— Тебе, правда, нельзя за руль… — произнесла Дина.

— Я знаю, — поморщился он и открыл багажник. Вытащив спортивную сумку, перекинул ее через плечо. — Пойдем.

— Ты не хочешь позвонить отцу? Возьми мой телефон, — предложила Дина, пока они шли к воротам.

— Зачем специально открывать банку со скорпионами и совать туда руку? — скептически заметил Тимур. — Лучше дождаться, когда они сами перегрызут друг друга.

— О… — Дина поежилась от его слов.

— Ты же не думаешь, что я опасен для тебя? — Тимур вдруг резко остановился.

— Нет, конечно, нет!

— Если ты хоть раз усомнишься во мне, то…

— То, что? — Дина прищурилась и посмотрела на него снизу вверх.

Ардашев нахмурил правую бровь:

— Не знаю, почему сейчас говорю тебе это, но, — он погрозил указательным пальцем, — если ты усомнишься во мне, то я притащу в дом восемь кошек. И тогда у тебя просто не будет времени на разные глупости.

Мигнули фары, короткий звук клаксона заставил их обернуться. Катя стояла у открытых дверей автомобиля и глупо улыбалась.

— Вы похожи на двух сумасшедших, сбежавших из психушки! Садитесь, я вас подвезу!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дина в сомнении качнула головой. Тимуру следовало лечь как можно скорее в постель, и предложение Кати было как нельзя кстати, но…

Их взгляды с подругой пересеклись. Улыбка еще держалась на Катиных губах, но глаза не могли скрыть зависти и злости. Ее недавние слезы раскаяния давно высохли, не оставив даже следов туши. Какого черта она ждала здесь Дину?! Для того, чтобы и дальше изображать мать Терезу, умудренную житейским опытом? Неужели важнее всего было только выбить правдами и неправдами согласие содействовать махинациям своих так называемых друзей и покровителей?

Понимание чего-то безвозвратно ушедшего, словно смытого штормовой волной и развеянного ветром, вновь возникло перед Диной с неотвратимой уверенностью в правильности принимаемого решения.

Она взглянула на Тимура, чтобы увидеть его реакцию. Парень подтянул сумку, удобно пристраивая ее на плече.

— Я бы предпочел пройтись. — просто сказал он.

И Дина помахала Кате, стараясь добавить голосу беззаботности:

— Спасибо! Мы сами! — она не стала дожидаться ответа подруги, а просто взяла Тимура под локоть. — Если хочешь, я вызову такси. Правда, придется, подождать.

— Не говори ерунды, — он прижал ее кисть к ребрам, и Дина почувствовала сквозь ткань пижамы тепло его кожи.

Когда она опустила глаза, до нее дошло, что Тимур стоит босиком.

— Черт! Ты почему молчишь?! Где тапки?! О боги… — она хлопнула себя по лбу.

— Кстати, да… — сумка тут же оказалась на асфальте. — Раз уж мы и так выглядим, как сумасшедшие, то нам и терять нечего. — Тимур расстегнул молнию и достал пару кед.

— Приехал сюда сразу после тренировки? — не сдержалась Дина. Щеки опалило от воспоминаний, внутри стало так горячо, что она откинула волосы и облизала моментально пересохшие губы.

— Да, ты угадала! — кивнул Тимур, завязывая шнурки. — Переодеваться не буду, по фиг! — его немного качнуло в сторону. Обхватив Дину за ноги, он прижался головой к ее бедру.

Дина погладила темные взъерошенные вихры, торчащие из-под повязки.

— Все, я готов! — Тимур поднялся. — Руководи парадом!

— А ты, — она огляделась, — ты не помнишь, куда нам надо идти? — и тут же рассмеялась. — Я шучу! Не обращай внимания. Откуда ты можешь знать. Мы пойдем ко мне, если ты не против. Познакомлю тебя с мамой… — Дина запнулась. — Только позвоню ей, ладно?

— С мамой, да, — Тимур пригладил волосы. — Думаешь, уже пора? — Заметив распахнутые в испуге глаза Дины, спешно продолжил, — Я только за, если что! Подумаешь, ночь, правда? С некоторых пор я, кажется, предпочитаю ночь любому другому времени суток.

— Я тоже, — нервно подтвердила Дина.

Набрав номер, она отошла на пару шагов и приложила трубку к уху:

— Таня, это я. Не спишь? Да-да, я знаю! Спасибо тебе! А мама? Мы скоро придем. Вместе. Не спрашивай. И еще… не надо ничего говорить о… ну ты понимаешь… Да, спасибо тебе! — Обернувшись к Тимуру, улыбнулась, — Нас ждут.

— Круто! Пошли! Заодно покажешь город. Где твой дом? У тебя большая семья? Там что? Парк? Значит, ты в больнице работаешь? Мне кажется, я знаю тебя всю жизнь, но в то же время, не знаю о тебе ничего. Но это ерунда! Ты мне все расскажешь по дороге. А потом я, если захочешь. Кстати, а как ты к музыке относишься?

Дина не успевала не то, что ответить, а даже сформулировать ответ в голове, с такой скоростью Тимур сыпал словами. Она шла рядом, наслаждаясь его голосом и тем, как он время от времени пожимал ее ладонь. Дина тоже сжимала пальцы, словно заранее соглашаясь со всем, что он скажет.

— Музыку я люблю! А сегодня вообще слушаю только эту, — она достала из кармана плеер и протянула один из наушников Тимуру. — Узнаешь?

Он воткнул его в ухо. Глаза вспыхнули от удовольствия. Тимур даже пропел пару фраз, но тут же задал новый вопрос:

— Ты в Москве когда последний раз была?

— Я не была там ни разу, — тихо сказала Дина. Ей было не по себе от того, что эта ситуация повторялась. Но в то же время, находясь в этом мистическом дежавю, она будто заново переживала каждое мгновение, наперед зная о том, что все сложится самым наилучшим образом. И это знание ей очень-очень нравилось. — Когда я еще в школе училась, наш ансамбль на конкурс поехал. Только я заболела ангиной… Так расстроилась, ты не представляешь! Очень хотела увидеть Красную площадь…

— И мавзолей, наверное? — хитро приподнял бровь Тимур.

— Э… ну…

— Любишь историю про хрустальный гроб?

— Я как-то про гробы и тому подобное не очень, да… А теперь уж вообще побаиваюсь…

— Ну слава Богу! — картинно вознес руки Тимур. — Честно говоря, ты такая расстроенная была там, в больнице, что я, грешным делом, подумал, будто уже умер… Еще сны эти дурацкие… — он вдруг задумался. — Давай, не будем говорить обо всяком таком? О смерти и прочем…

— Давай! — легко согласилась Дина. — Но на Красную площадь надо бы сходить.

— Толпа народу, а остальное так же, как на картинках. В Москве есть и другие удивительные места. Я тебе все обязательно покажу, когда мы уедем.

— Уедем? — напряглась Дина.

— Ну да, ты же уедешь со мной? — снова пристальный взгляд карих глаз.

— У меня экзамены еще…

— Это святое! Как только сдашь, сразу же рванем!

— Рванем…

Тимур резко остановился на полпути и развернул Дину лицом:

— Все нормально?

Она с трудом перевела дыхание:

— Это так неожиданно. Мы так мало вместе. Не знаю, как быть…

— Просто быть, — пожал он плечами. — Просто быть собой. Рядом со мной. Всегда.

— Так бывает только в сказках.

Тимур закатил глаза:

— Ох уж эти сказочки, ох уж эти сказочники! Но знаешь, — он склонился так близко, что его губы оказались в миллиметре от ее губ, — скажу по секрету — я и сам в них поверил!

Эпилог


Яков Соломонович Лейбман болезненно поморщился и погладил выдающийся живот через светлый льняной пиджак. Пока была жива Лидия, его жена, Якову казалось, что он останется бодрым и подтянутым до самых последних дней. Лидуши нет всего год, и его уже растащило, размазало, набило камнями и тяжелыми мыслями.

— Яков Соломонович, ждем, ждем! Какое счастье! Какая честь! — профессор Грошевский, долговязый и худой, в белом халате и широкой улыбкой во весь рот, кинулся навстречу Лейбману. — Спасибо, что нашли время в вашем плотном графике! Студенты и преподаватели, весь институт, руководство, все здесь! Как долетели? К этой лекции специально отпечатали вашу последнюю статью о методах Юнга в современной психиатрической практике. Разлетелась, как горячие пирожки! Уж не обессудьте, придется вам раздавать автографы, словно звезде экрана!

— Лев Борисович, — грассируя ответил Яков, — нам ли с вами не знать, подноготную всей этой, простите, прослойки общества.

Они понимающе переглянулись и направились к дверям аудитории.

Самолет из Тель-Авива прилетел очень рано. Академик Лейбман чувствовал себя разбитым, но уснуть так и не смог. Лежал, ворочаясь и вздыхая, разглядывая освещенные купола на фоне серого московского неба сквозь окно отеля. Все эти перелеты и поездки давались с огромным трудом, отнимали силы, но Лейбман никак не мог остановиться. Вот и сын постоянно звал его провести время с внуками. Мальчишки так выросли, что по видеосвязи Лейбман не сразу узнал их. Трое голенастых, кучерявых и загорелых дочерна журавля-погодка. Это Лидуша вечно носилась между всеми ними, помогала, когда невестка отходила от родов, и когда они с сыном начинали свой бизнес. Русская жена, против которой семья Лейбмана была категорически против сорок пять лет назад. Но он настоял, защитил, и оказался прав. Кем бы он стал без нее? И родители его в итоге умерли от глубокой старости на ее заботливых руках, пока он ездил по миру и добивался ученых степеней…

Привычно проверив ручку в верхнем кармане пиджака, Яков Соломонович немного успокоился. Простенький «паркер» Лидуша подарила ему после защиты первой диссертации, и он не расставался с ним уже никогда. И все же его крутило что-то непонятное. Он даже пару раз задал мысленно вопрос Лидуше, как делал это постоянно. Глупо, конечно. Лейбман полвека занимался психиатрией и понимал, что все эти игры с подсознанием ничто иное, как гиперчувствительность и раскол внутри самой личности. Но признавал, что после ухода Лидуши его Я-концепция далека от совершенства.

Как же не хватает ее, этих постоянных присказок и шуток, которые Лейбману поначалу были совершенно непонятны. Он и сейчас помнил лишь немногое. Только малую часть… Особенно было больно от того, что он не запомнил ее последнюю фразу в клинике. Она шутила, крутила в руках его «паркер» и вспоминала о том, как долго копила на него, подрабатывая сиделкой. Затем прошептала что-то про живот, и он тут же вызвал врачей и медперсонал. Надо было раньше заставить ее обследоваться. Не разрешать мотаться из одного региона в другой, чтобы быть полезной всем. Надо было остановиться, заняться собой…