чужая девушка. Но если англичан убьют прежде, чем он успеет добраться до поселения, то спешить ни к чему. Он посоветуется с Таккеттом, тот попытается утихомирить переселенцев из Нельсона и в итоге начнет новые переговоры с губернатором Окленда.

Крис спрятался неподалеку от деревни – это оказалось несложно, в детстве он много времени провел с детьми маори и научился маскироваться, а также находить съедобные ягоды и корни. Он провел остаток ночи у реки, немного подкрепившись за это время. Чтобы отвлечься, он думал о ферме в Кентербери, на которую так надеялся. И когда он наконец уснул, у дочери Джона Николаса Бейта, которая должна была помочь ему в достижении цели, были черты лица светловолосой маори.

Глава 5

Кэт могла бы сказать Крису, что такой человек, как Те Раупараха, не меняет своих решений и редко откладывает их осуществление. Вождь племени не собирался передавать Те Рангихаэате право привести приговор в исполнение, не собирался он и заставлять юную тохунга зачитывать его преступникам. Вместо этого он рано утром явился к пленникам, кутаясь в роскошный плащ вождя, сотканный из перьев киви, со всеми своими регалиями. Не вдаваясь в подробности, он собрал воинов маори и с таким эскортом отвел протестующего Уэйкфилда и его людей на поляну у реки, расположенную немного в стороне от причала и деревни.

За ним последовали женщины и дети, в том числе и Кэт, которая боялась, что ее вот-вот попросят переводить слова вождей. Что ж, арики хотя бы не отправил ее одну к этим мужчинам…

Расставив своих воинов вокруг растерянных англичан, которые не знали, то ли им отчаиваться, то ли надеяться на что-то, Те Раупараха подошел к Уэйкфилду и Томпсону. К этому моменту офицер снова пришел в себя. Он едва держался на ногах с перекошенным от боли лицом, опираясь на одного из своих спутников, его форма на плече пропиталась кровью.

– Ему нужен врач! – заявил капитан Уэйкфилд. – Вы можете доказать свою добрую волю, отпустив его первым.

Но вождь не обратил на него внимания.

– Где человек, который говорит на нашем языке? – спросил он, разглядывая пленников.

Сердце Кэт забилось чаще. Этого она не ожидала. Воины, охранявшие загон, судя по всему, тоже – но один из них вышел вперед и пристыженно склонил голову.

– Один сбежал, арики, – признался он. – Должно быть, у него был нож. Мы нашли перерезанную веревку…

– Что он сделал?

Те Раупараха нахмурился, но не потерял присутствия духа. В конце концов, в этом нет ничего неожиданного. Настоящий мужчина всегда будет пытаться спастись. Вождь сам неоднократно убегал от своих врагов.

– Разве вы не обыскали пленников и не отняли у них оружие?

Часовой опять виновато понурился.

– Должно быть, мы не заметили нож, – ответил он, но, судя по его голосу, он в это до конца не верил.

Стальные ножи ценились среди маори, каждому воину хотелось заполучить себе такой. Поэтому, когда Уэйкфилда и его людей взяли в плен, их неоднократно обыскали, оба стража проверили все, прежде чем запереть мужчин в загоне.

– Он не бежал, его освободили! – Те Рангихаэата, стоявший за спиной вождя, вышел вперед. – Я обвиняю Поти, живущую среди нас пакеха. Вчера я видел, как она шла от загона, и, когда я заговорил с ней, она испугалась. Кроме того, она вела странные речи… Я уверен, что это сделала она…

Те Раупараха попытался отыскать ее взглядом поверх голов своих воинов, но он был невысокого роста и не видел Кэт в толпе женщин и детей. Казалось, на миг он задумался, не вызвать ли ее сюда, но затем отказался от этой идеи.

– Об этом мы поговорим позже, – только и сказал он.

Затем он подошел к капитану Уэйкфилду и поднял топор из зеленого камня с украшенной резьбой рукоятью – одну из регалий вождя, одно из сокровищ племени. Он коснулся топором предводителя пакеха и пронзительно вскрикнул. После этого его воинов уже нельзя было удержать. Пятьдесят воинов маори, вооруженных копьями, дубинками и ножами, с криками набросились на пленников. Эта резня, на которую Крис с ужасом взирал из зарослей папоротника на краю поляны, продолжалась всего несколько минут. Мужчины умерли очень быстро, но воинам этого показалось недостаточно, они вымещали на безжизненных телах всю накопившуюся ярость.

– Рубите их на куски! – подбадривал маори Те Рангихаэата. Он пустился в пляс на окровавленной поляне, опьяненный ненавистью.

Наконец Те Раупараха положил конец происходящему.

– Достаточно! – крикнул он. – Не стоит уродовать их до неузнаваемости, иначе нас обвинят в том, что мы ели их плоть. А они этого поистине недостойны. – Он плюнул на труп Томпсона.

– Хаинга…

На зов вождя вперед вышла одна из старейшин племени. Она молча подняла голову Уэйкфилда, отделенную от тела ударом одного из воинов, и положила под нее кусок хлеба.

Кэт знала значение этого жеста: настоящий вождь не должен соприкасаться ни с чем тривиальным, повседневным. Укладывая голову Уэйкфилда на кусок хлеба, женщина выражала свое презрение к нему. Этот человек называл себя капитаном, но не справился с ролью командира и облеченного властью человека.

– Теперь мужчины могут очиститься, – Те Раупараха показал на реку. – Ты тоже, Те Рангихаэата. После этого мы соберемся на деревенской площади. Поти… – Девушка опустила голову – для вождя это уже было признанием вины. – Ты будешь отвечать перед племенем.


Те Рангихаэата повторил свои обвинения сразу после того, как Те Раупараха велел Кэт встать в центре деревенской площади.

Вождь прервал его излияния и обратился непосредственно к девушке:

– Ты освободила тохунга из пакеха?

Кэт решила, что не позволит запугать себя. Она подняла голову и посмотрела Те Раупарахе прямо в глаза.

– Да, арики. Но я поступила так не потому, что я… это не имеет никакого отношения к цвету моей кожи или к тому, что мои предки прибыли на Аотеароа на другом каноэ, нежели нгати тоа. Дело в том, что я слышала голос своей матери. Меня вел дух Те Ронги.

Некоторые из собравшихся здесь членов племени удивленно вскрикнули, но остальные только рассмеялись.

– Ты ведь не веришь в наших духов!

Это обвинение прозвучало резко и неожиданно. Кэт перевела изумленный взгляд на ту, кто его произнес. Прежде она считала Хаки подругой.

– Я видела, как она собирала цветы ронгоа, не обратившись к духам растения с положенной речью.

– И она ела рядом с Те Вайроропупу, хотя это тапу… – подала голос другая девушка.

– Я… я не знала, что это тапу, – ответила Кэт. – Я…

– Ты очень многого не знаешь! – с ненавистью в голосе выкрикнула женщина постарше. – Ты называешь себя дочерью нгати тоа, но ты не наша.

Кэт, не веря своим глазам, смотрела на жителей деревни. Еще вчера она считала их своей семьей, все женщины были ее матерями, а девушки – сестрами и подругами. Теперь она читала на лицах только презрение и ненависть.

– Те Ронга называла меня дочерью! – в отчаянии выкрикнула Кэт. – Она приняла меня…

– И что она за это получила? – спросила одна из старейшин, словно это Кэт выстрелила в Те Ронгу из ружья. – Те Ронга мертва, а ты приняла сторону ее убийц!

– Но ведь это не так! – Кэт не понимала, что происходит. У нее, и без того ошеломленной последними событиями, окончательно выбили почву из-под ног. – Я просто… просто поступила так, как поступила бы она… Те Ронга не стала бы убивать пакеха тохунга…

– Те Ронга была одной из нас и поступила бы так, как решил совет!

Снова прозвучал голос старейшины, и Кэт с ужасом увидела, что вокруг нее сжимается кольцо разъяренных жителей деревни. Впрочем, не все они выглядели враждебно, многие не испытывали ничего, кроме безразличия. Но сочувствие она заметила лишь в глазах Те Пуахи, который держал руку на висевшей на поясе дубинке. Может быть, он приготовился защищать ее? Как бы там ни было, его поддержка позволила ей заговорить снова: